Хозяин небесных гор - Зверев Максим Дмитриевич Страница 6

Так прошла зима. О кулане давно забыли. И вдруг звонок по телефону из Химок:

– Не ваш ли зверь доедает в лесу сено путевого обходчика?

Да, это был кулан! Оказалось, он никуда не убегал. В необычной обстановке соснового леса он сразу же набежал на стог сена и остановился на полянке. Сено пришлось ему по вкусу.

Так случилось, что за всю зиму сюда не заглянул ни один лыжник, и кулан жил около стога, пока путевому обходчику не понадобилось сено.

Обнаружить кулана было только половиной дела, его нужно было поймать. Это оказалось непосильно москвичам. Пришлось из Самарканда вызвать охотника Заморина. Но и ему не сразу удалось изловить беглеца. Целый месяц он охотился за ним, пока не удалось загнать в чей-то двор на краю лесной деревеньки. Заказ лондонского зоопарка был выполнен с большим опозданием.

„ЗАВЕТНОЕ" СЛОВО

Старый семиреченский казак Иван Андреевич не отличался от сибиряков: он говорил так же кратко, добавляя знаменитое сибирское «однако», носил пышную с проседью бороду лопатой и усы в стороны, как у кота. Верил в приметы.

Утром Иван Андреевич вышел на крыльцо, взглянул на собак, помрачнел и сердито буркнул:

– Однако, сегодня не подфартит... Зря протаскаемся, обождём лучше.

Молодой охотник Евгений выругал про себя собак, неизвестно чем напугавших старика, и поплёлся домой. Специально для охоты отпросился он на три дня с лесозаготовок и вот теперь целый день прождал впустую. Старика уговаривать было бесполезно.

На следующее утро Иван Андреевич, едва взглянул в окно, молча снял ружьё со стены и стал одеваться, хотя собаки бесцельно бродили во дворе, как и вчера.

– Покров сегодня. Однако, к фарту! – Это была единственная фраза старика, пока седлали коней.

Но один час проходил за другим, а кабанов собаки не находили. Горы пестрели от ярких осенних красок. Дорога в зарослях, то поднимаясь, то спускаясь, становилась всё красивее, но ничто не радовало Евгения. Его сильно укачало в седле.

Вдруг старик резко остановил коня, нагнулся в седле и стал что-то рассматривать на тропе. Евгений насторожился, рука невольно потянулась к ружью.

Но никаких следов не было заметно. Собаки сразу занялись своими блохами. Между тем Иван Андреевич тяжело, по-стариковски, слез с коня, медленно нагнулся и поднял с тропы... жёлтый цветок одуванчика! Суровое лицо старого казака потеплело.

– Глядико-ся, паря, диво какое – цветик, однако!

– Вторым цветом цветут, – равнодушно сказал Евгений. – Осень тёплая.

– Сам знаю, а дивлюсь каждый раз. – Дед спрягал цветок в карман. – Внуку надо показать!

Сесть на высокого коня грузному старику было трудно, и он долго вёл его в поводу, пока около тропы не оказался большой камень. Иван Андреевич взгромоздился на коня. Снова охотники закачались в сёдлах, спускаясь в ложбины и поднимаясь. Евгений смотрел на широкую спину старика, удивлялся его чудачествам: одуванчику рад, а вот будет ли охота?

После полудня стало ясно, что, несмотря на Покров и добрые собачьи приметы, ехать дальше не было смысла. Иван Андреевич обернулся в седле и сказал:

– До дому надо, однако.

– Так ведь Покров сегодня, – усмехнулся Евгений.

Старик ничего не ответил. Он испытующе посмотрел на парня, а тот успел погасить усмешку. И вдруг Евгения, охваченного отчаянием, словно бы осенило, и он брякнул ни с того ни с сего:

– А я, Иван Андреевич, три заветных слова знаю, но берегу их на чёрный день. Для вас не пожалею одно. Хотите, ещё немного проедем?

Старик недоверчиво взглянул на парня.

– Однако, валяй! – согласился он после раздумья, поверив, видимо, в силу заветных слов.

Не прошло и нескольких минут, как Тузик, бежавший впереди, навострил уши, вскинул хвост и с лаем бросился в заросли барбариса. Оттуда послышался треск, и перед всадниками выскочил кабан, перемахнул через тропу и помчался по склону. Тузик заливался лаем и не отставал от зверя. Здоровенный Бобка помчался наперерез, но, вместо того чтобы остановить кабана, бросился на Тузика, повалил и стал трепать его, словно вымещая обиду, что не он первый нашёл зверя.

