Софья Радзиевская - Круглый год Страница 4

Коротка весенняя охота на уток, но приманчива. На иных озёрах, заводях пальба напоминает чуть ли не артиллерийскую подготовку. Дробь летит в воздух, тонет в воде. В настоящее время уже серьёзно говорится об отравлении уток (крякв, чирков-свистунков) свинцом. Птицы глотают мелкие камешки, необходимые им для перетирания пищи в мускулистом отделе желудка, и вместе с камешками — дробинки, которыми щедро усыпано дно неглубоких водоёмов.

При отстреле селезней, которых приманивает на воду крик подсадной утки, в «руководствах» рекомендовалось привязывать утку так, чтобы течение сносило убитых селезней в одно место, где в конце охоты их удобно подобрать сразу.

Охотники стреляли и подбирали, стреляли и подбирали, пока, наконец, спохватились, что скоро и подбирать-то будет нечего.

В настоящее время изданы «Правила производства охоты на территории Татарской АССР». Правила эти устанавливаются Главохотой РСФСР, но ежегодно могут изменяться. Это зависит от условий зимовки и ещё от некоторых изменчивых факторов. Так, в 1982 году весенняя охота разрешалась на срок с 24 апреля по 3 мая, на вальдшнепов — только на вечерней тяге, на тетеревов — на утренних токах и на селезней — только с подсадными утками.

Много радости приносят весной аисты. Старый и малый ждут, беспокоятся, заранее ладят из старого колеса основу гнезда на своей ли крыше или на дереве-суховершинке. Аистов ждут! Белые красавцы несут на могучих крыльях весну, радость.

Ходят слухи, что в Татарии, в южной её части, кое-где их видели, а может быть…

Может быть всё. Ведь видели же в глухом лесу гнездо чёрного аиста. Он белому родственник, но нравом вовсе иной: дичится, от людей прячется. Многие надеются и с белой, приносящей счастье птицей познакомиться хотят. Аист зимует в южной Африке. Вот с этого и начнём наш весенний рассказ.

Зелёная змейка скользнула под пучком травы. Она гналась за лягушкой. Мелькнул длинный красный клюв, и змейка, подброшенная в воздух, ловко угодила в широко раскрытую глотку. Лягушка присела, оцепенев от страха, но и она взлетела в воздух и опустилась в ту же глотку. Красный клюв громко щёлкнул от удовольствия, и большая белая птица медленно зашагала по болоту к реке. Яркие жёлтые глаза её видели всё, что только годилось для еды. Но что это? Два глаза, выпуклые, жестокие, появились над водой у самого берега, хотя длинная уродливая голова, на которой они помещались, ещё была под водой.

Птица тотчас повернулась, и длинные красные ноги зашагали чуть быстрее. Уж лучше подальше от реки, так спокойнее, кто знает, не вздумалось ли африканскому крокодилу закусить птицей-красавицей? Аист, и правда, красив: белый как снег, а сложит крылья — как чёрным плащом накроется.

Выпуклые глаза медленно двинулись вниз по течению реки. Если бы и вся морда крокодила появилась над водой, по ней не прочтёшь — разочарован он или, может быть, подумал: не стоит связываться с этой долговязой, длиннющими ногами подавиться можно.

По болотистому лугу у реки аист не один шагал. Целая стайка аистов паслась тут же, но каждый словно сам по себе, других не замечает, птица-одиночка. По пути аист ничего не пропускал: то ящерицу, то жука или червяка подхватит. Удивительная страна Африка: еда со всех сторон словно сама в рот лезет, ешь — не хочу.

Но странно, сегодня точно и еда стала не такая вкусная, и солнце светит не по-прежнему… Аист шагал-шагал, остановился, как бы задумался, шагнул ещё и вдруг, расправив могучие крылья, разбежался и медленно отделился от земли. Выше, выше, чуткие крылья уже уловили восходящий ток нагретого воздуха, опёрлись на него. Теперь аист уже почти не шевелил крыльями, а они уверенно несли его всё дальше, на милую родину, к знакомому гнезду, где он с верной подругой каждое лето растил детей.

Аист не позвал с собой других аистов, не простился с ними, ведь аисты немые. И всё же в воздухе оказался не один. Должно быть, и другие аисты почувствовали то же, что и он, и теперь тёплые токи воздуха несли их всех вместе в одном направлении.

С каждым днём становится теплее. Ночью лужицы ещё льдом прихватывает, реки не тронулись, но с первыми солнечными лучами с крыш всё звонче капают и бьются хрустальные сосульки. На пригорках ширятся проталины, глубже вязнут ноги в мокром оседающем снегу, и говорливая вода-снежница уже бежит кое-где маленькими струйками-ручейками.

На земле под снегом зеленеют листочки брусники, черники. Это ещё не настоящие подснежники. Они лишь сохранились, притаились ещё с осени под уютным снежным покрывалом, ждут весеннего тепла, скромной, но уже плюсовой среднемесячной температуры. А пока дремлют — не растут.

