Владимир Дорохин - Индивидуальное и универсальное как зеркало вечного противостояния в философии Страница 6

Стремление русских конституционалистов переосмыслить историю права под новым углом зрения, по мнению А. И. Медушинского, нашло отражение в ее своеобразной диалектической интерпретации под влиянием философии Гегеля: теория естественного права при этом выступает как исходная позиция (тезис), ее критика с позиций исторической школы права означала попытку ее отрицания (антитезис) и, наконец, последующее современное развитие призвано было дать новое, высшее единство (синтез).

Стремление преодолеть двойственность в праве приводит русских конституционалистов, прежде всего В. И. Гессена, к формулированию «исторического естественного права». Другой государственник – А. Д. Грановский – формулирует общую идею следующей краткой формулой: «Цель государства есть свобода личности: средством для достижения этой цели являются конституционные гарантии» [там же, с. 103].

Возрождение теории естественного права в России не было лишь данью истории правовых идей, а составляло актуальную проблему общественной жизни, подтверждающуюся трудами ряда крупных представителей юридической мысли рассматриваемого периода.

Таким образом, делает заключительный вывод автор, формировалась концепция правового государства, которая стала достоянием русского конституционализма и служила обоснованием борьбы за демократию в России. Вдохновляющим источником этой борьбы были, естественно, идеи Французской революции.

Считая одним из самых дискуссионных вопросов проблему отношений между формальными и материальными аспектами в толковании правового государства, современный конституционалист Р. Ф. Гринюк усматривает ее источник в вечном противостоянии положительного и естественного права.

Данная проблема, считает он, может быть решена не в противопоставлении двух подходов, а во взаимодействии формальной и материальной концепций государства. Уже здесь напрашивается аналогия с поставленной в монографии задачей сочетания индивидуальных и универсальных начал в праве как универсальном средстве решения правовых проблем.

Подтверждением такой аналогии может служить уверенность автора в том, что анализ и объяснение этого взаимодействия являются важной составляющей анализа теоретико-правовой рефлексии понятия правового государства.

Выполняя функции «проводника» размышлений правоведов о проблеме отношений между государством и обществом через «лабиринт» теоретико-правовой рефлексии правового государства, Р. Ф. Гринюк направляет взоры читателей от более общего понятия «правовое государство» к «верховенству права» и далее – через более конкретное «верховенство закона» к наиболее конкретному понятию «законность».

Призывая юристов не к противопоставлению, а к синтезу «правового» и «государственного» подходов, автор на примере анализа понятия «законность» дает конкретный пример такого синтеза.

Если в качестве исходного его тезиса можно усматривать «законность» как один из принципов осуществления органами государственной власти своих полномочий (индивидуальное начало), то роль антитезиса в его воззрениях берет на себя признание закона как одной из основных форм артикуляции и фиксации правовых норм (универсальное начало). Тогда синтезом может служить представление автора о связи закона с государством с точки зрения на законность как на метод, формулирующий собой тип отношений государства и человека.

Методологическое значение работы Р. Ф. Гринюка состоит в том, что понятие «законность» у него играет роль средства «снятия противоречия» или, как мы говорим, одним из эффективных способов установления баланса в сочетании индивидуальных и универсальных начал в праве.

В статье М. Н. Марченко «Закон в системе источников современного российского права» двойственный его характер рассматривается в форме противопоставления «закона в научном смысле» и юридического закона. Признавая некоторую степень их неоднородности, автор пишет: «Вполне очевидно, что законы в научном смысле и юридические законы весьма разнородны не только в том смысле и в тех отношениях, о которых свидетельствует Н. М. Коркунов, а вместе с ним и другие авторы. Они далеко не однородны и в других отношениях, а именно: по своей природе и характеру, “по уровню” объективности и субъективности, по способности быть регулятором или просто стабилизатором общественных отношений, наконец, по характеру их связи и отражения в них особенностей развития природы и общества» [70, с. 10].

Справедливо опасаясь того, что разные способы понимания термина «закон» неизбежно приведут к различному способу их изучения и толкования, автор излагает официальную точку зрения, наделяя закон такими формально-юридическими признаками, с которыми он сам полностью не согласен. Свою позицию он разъясняет следующим образом: «…познание законов будет далеко не полным, весьма узким и односторонним, если изучение их формально-юридических черт и особенностей не будет органически сочетаться и дополняться учетом их фактически-сущностных и содержательных черт и особенностей» [там же, с. 16].

Пытаясь преодолеть, таким образом, двойственный характер права, Марченко предлагает ряд конкретных и интересных мер, которые, однако, не затрагивают соотношение индивидуального и универсального начал права. Заслуживает также уважения научная добросовестность автора, в одинаковой мере использующего высказывания наиболее авторитетных представителей как естественной, так и исторической школы права.

Ф. В. Тарановский (1876–1936) в статье «Двусторонний характер юридической нормы» утверждает, что достаточно заглянуть в любой уголовный кодекс, чтобы убедиться в двойственном подходе при оценке преступного деяния, при котором для определения наказания принимается во внимание не только его внешнее вредоносное последствие, но и мотивы, руководившие преступником. Уголовное право, принимая мотив, учитывает, таким образом, напряжение злостной воли правонарушителя и степень антисоциальности его общего душевного настроения. Фактически автор настаивает на своеобразном способе «соизмерения» индивидуального (субъективные мотивы преступления) и универсального (объективная «вредность» его).

Однако сам Тарановский рассматривает это противопоставление по-иному: «Все обязанности, которые мы осуществляем в наших поступках, исчерпываются двумя приведенными категориями. Обязанности первого рода суть нравственные обязанности, второго рода – юридические или правовые» [90, с. 350].

Интересным для исследуемой в монографии темы может быть ознакомление с трудами философов в смежной прикладной дисциплине – философии науки. Известный специалист в области методологии социального познания, немецкий философ Шютц основной задачей исследования социальных процессов считает конструирование моделей человеческих действенных связей и мотивов, т. е. то, что на языке юристов называется «создание юридических конструкций».

Главная проблема социальных наук для него состоит в трудности поиска ответа на вопрос: каким образом могут быть образованы объективные смысловые связи на основе субъективного смысла действия? В поисках ответа на этот вопрос можно было бы выйти на анализ мотивов человека, имеющих субъективно-объективный характер, от которого идет «прямая дорога» к анализу соотношения индивидуального и универсального с правовой точки зрения. Однако Шютц упрощает решение задачи, стремясь создать для всех «адекватное поведение» с прозрачными и понятными мотивами, смысл которых весьма сомнителен, поскольку он не опирается на мораль.

Тем не менее социологические исследования Шютца имеют существенное методологическое значение, вытекающее из его слов: общественный запас (знаний. – Авт.) содержит не только больше, чем субъективный запас, но и больше, чем сумма субъективных запасов. Не считая это суждение бесспорным, следует отметить главное: оно наводит на конструктивные мысли о синергетическом единстве субъективного и объективного, единичного и всеобщего, на основе которых вопрос о соотношении индивидуального и универсального становится ключевым в теории права.

Один из исследователей его творчества российский философ В. А. Шульц в своей статье обратил особое внимание на ту часть социологических исследований, которую Шютц начинает с изучения трех идеальных портретов человека, а заканчивает выводами, которые до сих пор служат руководством для многих специалистов при проведении социологических исследований по изучению общественного мнения.

Возведение общественного мнения, благодаря ему, в ранг значимой социальной силы в конце 40-х годов прошлого века не только объясняет ход многих демократических процессов в последующий период в США и Западной Европе, но и придает новую окраску многогранному понятию универсального, которое необходимо учитывать в теории права.