Всё это произошло так быстро и неожиданно, что охотники даже не успели снять из-за плеч ружья. Евгений соскочил с коня и бросился отбивать Тузика, а старик пригнулся к шее коня и поскакал по склону, рискуя сорваться вместе с конём. Но отрезать кабана от скал не удалось: грузный зверь поднялся по камням с лёгкостью горного козла. Пока старый казак спрыгнул: с лошади да снял ружьё, кабан успел скрыться за поворотом скалы.

Конечно, после болтовни Евгения о «заветных» словах, кабан подвернулся случайно, но суеверный старик проникся уважением к парню. А тут ещё вдобавок закричал кеклик. Он вскочил на камень, за которым пряталась целая стая. Евгений свалился с коня, с ходу выстрелил. На тропу покатилось сразу три убитых кеклика, остальные шумно взлетели. Евгений засунул в сумку у седла убитых птиц и, не глядя на деда, с важным видом сказал:

– Однако, слово ещё действует.

Охотники молчали до самой станицы. Около ворот своего дома дед сказал:

– Спытаем ещё, однако, в субботу?

– Обязательно, Иван Андреевич, – кивнул Евгений.

Дома старик ни словом не обмолвился об охоте. Домашние сами не спрашивали. Всем было ясно, что охота не удалась и дед не в духе. Вечером за ужином Иван Андреевич молча похлебал щей, встал, перекрестился и сказал, обращаясь к старшему сыну:

– Слышь, Павел, три заветных слова знает парень-то. Нынче одно израсходовали, а два ещё остались. В субботу, может, раскошелится.

– Навряд ли, батя. Прибережёт на чёрный день, – сказал Павел совершенно серьёзно. Домашние посмеивались над суеверием и приметами деда, но вида не подавали, чтобы не обидеть.

– Кто его знает, спробуем. – И дед полез на полати.

В пятницу вечером Евгений приехал с лесозаготовок. Его отпустили на охоту без всяких сроков – лишь бы привёз мяса. Бригада лесорубов жила на одном хлебе и картошке: машина из города с продовольствием где-то задержалась.

Утром дед снял с гвоздя и надел свою старую казачью фуражку с жёлтым околышем времён первой империалистической войны и вышел на крыльцо.

«Неужели опять собакам поверит?» – с тревогой думал Евгений.

Но Иван Андреевич вернулся бодрым и стал одеваться, коротко бросив через плечо Евгению:

– Собирайся, паря!

Через час были уже далеко от дома. Тропа в горах всё время поднималась, виляя в зарослях елей, берёз и осины. Первый морозец «ошпарил» траву, она полегла и ломко хрустела под ногами коней.

Чёрный тетерев с шумом взлетел прямо из-под носа собак и взгромоздился на вершину ели. Он вытягивал шею, заглядывая вниз. После выстрела Евгения тетерев комом упал, пересчитывая ветки.

– К фарту, однако, – одобрил старик и строго добавил: – А словцо-то береги, зря не расходуй по-пустому.

– Что? – не понял Евгений.

– Слово-то береги!

– А, да, конечно, Иван Андреевич! – вспомнил Евгений о своей шутке. Сказать деду правду – не поверит, крепко обидится и вернётся домой.

К вечеру приехали к трём огромным елям, росшим от одного корня. Им было лет по триста, а то и по четыреста. Большое дупло у корней одной из них было кладовой деда. Не один десяток лет он прятал здесь на охоте продовольствие и припасы. Дупло было плотно прикрыто трёхпудовым камнем с выпуклым боком. Этой выпуклостью камень плотно входил в дупло и запирал его, как дверью.

Камень отвалили. В сухом дупле лежали спички, котелок, топор, чашки и другое таборное имущество. Только теперь Евгений понял, почему дед ничего этого не взял с собой из дома. Развели костёр и стали варить тетерева на ужин, почти всё время молча, без лишних слов. Чёрное небо сверкало бесчисленными крапинками звёзд. Луна взойдёт около одиннадцати, был ещё запас времени, и охотники, поужинав, легли отдохнуть: безлунный, тёмный вечер хорош для кабанов, но совершенно непригоден для охоты на них. Под монотонный лошадиный хруст овсом и крики лесной совы Евгений задремал...