А вот маленькими солнышками поднялись кое-где на оттаявших склонах навстречу солнцу первые немудрёные цветы мать-и-мачехи. Стебельки без листьев, яркие золотые цветочки пахнут мёдом, и кое-где жёлтенькая бабочка лимонница пригрелась, проснулась и над ними порхает: медовый аромат её зовёт. К вечеру она застынет навсегда. Стебельки мать-и-мачехи только кажутся голыми. Они шероховаты, на них крошечные чешуйки. Это и есть первые листочки. Цветку не терпелось повернуться головкой к солнцу. Накопленных с осени соков на это хватило. А когда цветок повянет, от корня пойдут настоящие большие зелёные листья. От них-то и пошло название цветка: нижняя сторона листьев в светлых волосках, тёплая, приятная, дотронешься — точно материнскую руку погладишь, а верхняя — холодная, гладкая, как мачеха неприветлива. Другие цветы-подснежники ещё наберутся силы в апреле: солнце ярче, день длиннее и проталин больше. Мать-и-мачеха в апреле чаще попадается. В марте она — редкость, встречается на особенно прогретых склонах, но тем радостнее эти редкие встречи.

Верба-бредина, по обочинам дорог, где солнца больше, уже сбросила со своих цветочных почек чешуйки-колпачки. И серебристые барашки на красных ветках точно звенят серебристыми голосами: весна! весна! Барашки ещё не цветут, тепла маловато. Сбросили за вербой-брединой колпачки и другие ивы. Тоже пока не цветут — готовятся.

Серая ольха уже сеет семена. Они созрели осенью, но только теперь раскрываются невидные её плоды и выпадают семена. Падают на землю и прошлогодние плоды липы. Длинный прицветный листочек, как парус, помогает им лететь подальше от родного дерева. Зацветут эти деревья позже — приготовят урожай будущего года.

А в птичьем царстве всё больше хлопот и волнений. Пока торопятся, летят наши птицы из далёких стран на родные гнёзда, другие птицы, зимние гости, от нас улетать собираются. На север! В тайгу и в тундру. Для их зимовки и Татария — южная страна. Сурова сибирская тайга. А наши леса приветливо встречают далёких гостей: рябина, шиповник, можжевельник — ешь не хочу. И что удивительно, почему у птиц холодного севера яркие цвета далёкого юга? Красногрудые чечётки так хороши на берёзах. Берёзовые семена их любимая еда. Осыпали ветки рябины красавцы снегири. На рябине им не мякоть ягод нужна — они семечки выклёвывают. Вот перелетели на ясень, увешанный метёлками плодов. Снегири в урожайный год ими особенно бывают сыты. Интересно наблюдать, как снегирь, не торопясь, кормится. Сорвёт плодик, ловко переберёт клювом, доберётся до самого семечка, а пустую оболочку бросит. От такого пиршества можно и не торопиться на север.

Хороша румяная грудка снегиря, серовато-малиновый щур не хуже, а красавица чечевица вся переливается красным — от яркой киноварной грудки до малиновой спинки. Правда, таким нарядом могут похвастаться только самцы. Их подруги более скромные — серенькие, желтоватые. Не так ярок, но привлекателен и пёстрый свиристель с розовым хохолком.

Все северяне собрались в обратный путь. Осенью они прилетели к нам с севера позднее, точно жаль было с родиной расставаться, как и нашим перелётникам с юга. Оно и спокойнее: к тому времени хищные птицы от нас уже на юг отправились, один ястреб-тетеревятник на зимовку остался. А теперь, весной, северяне улетят домой — успеют, пока наша хищная команда не вернулась. Правда, с северянами осенью из тундры тоже кое-кто небезобидный к нам пожаловал: красавица белая полярная сова. По росту и свирепости она почти нашему филину ровня. И её к нам из тундры голод гонит. Зимой её добыча — мыши и лемминги-пеструшки под такой глубокий снег ушли, что даже страшным совиным когтям не добраться. А у нас и снега меньше, и зайца словить можно.

Правда, и заяц не прост, знает, что по снегу за ним бежит его след-предатель. Чтобы по следу до него не добрались враги, надо его хорошенько запутать. Вот бедный косой, прежде чем лечь на отдых, и начнёт хитрить: побежит и назад по своему следу вернётся, в сторону прыгнет — раз и ещё раз… Неопытному охотнику в заячьих петлях не разобраться. А сова прекрасно разбирается. Случается, пешком по ним идёт, свирепые глаза горят жёлтым огнём. Зайцу, заглянувшему в эти глаза, редко удаётся спастись от кривых совиных когтей. Неслышно шагает мохнатыми лапами заячья смерть, безошибочно читает заячью судьбу. Дошла! Страшный охотник запустил когтистую лапу в спину зайца, другой лапой схватился за куст, за ветку, чтобы удержать обезумевшего от страха зверька. Конец! Но бывает, крупный заяц рванётся с такой силой, что лапа, вцепившаяся в спину, оторвётся и заяц уносит её на спине, а покалеченная сова погибает. Охотникам случалось убивать зайцев с заросшей на спине лапой полярной совы, а то и филина.