Алексей Быков - Удивительное языкознание Страница 6

Изучающие иностранные языки часто называют транскрипцией ее частный случай, а именно, запись звучания слова с помощью специальных знаков искусственного фонетического алфавита, созданного учеными-языковедами. С помощью этого алфавита (в нем сотни, если не тысячи знаков и их комбинаций) можно передать звучание слов любого языка по принципу «как слышаца так и пишаца», то есть между звуками и знаками существует взаимно однозначное соответствие, недостижимое в реальных системах письменности, сложившихся естественным путем.

Я решил отказаться в этой книге от передачи звучания иноязычных слов знаками международного фонетического алфавита. Во-первых, он далеко не всем известен, а во-вторых, его довольно часто меняют на своих конгрессах лингвисты-фонологи, добивающиеся все большей точности звукопередачи, так что известная вам система международной транскрипции может оказаться устарелой, да и все равно знать все ее знаки невозможно. Вместо этого в книге будет использоваться передача иноязычных звуков русскими буквами с некоторыми оговорками и дополнениями, о которых речь пойдет отдельно. Сейчас сообщу только, что эта упрощенная транскрипция заключена в квадратные скобки, ударный слог обозначается обычно, знаком (), а долгие гласные отмечены знаком долготы, двоеточием (:), например: jeans [джи: нз], Liebe [ли́:бэ].

Построение калек (копий) иноязычных слов доступно только грамотному человеку, искушенному в морфологии как языка-донора, так и языка-потребителя. Калькирование знакомо чертежникам и инженерам, использовавшим до изобретения ксерокса примитивный способ копирования чертежей через полупрозрачную бумагу, на которой прорисовывались все линии оригинала.

Калькирование в лингвистике подобно тому, что ранее делали чертежники: иноязычное слово воспроизводится на языке-потребителе путем его поэлементного перевода. Как вы, видимо, помните, любое слово, по крайней мере, в индоевропейских языках состоит обязательно из корня, к которому спереди и сзади могут прикрепляться особые словообразовательные элементы, аффиксы. Те, что присоединяются спереди, зовут префиксами (приставками), а те, что сзади — суффиксами.

Так вот, смысловое значение имеют не только корни, что обеспечивает относительное смысловое единство однокоренных слов, но и аффиксы, хотя и в меньшей степени (их вообще численно гораздо меньше, чем корней). Так, русский суффикс -(н)ость, как правило, входит в состав слов, обозначающих отвлеченные понятия или качества предметов, явлений: государственность, ясность и т. п. Русская приставка в-, обозначает движение внутрь или нахождение внутри чего-либо в прямом или переносном смысле: въезд, включение и т. п. Аналогично дело обстоит и в других европейских языках.

Это открывает возможность поэлементного (префикс — корень — суффикс) перевода слова с одного языка на другой. Результат этой операции и принято называть в лингвистике калькой (языковой копией).

Словообразовательные элементы подобны деталям детского конструктора — из них можно образовать все слова, существование которых допускает данный язык. Если компьютер составит слова из этих элементов, перебрав все комбинации, мы увидим, что большинство вариантов — виртуальные лингвистические объекты, то есть таких слов нет, но, возможно, они когда-нибудь обретут жизнь, заменив какое-нибудь «надоевшее» слово (такое в истории языка тоже случается) или обозначив какой-нибудь предмет или явление, ныне еще не существующее.

Рассмотрим процесс транскрипции на примерах. Если мы калькируем греческое слово про-грамма на латынь, получится пре-скрип-ция (с р. английское prescription): греческий префикс про- заменяется на соответствующий ему латинский пре-, а греческий корень -грамм- на латинский -скрип(т)-. Для пущей латинскости добавляется суффикс -ция, обозначающий некий процесс или его результат. Продолжим калькирование, на сей раз с латыни на русский: пре- — пред-, -скрип- — -пис-, -ция — -ание. В итоге получается слово предписание. Когда мы пишем программу для компьютера, мы предписываем ему, что он должен делать с вводимыми данными.

