Сельма Лагерлёф - Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции Страница 47

Услыхав эти слова, Крюле в свой черед разгневался.

— Ползи туда откуда приполз, старик Беспомощный! Зубы мои наливаются ядом, но я, так и быть, пощажу тебя, поскольку ты мой сородич!

Но уж не тронулся с места, и они еще долго шипели, осыпая друг друга оскорблениями. Когда же Крюле до того рассвирепел, что даже и шипеть не мог, а лишь без конца высовывал язык, Беспомощный вдруг заговорил с гадюкой совсем иначе.

— Вообще-то я к тебе по другому делу, — сказал он, понизив голос до вкрадчивого шепота, — но, наверно, я так разозлил тебя, что ты не захочешь мне помочь?

— Отчего же, если ты не станешь просить меня о чем-то невозможном, я — к твоим услугам.

— Так вот, — продолжал Беспомощный, — в ельнике, поблизости от моего болотца, живет семейство бабочек-«монашенок», которые в конце лета начинают порхать по ночам.

— Знаю, о ком ты говоришь, — молвил Крюле, — так что же с ними приключилось?

— Это самый малочисленный народец в лесу среди насекомых, — сказал Беспомощный, — и самый безвредный: их гусеницы довольствуются одной лишь еловой хвоей.

— Да, знаю, — заметил Крюле.

— Боюсь, что этот народец вскоре вовсе истребят, — сказал уж. — Столько разных птиц склевывает весной их гусениц.

Крюле решил, что Беспомощный желает приберечь гусениц для себя, и дружелюбно ответил:

— Хочешь, я скажу совам, чтобы оставили этих еловых червяков в покое?

— Да, хорошо бы, если б ты это устроил, — попросил уж. — Ведь твое слово много значит в здешнем лесу!

— Может, мне и дроздам замолвить доброе словечко за этих пожирателей хвои? — спросил польщенный Крюле. — Я к твоим услугам, если, повторяю, ты не потребуешь от меня чего-то невозможного.

— Хорошо бы! Спасибо за обещание помочь в добром деле, — поблагодарил Беспомощный. — Я рад, что приполз сюда.

БАБОЧКИ-«МОНАШЕНКИ»

Прошло много лет. Карр сладко спал на крыльце. Лето только начиналось, стояла пора коротких ночей, и было совсем светло, хотя солнце еще не поднялось. Внезапно Карр проснулся оттого, что кто-то позвал его по имени. Ему показалось, что он узнал голос Серошкурого, приходившего повидаться с ним почти каждую ночь и поспешил на зов.

Не дожидаясь пса, лось помчался напролом сквозь дремучие еловые заросли. Карр напрягал все силы, чтобы не сбиться со следа.

— Карр, Карр! — послышалось снова в ночи. То был явно голос Серошкурого, хотя псу показалось, будто он звучал совсем иначе, чем прежде.

— Бегу, бегу! Где ты? — крикнул пес.

— Карр! Карр! Неужто ты не замечаешь, как опадает хвоя в лесу? — спросил Серошкурый.

И тут Карр увидел, что с елей, точно частый дождик, непрерывно сыплется хвоя.

— Да, вижу, — пролаял пес и ринулся в лесную чащу на голос лося. Он чуть было снова не потерял его след.

— Карр! Карр! — почти ревел Серошкурый. — Неужто ты не чуешь, как пахнет в лесу?

Остановившись, Карр принюхался. Только теперь он вдруг почувствовал, что ели испускают какой-то сильный запах, более крепкий, чем всегда.

— Да, чую, — откликнулся пес и снова устремился за Серошкурым.

Лось по-прежнему во всю прыть мчался вперед, так что псу было никак его не догнать.

— Карр! — немного погодя снова закричал Серошкурый. — Неужто ты не слышишь, как похрустывают ветви деревьев?

Его голос прозвучал так горестно, что мог бы растрогать даже камень. Карр остановился, прислушиваясь, и уловил слабое, но отчетливое похрустывание на верхушках деревьев. Казалось, там тикают часы.

— Да, слышу! — закричал Карр и остановился, догадавшись, что лось вовсе не желает, чтобы он следовал за ним по пятам. Он просто позвал его поглядеть, что творится в лесу.

Карр стоял под елью с пушистыми, развесистыми ветвями и жесткой темно-зеленой хвоей. Пес внимательно посмотрел на дерево, и вдруг ему показалось, будто хвоя шевелится. Подойдя ближе, он увидел тучи серо-белых гусениц, сплошь облепивших ветви дерева. Гусеницы ползли по ветвям, обгладывая их и пожирая хвою. И все деревья вокруг неумолчно похрустывали под натиском крошечных жующих челюстей. Объеденная хвоя непрерывно падала на землю, а бедные ели испускали необычайно сильный запах, мучительно раздражавший Карра.

