Сборник - Новейшая хрестоматия по литературе. 7 класс Страница 4

Когда приблизилась их кончина, они молили бога, чтобы в один час переселиться в лучший мир. И завещали, чтобы похоронили их в одной большой каменной гробнице с перегородкой посредине. В одно время облачились они в иноческие одежды и приняли монашество. Князя Петра назвали в иночестве Давидом, а Февронию – Евфросинией.

Перед самой кончиной княгиня Феврония вышивала покров с ликами святых на престольную чашу для собора. Приняв иночество, князь Петр, названный теперь Давидом, послал сказать ей: «О сестра Евфросиния! Близка моя кончина, но жду тебя, чтобы вместе покинуть этот мир».

Она ответила: «Подожди, господин мой, сейчас дошью покров для святой церкви».

И во второй раз прислал князь сказать: «Недолго могу ждать тебя!»

И в третий раз послал: «Отхожу из этого мира, не могу больше ждать!»

Княгиня-инокиня в это время вышивала последний покров, уже вышила лик святого и руку, а одежды его еще не вышила и, услышав зов супруга своего, воткнула иглу, замотала вокруг нее нитку и послала сказать князю Петру – в иночестве Давиду, – что и она готова.

В пятницу, 20 июня, отдали они оба душу богу.

После их кончины церковнослужители решили положить тело князя Петра в соборной церкви пречистой Богородицы в Муроме, а тело княгини Февронии – в загородном женском монастыре, в церкви Воздвижения животворящего креста, так как нельзя, дескать, мужа и жену положить в одном гробе, раз они стали иноками. Сделали для них отдельные гробницы и похоронили святого Петра в городском соборе, а святую Февронию в другой гробнице в загородной Воздвиженской церкви. А ту двойную каменную гробницу, что они велели сделать себе еще при жизни, оставили пустою в том же городском соборе.

Но на другой день утром увидели, что отдельные их гробницы пусты, а святые тела князя и княгини покоятся в той общей гробнице, которую они велели сделать для себя перед смертью. И те же неразумные люди, что пытались при жизни разлучить их, нарушили их покой после смерти: они снова перенесли святые тела в особые гробницы. И на третье утро увидели опять тела князя и княгини в общей гробнице. После этого больше уже не смели трогать их святые тела, и так и остались они в соборной церкви Рождества Пресвятой Богородицы, где сами велели себя похоронить.

Мощи их даровал бог городу Мурому во спасение: всякий, кто с верою приходит к гробнице с их мощами, получает исцеление.

Слово о полку Игореве[1]

Поход

Не начать ли нам, братья, повесть о трудной рати, печальном походе Игоря-свет Святославича? Слово наше по нынешним былям, по-своему скажем, не станем петь по преданьям, в подражанье Бояну.

А мудрый Боян, говорят, если песню затеет, то деревом песня его зеленеет, серого волка она обгоняет, сизым орлом в облака улетает. Многое помнил Боян. Пел он о старом седом Ярославе. О храбром Мстиславе, что князя касогов Редедю перед его же полками сразил в поединке на поле брани. Пел о прекрасном князе Романе. Пальцы его лебедями по струнам летали. Послушные струны в руках оживали и славу князьям рокотали.

Начнем.

Начнем свою повесть об Игоре-князе. Ум его ясен, а сердце отвагой горит. Он храброе войско с собою ведет. Он биться за Русскую землю идет на Дон, в Половецкое поле.

Но что это? Светлое солнце тьмою закрылось. Ясное утро ночью сменилось. И воины укрыты пологом мрака.

Не убоялся князь Игорь тревожного знака.

– Братья! Дружина! – сказал он. – Лучше нам в битве убитыми быть, чем под половцем поганым ходить. Так сядем на быстрых коней и к синему Дону поскачем скорей! Там, на краю Половецкого поля, стрелам и копьям нашим раздолье. Либо нам головы буйны сложить, либо шеломом из Дону испить.

О Боян, прежних дней соловей, как не хватает нам песни твоей! Деревом песня твоя вырастает. Серого волка она обгоняет. Сизым орлом в облака залетает. Старое время с новым свивает. Так бы, наверное, песня твоя начиналась:

То не буря в полях разгулялась,Галок несметная стая слеталасьК великому Дону.

А может, ты спел бы совсем по-иному:

Кони ржут за Сулою-рекой.В Нове-граде трубы протрубили.Киев славой громкою гремит.Стяги развиваются в Путивле…

А Игорь с тревогой глядит на дорогу – милого брата ждет на подмогу. Вот и Всеволод-князь подоспел. Могучий, как тур, и силен он и смел.

– Брат мой, – сказал он, – свет-светлый мой Игорь! Мы, Святославичи, гордое племя. Вступи в золотое узорное стремя. Ждет нас у Курска дружина моя. Куряне бывалые славные воины, громкой брани сыны – они под трубой боевой рождены, под шлемами вспоены, с конца копья вскормлены. Им все дороги отворены, сабли навострены. В поле рвутся не для забавы – себе ищут чести, а князю славы.

