Сергей Голицын - За березовыми книгами Страница 32

— Ребята, рюкзаки туда, на безопасное место! — приказал Николай Викторович. — Будем тушить пожар! Слушать мою команду!

Вещи бросили на дальней опушке поляны и двинулись в наступление на дым и огонь.

— Становитесь цепью, не давайте пламени перекинуться через дорогу! — командовал Николай Викторович.

«Мечей» было у нас всего шесть — четыре топорика и две саперные лопатки. Оружием завладели самые сильные мальчики и Николай Викторович. Они топориками рубили маленькие деревца, которым грозил огонь, а лопатками засыпали горевшую траву и пни песком. Девочки хотели топтать пламя ногами, но боялись обжечься.

Кто-то догадался ломать березовые ветки, вязать веники и бить ими по пламени. Дело пошло на лад: то мы лишь оборонялись от наступавших полчищ, теперь сами перешли в наступление, сбивая огонь. Правда, веники загорались. Их приходилось то и дело заменять новыми.

От дыма слезились глаза, першило в горле. Появились первые раненые. У Гриши загорелся чубчик, и он обжег себе лоб; Вова в пылу битвы не заметил, как раскаленный уголь упал ему на штанину и прожег ее. Нога покраснела от ожога, но мы были бессильны — пузырек с мазью Вишневского покоился на дне болота.

Искры, горящие листья, горящие клочья мха летали поверху.

— Берегите глаза! — кричал я.

Доблестные чудо-богатыри уже отвоевали большой участок. А главный наш богатырь — могучий Николай Викторович — ринулся с топором в руках в самую жаркую сечу и ну крушить загоревшиеся ветки высокой осины.

— Заходите с этой стороны! — кричал он.

И вновь наши войска с лопатами, топорами и вениками устремлялись навстречу огню.

Только сейчас я заметил нескольких ребят, стоявших на коленях над Ленечкой, распростертым на траве. Таня осторожно засучивала обгорелые остатки Ленечкиной шароварины, Галя расшнуровывала его почерневшую кеду и снимала носок. Я подбежал к пострадавшему и наклонился над ним. Под кедой ступня только сильно покраснела, но выше щиколотки нога вздулась большими, неправильной формы пузырями.

— Кто видел, как это случилось? — коротко спросил Николай Викторович.

Девочки, прерывая друг друга, рассказали: Галя и Таня тушили горевшую траву вениками и не видели, что Миша рубил сзади них пылавшую елочку; охваченное пламенем деревцо начало падать прямо на них. Вдруг Леня выскочил откуда-то сбоку и с силой толкнул обеих девочек — те отлетели в сторону. Елка упала, не задев никого, а он сам впопыхах не заметил горевшего трухлявого пня и всей ногой провалился внутрь, прямо в золу и красные угли…

— Ого-го-го! Да тут работа вовсю!

Сзади нас стоял рослый краснолицый бородатый мужчина в высоких сапогах, в фуражке с зеленым околышем, с эмблемой — два сложенных крест-накрест дубовых листка.

Скоро пламя везде погасили; последние дымки мальчики засыпали песком.

На краю горелого места лесник показал старую, расщепленную и обугленную сосну — куда попала молния; отсюда и начался пожар. Вчера вечером в этой стороне была сильная гроза.

Лесник улыбнулся широкой, доброй улыбкой, оглядел нас, и тотчас же улыбка слетела с его губ — он увидел Ленечку и подошел к нему.

А я все стоял над пострадавшим, вспоминая различные способы лечения ожогов. Ни одного бинта, ни клочка ваты, никаких нужных медикаментов у нас не осталось — все погибло в том проклятом болоте.

— Знаете, как лечили во время Отечественной войны обожженных танкистов? — сказал лесник.

Я вспомнил об «открытом способе» лечения: на обожженное место не накладывают повязок, не вскрывают на нем пузырей, ничем не касаются ран, а сажают совершенно голого человека в большой стеклянный ящик — так называемый «бокс». Конечно, сейчас о стеклянном ящике не может быть и речи, но обожжена-то у Ленечки была одна нога, а не четверть туловища.

Мы должны нести Ленечку так осторожно, чтобы ничто не касалось его начинавшей пухнуть ноги и вздутых пузырей. Миша пожертвовал свое одеяло. Он знал: от мамы ему здорово влетит, но до Москвы и до мамы было далеко. Он сам по четырем углам одеяла прорезал дырки, через которые просунули две сосновые палки.

Ленечку осторожно положили на эти самодельные носилки. Бедный мальчик, сильно побледневший, лежал молча и только кротко и безучастно глядел на облака. Ни одним звуком он не выдал своих страданий.

— Хорошо тебе? — спросил я его.

— Хорошо, — прошептал он.