Разберем еще один пример. В XIX веке в русском языке появился неологизм (языковое новшество), слово мировоззрение. Сейчас это слово звучит вполне привычно для русского уха. Однако изначально это калька с немецкого Weltanschauung [вэ́льтаншау: нг]: Welt — мир, an — префикс, в данном случае близкий к воз-, schau — второй корень как в словах смотреть, зрить, а суффикс -ung, характерный для абстрактных существительных, подобен русскому -ение. В итоге — новое слово мировоззрение.

Калькирование — очень распространенный способ неявного заимствования иностранных слов. Неявного оттого, что в результате получается вроде бы «родное» слово, которое потенциально присутствовало в языке и ранее.

Кроме лексических калек встречаются фразеологические, когда дословно переводится иноязычный фразеологизм, то есть устойчивое словосочетание: французское présence d’esprit [прэза́(н)с дэспри́] прижилось в русском языке как присутствие духа, которое можно сохранять и терять. Наибольшее количество такого рода калек вошли в русский язык из французского. Некоторые современники Пушкина упрекали его в том, что в своей прозе он пишет не по-русски, злоупотребляя французскими фразеологическими кальками. Интересно, что нынешний читатель большинство этих калек не замечает, воспринимая как исконно русские обороты речи, они прижились.

Еще более тонкий вид заимствования, близкий калькированию, — передача из одного языка в другой переносных (метафорических) значений слов. Так, французский глагол toucher [тушэ́] (ср. с английским to touch) кроме прямого значения — «трогать, прикасаться» имеет переносное значение — «задевать (чувства), волновать, производить эмоциональное впечатление». С XVIII века такое же переносное значение имеет и русский глагол трогать.

Не всегда калькирование производилось корректно, особенно в XVIII веке, в начале эпохи интенсивного калькирования слов из европейских языков, когда еще не выработалась строгость, необходимая для этого тонкого процесса. Русское слово приставка — пример безграмотного калькирования, вообще характерного, бог весть почему, для русской грамматической терминологии: приставка должна быть по своему смыслу калькой с латинского термина префикс, однако правильной калькой была бы представка, то есть то, что ставится перед корнем. А вот приставка — это как раз адекватная калька с термина аффикс, обозначающего оба вида словообразовательных элементов: и префиксы, ставящиеся перед корнем, и суффиксы, ставящиеся после него. Поэтому я стараюсь избегать слова приставка, заменяя его более точным термином префикс.

В отличие от предыдущих трех видов заимствование на слух осуществлялось в пределах не письменной, а разговорной речи и людьми не знакомыми с языком-донором, а часто даже неграмотными, не знающими письменности родного языка. Письменная фиксация слов, заимствованных на слух, осуществлялась уже после того, как они входили в разговорный (народный) язык. Для этого вида заимствований необходим непосредственный контакт носителей разных языков. Обычно это было общение русских мастеровых, моряков, солдат с иностранцами — мастерами, управляющими имений, архитекторами, флотскими и армейскими командирами. Иностранные специалисты приезжали в Россию в XVIII веке да и позже в большом количестве. Среди слов, заимствованных на слух, много профессионализмов (слов, употребляющихся почти исключительно представителями той или иной профессии) — названий инструментов, рабочих приемов, технологий.

При заимствовании на слух иноязычное слово обычно искажается до неузнаваемости, подгоняясь под фонетику принимающего языка. Рассмотрим пример: существовала на флоте английская команда Ring the bell [ринг зэ бэл] — «Позвони в (корабельный) колокол». Русские матросы переиначили ее не только фонетически, но и грамматически, получилось «в рынду бей». Впоследствии корабельный колокол стали называть рындой. Так образовался новый (в данном случае флотский) профессионализм. Не знаю, можно ли считать слово рында заимствованием из английского, в котором, естественно, никаких похожих слов нет.

Еще пара примеров заимствований на слух. Слово шаромыжник — от французского cher ami [шер ами́] — «дорогой друг». Это обращение русские крестьяне слышали от замерзающих наполеоновских солдат, клянчивших у них еду зимой 1812 года. Слово противень — от немецкого Bratpfanne [бра́тпфанэ] — «сковорода». Большинство подобных слов мы воспринимаем как исконно русские.