Его внимание привлекла огромная статная ель, росшая поблизости. «Этой ели, может, удастся сохранить хвою», — подумал пес, но, приглядевшись внимательнее, увидел, что и ее постигла та же участь. «Что бы это могло значить? — ломал голову Карр. — До чего жалко прекрасные деревья! Скоро не останется и следа от их красы!» Пес бегал от дерева к дереву, пытаясь понять, что же случилось. «Вот сосна! Может, ее они тронуть не посмели?» — понадеялся Карр. Но гусеницы напали и на сосну. «А вот береза! Ой, и тут они! И тут тоже! Лесничий не обрадуется!»

Пес побежал в самые глухие заросли, чтобы узнать, как далеко зашло лесное бедствие. Но куда бы он ни заглядывал, всюду слышалось похрустывание, чувствовался тот же запах и падал такой же хвойный дождь. Везде были гусеницы, объедавшие лес догола.

Но вот пес забрел в такие места, где не чувствовалось мучительного запаха и где царили тишина и покой. «Тут — конец их власти», — решил Карр. Он остановился и огляделся. Но оказалось, что здесь гусеницы уже закончили свою работу, и хвойные деревья стояли раздетые, лишенные игл. Между их мертвыми ветвями протянулось множество запутанных нитей, спряденных гусеницами и служивших им мостами и дорогами.

Тут, среди погибших деревьев, и ждал Карра Серошкурый. Он был не один. Рядом с ним стояли четыре старых лося, самые почитаемые в лесу. Карр знал их. То был Горбатый, маленький лось с очень большим горбом — такого ни у одного из его сородичей не было, и Рогатый, самый статный во всем здешнем лосином племени, Жесткогривый, с жесткой густой шерстью, и еще один, старый-престарый длинноногий лось, которого звали Могучий. Горячий и воинственный, он немного присмирел после того, как во время последней осенней охоты ему всадили пулю в бедро.

— Скажите, что творится в здешнем лесу? — спросил Карр, подойдя к лосям. Они стояли, понурив голову, далеко выпятив верхнюю губу, и, казалось, были погружены в глубокое раздумье.

— Кто его знает, — ответил Серошкурый. — Этот крылатый народец слыл самым бессильным в лесу и никому прежде не причинял вреда, но за последние годы он сильно расплодился и теперь, того и гляди, уничтожит весь лес.

— Да, плохо дело, — пролаял Карр, — но я вижу, что мудрейшие из мудрых в лесу собрались на совет и, может, уже придумали, как спасти Фридскуген?

Горбатый величественно приподнял свою тяжелую голову и, прядая длинными ушами, сказал:

— Мы призвали тебя сюда, Карр, чтобы спросить: знают ли люди про это бедствие в лесу?

— Нет, — ответил Карр. — Люди ничего не знают. Так далеко в лесную чащу не забредает ни один человек, разве что в охотничью пору.

— Мы, старейшие в лесу, — молвил тогда Рогатый, — считаем, что нам, животным, одним с этой бедой не справиться.

— Призвать сюда людей — значит положить конец миру в нашем мирном лесу! — сказал Жесткогривый. — И это тоже беда, ничуть не меньше первой.

— Но нельзя же допустить, чтоб уничтожили весь лес, — возразил Могучий. — Выбора у нас нет!

Карр догадался, что лосям трудно выразить свои мысли словами, и попытался им помочь.

— Может, вы хотите, чтобы я рассказал людям про напасть в здешнем лесу? — спросил он.

Тут старые лоси, все, как один, закивали головами.

— Тяжело просить помощи у людей, но иного средства у нас нет.

Карр пустился в обратный путь. Он очень спешил, глубоко опечаленный всем, что увидел. Вдруг навстречу ему выполз черный уж.

— Счастливой встречи в лесу! — прошипел уж.

— И тебе счастливой встречи в лесу! — на ходу тявкнул Карр. Но уж, изогнувшись, попытался задержать его. «Может, он тоже тревожится о судьбе леса», — подумал Карр и остановился. Уж тотчас начал говорить о великом лесном бедствии.

— Настанет конец миру и покою в здешнем лесу, если сюда призовут людей! — сказал он.

— Я боюсь того же, — ответил Карр, — но старейшие в лесу, верно, знают, что делают!

— Я-то мог бы найти средство получше, — пообещал уж, — кабы мне дали за это награду, какую я хочу.

— А не тебя ли кличут Беспомощным? — насмешливо спросил пес.

— Я — тоже старейший в лесу, — заявил уж, — и знаю, как избавиться от этой напасти.

— Ну, если ты сможешь уничтожить гусениц, — обрадовался Карр, — никто не откажется исполнить все, что ты только пожелаешь.

Услыхав ответ Карра, уж свернулся кольцом и, только надежно укрывшись под корневищем дерева, продолжил беседу:

— Тогда передай от меня привет Серошкурому и скажи ему: пусть убирается из леса Фридскуген и идет на север, не останавливаясь до тех пор, пока в лесу ему не встретится ни единого дуба. И пусть не возвращается назад, покуда жив старик Беспомощный. А я нашлю хворь и мор на всех тех, кто ползает по деревьям и обгладывает еловую хвою.