Мы узнали от лесника, что до ближайшей больницы, до села Курбы восемнадцать километров.

— Давайте лучше ко мне — моя сторожка недалеко. Правда, тесновато будет, — предложил лесник. — А завтра пойдемте в сельсовет, позвоним в лесхоз. Машину достанем. Знаете, как вас будут благодарить! А кабы я только сейчас пожар заметил да пока собрал деревенских, не раньше вечера потушили бы. Сколько бы леса выгорело!

— Сегодня надо идти добывать машину, — настаивал я. — Мальчик сегодня должен быть доставлен в больницу.

— Сегодня так сегодня, — ответил лесник.

Четыре мальчика взялись за носилки, мы надели рюкзаки и пошли. Сзади носилок шел Гриша. Танечка дала ему зеркальце, он шел, склоняя голову то на правое плечо, то на левое, стараясь разглядеть погубленный чубчик.

Между тем погода начала портиться: серая пелена заслонила солнце, заметно похолодало, подул ветер, осинки тревожно зашептались.

— Надо поторапливаться, вот-вот дождик пойдет, — сказал лесник.

Он и Николай Викторович взялись за концы носилок и понесли Леню ускоренным шагом. За ними двинулась вся цепочка.

Понурый и мрачный, Миша ковылял сзади всех со своим бараньим рогом на ремешке. Миша понимал, что Ленечка пострадал из-за его оплошности, но никто не сказал ему ни слова упрека.

Ни командир отряда щеголеватый Гриша, ни чересчур порывистый Миша, ни малоподвижный Вова, ни самоуверенный, грубоватый Вася и никто другой, а именно Ленечка — наш кроткий, бестолковый Ленечка! — не растерялся и совершил подвиг. Притом он не просто показал чудеса храбрости, а пострадал, спасая девочек.

Вася было пробормотал, что Ленечка их спас нечаянно, точнее — случайно, но на болтуна тотчас же цыкнули, и он замолчал.

Как бы то ни было, но Ленечка сделался героем.

И того самого никчемного Ленечку теперь не просто зауважали: на лицах мальчиков и девочек я увидел горячее сочувствие и самое самоотверженное желание как-то переложить на себя хоть часть его страданий.

Все шли молча, низко опустив голову. И, наверное, никто сейчас не думал о березовых книгах.

Глава девятнадцатая

«Воронечник» и пенициллин

Когда мы подходили к дому лесника, дождик, мелкий и частый, уже сеял вовсю.

Николай Викторович и лесник с ходу внесли носилки с Ленечкой в сенцы, из сенец — в комнату и положили их там прямо на громадный сундук. Ребята остались на крыльце.

Я огляделся.

В люльке надрывно плакал ребенок. Безукоризненно чистенькая комната с перегородкой, высокая кровать с непомятым покрывалом, большая, недавно побеленная русская печь, цветы в горшках и кадках, яркие плакаты на стенах, горка с посудой, бесчисленное количество разных деревянных мелких изделий: полочек, игрушек, рамочек — все говорило, что хозяева с большой любовью берегут и украшают свое скромное жилище. Но для больного Ленечки, а тем более для всей нашей горластой команды, я не увидел здесь места.

А дождь шел и шел не переставая. Все небо заволокло серой пеленой. Как видно, ненастье зарядило надолго.

Лесник нам сказал, что и в сухую погоду машина к его дому «едва доползает», а сейчас о машине нечего и думать.

— Хотите не хотите, — сказал лесник, — а придется вам у меня остаться.

Да, нести Ленечку в больницу на руках в дождь было невозможно. Но и оставаться здесь тоже было невозможно. Ленечку лихорадило, его губы посинели, нога страшно распухла и сделалась багровой, опухоль продвинулась к самому колену — начался воспалительный процесс. Танечка поставила бедняжке градусник.

Молодая худощавая женщина бесшумно появилась на пороге. Она недоуменно обвела глазами всех непрошеных гостей; две крохотные девочки испуганно прижались к ее коленям.

— Настасья, — обратился к ней лесник, — они нам пожар затушили, да один мальчик шибко обжегся.

— Давай светелку освобождай, а то куда же еще, — коротко сказала женщина.

В светелке было полным-полно, с моей точки зрения, ненужных вещей: верстак, доски, самодельный токарный станок по дереву; по стенам были развешаны всех сортов пилы; множество разнообразного инструмента для обработки дерева аккуратненько лежало на полочках; на окне красовались недавно выточенные прехорошенькие шахматные фигурки.

Видно, мы попали в царство хозяина. В свободные минуты он тут «священнодействовал» — вытачивал, выпиливал, вырезал, строгал. Заманчиво и пряно пахло деревом, свежей краской, стружками, смолой.