Вместе с камнем - Борис Валентинович Чесноков Страница 5

В одной куче нашел зеленый кусочек, явно легковатый для камня, но все же посчитал его за минерал. Цвет минерала густой, яркий, вот только запах от него шел неприятный. От этого запаха через несколько дней меня уже мутило. Я не мог видеть ничего зеленого. Добрые люди помогли разобраться. Кусок оказался ссохшимся до камнеподобного состояния комом какой-то краски. С тех пор даже на сочные куски уральского малахита гляжу с некоторой опаской.

У дороги я впервые нашел и кристаллы граната — красно-бурые шарики, вкрапленные в светлую породу. Они были покрыты многочисленными мельчайшими гранями.

Один раз, развалив с трудом глыбу белого кварца, обнаружил в ней округлые радиально-пластинчатые и лучистые выделения какого-то золотисто-бурого минерала. Он у меня хранится до сих пор, и я не стремлюсь его определить. Так интереснее.

Брокгауз и Ефрон

В углу школьной библиотеки стоял темный шкаф со стеклянными дверцами. На всех его полках были одинаковые книги с золотой надписью на кожаных коричневых корешках: «Брокгауз и Ефрон».

Конечно, шкаф этот привлекал наше внимание, но чутье подсказывало, что тут не поживишься. Другое дело — полки с приключенческими книжками. К ним наши глаза прилипали…

Маленькая, тихая библиотекарша священнодействовала. При ней даже самые бойкие притихали, невнятно бормоча свои просьбы. Всем было ясно, что здесь люди занимаются делом: не хочешь — не приходи!

Видя мои безуспешные попытки найти что-нибудь «про камни», библиотекарша достала из шкафа книгу и протянула мне.

— Это словарь, очень хороший, здесь должно быть про минералы. Ты полистай, поищи…

Текст был мелким и убористым. Глаза разбегались. Масса незнакомых слов. Даже разболелась голова. Никаких минералов я не встретил и в унынии подошел к столу, чтобы вернуть книгу. Но библиотекарша ее не взяла.

— Дома просмотри все снова!

…Опять я на лыжах. Пальтишко перетянуто солдатским ремнем, книга вместе с тетрадями за пазухой. Вперед! «Брокгаузиада» начинается!

Странное дело. Теперь я был уверен, что найду в книге все, что надо. Конечно же, в таком хорошем словаре должно быть много минералов. Надо их найти, выписать и составить книгу, какой не найдешь ни в одной библиотеке. Теперь я уже был готов читать на ходу!

На столе горит керосиновая лампочка, шелестят тонкие, плотные страницы старой великолепной книги. Она дождалась своего читателя. Видимо, словарем почти не пользовались: страницы чистые, свежие. Как он попал в наши края? Ведь это целый воз дорогих, редких книг!

Довольно быстро понял, что читать подряд не надо, страницы нужно «осматривать». Один за другим стал я выуживать из «Брокгауза» минералы: авантюрин, агат, аквамарин… Время исчезло.

Последняя страница… Рядом стопка бумажек с выписками. Что с ними делать? Но это — завтра. А сейчас — спать, спать, спать…

В воскресенье, раздобыв правдами и неправдами несколько тетрадей, сшил из них книжку. Бабушка не пожалела на такое дело красивые синие корочки, оставшиеся от каких-то дедушкиных документов.

Всю зиму, каждый день, очередной «Брокгауз» ехал со мной, чтобы вечером поделиться своими сокровищами.

Только сейчас я осознал, какую работу проделал. Помогли тогда мое кондовое невежество, любознательность и крестьянское здоровье.

В собственноручно написанном словаре минералов несколько сотен названий. О каждом толковые, точные сведения. Ведь статьи словаря по заказу фирмы «Брокгауз и Ефрон» писали знаменитые ученые — геологи, минералоги и петрографы.

Смотрю сейчас на синюю книжку, столь дорогую для меня. А вижу маленькую, тихую женщину, одним движением руки так много для меня сделавшую.

Хочу рыть окопы!

Часть лета мы, старшеклассники, проводим на сборах, «в военных лагерях», как тогда говорили. Работать и бегать приходится много.

Сегодня у меня почти отгул — рисую «Боевой листок». Получается не ахти как, но капитан доволен. А меня это занятие не устраивает. Во-первых, неудобно перед ребятами, которые сейчас «в мыле» на полигоне. Во-вторых, я вниманием не избалован и мне просто неловко. И главное — я хочу рыть окопы!

Если вырыть ячейку для стрельбы стоя, то в ее стенках будет хороший геологический разрез. Сверху — темный слой лесной почвы, довольно хилый в наших местах. Затем идет светло-серый и сыпучий бесплодный подзол — суровый символ севера Русской равнины. Зато глубже могут быть интересные вещи. В сосновом бору — чистый песок с редкими кремнистыми камешками. Есть надежда в таком песке отыскать заветный фульгурит — змеевидный сплавленный след ударившей когда-то молнии, а то и каменный топор: древние тоже любили сухие, здоровые места. Ближе к речке окоп может врезаться в тяжелую серую глину. Брать ее трудно, зато возможности находок тут более реальны. В глине попадаются серые желваки пирита, черные картофелины фосфоритов и даже сияющие остатками перламутра обломки раковин аммонитов…

«Листок» висит на стене, а я вместе с ротой снова на полигоне. Соединяем ячейки ходами сообщения, тоже в полный рост. Жарко. Со станции несутся разноголосые гудки паровозов, непрерывно грохочут товарные составы.

Сейчас главное для меня — внимательно осмотреть: что на лопате, что на стенках. Очень хочется пить. Фляжки давно пустые. Надо копать приямок, вода отстоится и будет чистой…

Наваливается слабость. И глина — уже не глина, а свинец… После очередного броска ясное небо как-то посерело, а потом и вообще почернело. Очнулся сидящим на сырой глине.

Геологические наблюдения приходится отложить до следующего раза.

Ночные аммониты

Весь день мы добирались со станции пешком. На телегах везли только винтовки, противогазы и прочее хозяйство, бывшее с нами в течение месяца в лагерях. Там в последние дни меня одолели чирьи. Весной застудился: ходил в школу в резиновых галошах, привязанных веревочками. Утром и вечером ноги в ледяной воде.

Плелся я сорок пять километров со станции чуть живой. В селе даже наш деревенский мужик Митька Попов меня сразу не узнал, подивившись моему разбитому виду. Предложил ехать домой вместе, на его подводе, но я отказался. С Митькой у нас были кое-какие счеты. И на дороге меня ждало «дело», не требовавшее свидетелей.

Сдав в военкомате трехлинейки с просверленными патронниками, мы уже в темноте разбрелись по своим деревням.

В который раз встречает меня тихим журчанием речка Егорьевица. За ней, в гору, идет лес. Сейчас он почти черный, дорога угадывается в нем серой неясной лентой. Пологий подъем тянется километра полтора и кончается на широкой поляне.

Перед отъездом в лагеря в придорожной канаве обнаружил в песке скопление плотных бурых камней, переполненных отпечатками ископаемых раковин. Теперь я рассчитывал заняться раскопками без помех.

Поляна угадалась по посветлевшему небу, но место пришлось искать долго, ползая по канаве и