Игорь в стремя вступил золотое и выехал в чистое поле. Тьма наступила, путь заступила. Стонет, стенает гроза ночная, птиц пробуждая. Суслики свищут зловеще в ночи. Взвился на дерево Див. Кличет. И клич окаянный летит до незнаемых стран – до Волги, Посулья, Поморья, Сурожа, Корсуни и до тебя долетает, идол поганый, Тмутороканский болван!

И вот уже степью неведомой, дикою мчатся половцы к Дону великому. Скрип по степи раздается тележный, словно бы крик лебединый тревожный.

Игорь дружины к Дону ведет. Беда его ждет, поджидает. В дремучих дубравах птицы взлетают. В глубоких оврагах подстерегают волчьи голодные стаи. Клекот орлиный летит с высоты – зверье на добычу сзывает. Брешут лисицы из темных кустов на алые отблески русских щитов.

О Русская земля! Ты уже за холмом!

Первая битва

Долгая ночь постепенно редеет. Над полем заря сквозь туман пробивается, рдеет. Щёкот затих соловьиный, и пробудился галочий грай. Русичи поле из края в край щитами алыми перегородили.

Пришли они в поле не для забавы – себе ищут чести, а князю славы.

В пятницу рано, еще не светало, половцев русская рать потоптала. Откатились полки их назад. Стрелами русичи следом летят. Нет поганым пощады. Поле усеяно покрывалами их и плащами. Убегают они болотами, топями. В грязь дорогие наряды втоптаны. Оказалась добыча легка – девы красные, бархат, атласы, шелка. И стяг половецкий с конским хвостом на поле пустом остался. Он храброму князю достался.

Дремлют спокойно усталые русские воины. Далеко, в Половецкое поле заманила их злая доля. Не кречет их завлекал и не сокол, что летает высоко, а ты, черный ворон поганый, ворог наш окаянный!

Дремлют спокойно храбрые воины. Но вот уж бежит серым волком хан половецкий Гзак. Путь ему кажет к Дону Кончак.

Зори кровавые утро ведут. Черные тучи с моря идут. Солнце закрыли зловеще. Синие молнии в них трепещут. Быть великому грому! Идти дождю стрелами с великого Дону! И копью преломиться, и мечу притупиться тут, где дружины русские стали, на реке на Каяле.

О Русская земля! За холмами ты, далеко!

Кровавая сеча

Воют ветры, Стрибожьи внуки. Веют с моря. Сеют каленые стрелы. Земля загудела. В реках вода помутнела. Катят по полю клубы пыли. Стяги бьют на ветру, не унять. Половцы полем от Дона идут и от моря – с разных сторон обступили русскую рать. Поле криками дикими перегородили. А русичи храбро щиты к ним поворотили.

Ярый тур Всеволод! Битвы ты ищешь, стрелами прыщешь, мечом булатным о шлемы гремишь. Куда ни поскачешь, шлемом поблескивая, – там катятся головы половецкие. Где просвищет меч твой каленый – там шлем заморский лежит расщепленный. Ярый тур Всеволод! Раны тебе не страшны. Кровавая битва тебе заслонила и лик твоей Глебовны, милой жены, и отчий престол золотой, и город Чернигов родной!

От рассвета до вечера и с вечера снова до света каленые стрелы свистят, мечи о шлемы стучат, крепкие копья трещат – сече жестокой раздолье на Половецком поле. Черна земля копытами вспахана, костьми засеяна, кровью полита. В дальнем поле том всходы взошли горем для Русской земли!

Но слышу я, слышу звон отдаленный и гул. Игорь дружины свои повернул. Игорь на помощь брату спешит – земля под ногами коней дрожит.

Бились день и другой. А на третий, к полудню, когда день еще светел, Игоря стяги пали! Так разлучились братья на быстрой реке Каяле. А дружины русские храбрые на кровавом пиру алой кровью своей напоили гостей, да самим им вина не достало – полегли вдали от Русской земли.

Никнет от жалости в поле трава, и с тоскою склонились к земле дерева.

Горе Русской земли

Войско русское пало. Невеселое время настало. Побежала беда по земле, лебединым крылом синий Дон расплескала. А князья не с погаными бьются – меж собою дерутся. Раздоры в земле своей множат. Брату брат говорит: «Это мое и то мое тоже». Ослабела земля наша Русская, поднялся на ней стон. А половцы, волками рыская, крадутся со всех сторон.

О, далёко залетел ты, сокол, птиц побивая, – до чужого края, до моря! А вместо тебя прилетело к нам горе. Скорбью полнится наша земля. Божьей карой черные Карна и Жля проскакали по тропам-дорогам, смерть возвещая огненным рогом.