Ольга Турышева - История зарубежной литературы XIX века: Реализм Страница 5

Казалось бы, воплощение такой эстетической программы требует от писателя в первую очередь таланта наблюдателя. Однако в предисловии к первому изданию романа «Шагреневая кожа» Бальзак назвал наблюдение лишь одной «частью» литературного искусства. Другая, по его словам, «совершенно отличная часть» – «выражение». Художественное выражение у Бальзака часто опирается на романтические способы создания образов. Так, стержнем характера у Бальзака, как правило, является страсть героя, подчас необычайно гипертрофированная. Например, Гобсек из одноименной повести – не просто ростовщик, а «гений наживы», отец Горио из одноименного романа – не просто любящий отец, а «отец-Христос», «Христос отцовства».

С подробным разбором обратимся к роману «Шагреневая кожа» (1830–1831). В основе сюжета романа лежит фантастическое событие. Рафаэль де Валантен, молодой разорившийся дворянин, находящийся на пороге самоубийства по причине отсутствия средств к существованию и равнодушия общества к его талантам, становится обладателем волшебного талисмана – куска шагреневой кожи, исполняющего любое желание своего хозяина в обмен на дни его жизни. Фантастический сюжет у писателя, ориентирующего свое творчество на правдоподобное изображение действительности, на первый взгляд, выглядит необъяснимой странностью. Однако такой художественный прием, по замыслу Бальзака, должен способствовать выявлению важнейших закономерностей существования человека в современном буржуазном мире. Недаром авторское определение романа – «современный миф». На осуществление данного замысла «работает» и композиция романа.

Предметом изображения в первой части романа («Талисман») является ситуация выбора, в которой оказывается герой. Она разворачивается в лавке антиквара, где герой, готовый дать отрицательный ответ на вопрос «стоит ли принимать на себя бремя бытия», вынужден размышлять над разными концепциями смысла человеческой жизни. Одна из них принадлежит старику-антиквару, который настаивает на том, что счастье достижимо в знании. Знание и воображение, с его точки зрения, это способ обладания миром, способ осуществления собственных желаний. Причем виртуальный (то есть только в деятельности интеллекта) регистр воплощения желания нисколько, по мнению антиквара, не дискредитирует результат, наоборот, «высокая способность создавать вселенную в своей душе» обеспечивает полноту переживания и сохраняет жизненные силы.

«Мысль – это ключ ко всем сокровищницам, она одаряет вас всеми радостями скупца, но без его забот. И вот я парил над миром, наслаждения мои всегда были радостями духовными. Мои пиршества заключались в созерцании морей, народов, лесов, гор. Я все созерцал, но спокойно, не зная усталости; я никогда ничего не желал, я только ожидал. Я прогуливался по вселенной, как по собственному саду. То, что люди зовут печалью, любовью, честолюбием, превратностями, огорчениями, – все это для меня лишь мысли, превращаемые мною в мечтания; вместо того чтобы их ощущать, я их выражаю, я их истолковываю; вместо того чтобы позволить им пожирать мою жизнь, я драматизирую их, я их развиваю; я забавляюсь ими, как будто это романы, которые я читаю внутренним своим зрением. Я никогда не утомляю своего организма и потому все еще отличаюсь крепким здоровьем. Так как моя душа унаследовала все не растраченные мною силы, то моя голова богаче моих складов. Вот где, – сказал он, ударяя себя по лбу, – вот где настоящие миллионы! Я провожу свои дни восхитительно: мои глаза умеют видеть былое; я воскрешаю целые страны, картины разных местностей, виды океана, прекрасные образы истории. У меня есть воображаемый сераль, где я обладаю всеми женщинами, которые мне не принадлежали».

Другая концепция жизни находит свое выражение в подробном описании картины итальянского художника Возрождения Рафаэля Санти, на которой изображен лик Христа. Ее этический смысл Бальзак передает следующим образом:

««Благостная нежность, тихая ясность божественного лика тотчас же подействовали на него [Рафаэля де Валантена, героя романа]. Некое благоухание пролилось с небес, рассеивая те адские муки, которые жгли его до мозга костей. Голова спасителя, казалось, выступала из мрака, переданного черным фоном; ореол лучей сиял вокруг его волос, от которых как будто и исходил этот свет; его чело, каждая черточка его лица исполнены были красноречивой убедительности, изливавшейся потоками. Алые губы как будто только что произнесли слово жизни, и зритель искал его отзвука в воздухе, допытываясь его священного смысла, вслушивался в тишину, вопрошал о нем грядущее, обретал его в уроках минувшего. Евангелие передавалось спокойной простотой божественных очей, в которых искали себе прибежища смятенные души. Словом, всю католическую религию можно было прочесть в кроткой и прекрасной улыбке, выражавшей, казалось, то изречение, к которому она, эта религия, сводится: “Любите друг друга!” Картина вдохновляла на молитву, учила прощению, заглушала себялюбие, пробуждала все уснувшие добродетели».

Однако герой, в чьих представлениях счастье связано с успешной социализацией, то есть с богатством и признанием, делает ставку на иную идею – идею, в рамках которой полнота жизни сопрягается с возможностью воплощения человеком своих желаний – и не в виртуальной, а в реальной форме. Осуществление такого представления о счастье («желать и мочь») и гарантирует шагреневая кожа, которая (обратите внимание!) находится на противоположной стене по отношению к картине Рафаэля. Рафаэль де Валантен выбирает ее, не обращая внимания на предупреждение старика-антиквара, который, кстати, свою философию излагает, заметив готовность Рафаэля согласиться на условия договора, оттиснутого на коже.

Во второй части романа («Женщина без сердца») повествование присваивается самому герою: он рассказывает о тех событиях, которые предшествовали выбору шагреневой кожи, начиная с эпизодов его детства. Перед читателем разворачивается история крушения иллюзий, которые герой вынашивал, надеясь преодолеть бедность и «завоевать» общество. Рафаэль подробно рассказывает о том, что он предпринимал, чтобы добиться успеха: это и интеллектуальный труд (герой надеялся прославиться и хорошо заработать, издав оригинальное философское сочинение), и попытка завоевать любовь «роскошной» светской красавицы Феодоры, связь с которой могла бы стать для него пропуском в высшее общество. Таким образом, в этой части романа автором осуществляется анализ тех причин, которые лежат в основе предпочтения героем шагреневой кожи среди двух других альтернатив. Оказывается, что выбор героя обусловлен социально, а именно его положением разорившегося дворянина, потерпевшего неудачу во всех своих попытках обрести достаток и общественный статус.

В третьей части романа («Агония») осуществляется анализ последствий совершенного героем выбора. Они катастрофичны и характеризуют выбор Рафаэля как ложный. Сам герой признает, что истинный смысл жизни составляет только любовь. Эта мысль последовательно проводится и в «Эпилоге» романа, который построен как разговор между автором и читателем. Читатель пытается выяснить у автора дальнейшее – после смерти Рафаэля – содержание судьбы его возлюбленной Полины. Ответные реплики автора носят символический характер. Впрочем, смысл их достаточно прозрачен: Полина в них превращается в символ любви, ее идеальное воплощение. Недаром с ее образом автор связывает надежду на возможность защитить Францию «от вторжения современности». Имеется в виду буржуазная современность, избравшая своими идолами внешний успех, деньги и статус. В заключительной фразе романа эти ценности символически связываются с образом Феодоры: «Если угодно, она – все общество», – такова финальная фраза романа.

Еще один символический элемент композиционной структуры романа – его эпиграф. Он представляет собой волнистую линию, сопровождаемую следующим «адресом»: «Л. Стерн, “Жизнь и мнения Тристрама Шенди”».

Исследователи выяснили, что Бальзак имеет в виду эпизод из романа Стерна, в котором один из его героев (капрал Трим), размышляя о преимуществах холостяцкой жизни, произносит: «Нет ничего сладостней свободы!» При этом он взмахивает тростью, вызвав, как пишет Стерн, «дух размышления». Можно предположить, что волнистая линия в эпиграфе к роману Бальзака и воспроизводит взмах трости, вызвавший «дух размышления» – дух размышления о свободе. Именно этот вопрос – вопрос о свободе человеческого выбора в условиях буржуазной реальности – и является центральным в романе, который, напомним, принадлежит к «Философским этюдам» «Человеческой комедии». Очевидно, что ответ на этот вопрос Бальзак дает отрицательный.

Проспер Мериме (1803–1870)

Основные факты биографии и творчества .