Александр Твардовский - Стихотворения и поэмы Страница 7

1959

«Есть книги – волею приличий…»

Есть книги – волею приличийОни у века не в тени.Из них цитаты брать – обычай —Во все положенные дни.В библиотеке иль читальнеЛюбой – уж так заведено —Они на полке персональнойКак бы на пенсии давно.

Они в чести.И, не жалеяНемалых праздничных затрат,Им обновляют в юбилеиШрифты, бумагу и формат.

Поправки вносят в предисловьяИль пишут на́ново, спеша.И, – сохраняйтесь на здоровье, —Куда как доля хороша.

Без них чредою многотомнойТруды новейшие, толпясь,Стоят у времени в приемной,Чтоб на глаза ему попасть;Не опоздать к иной обедне,Не потеряться в тесноте…Но те —С той полки:«Кто последний?» —Не станут спрашивать в хвосте.

На них печать почтенной скукиИ давность пройденных наук;Но, взяв одну такую в руки,Ты, время,Обожжешься вдруг…

Случайно вникнув с середины,Невольно всю пройдешь насквозь,Все вместе строки до единой,Что ты вытаскивало врозь.

1963

«Дробится рваный цоколь монумента…»

Дробится рваный цоколь монумента,Взвывает сталь отбойных молотков.Крутой раствор особого цементаРассчитан был на тысячи веков.

Пришло так быстро время пересчета,И так нагляден нынешний урок:Чрезмерная о вечности забота —Она, по справедливости, не впрок.

Но как сцепились намертво каменья,Разъять их силой – выдать семь потов.Чрезмерная забота о забвеньеНемалых тоже требует трудов.

Все, что на свете сделано руками,Рукам под силу обратить на слом.Но дело в том,Что сам собою камень —Он не бывает ни добром, ни злом.

1963

Памяти матери

Прощаемся мы с матерями        Задолго до крайнего срока —Еще в нашей юности ранней,        Еще у родного порога,

Когда нам платочки, носочки        Уложат их добрые руки,А мы, опасаясь отсрочки,        К назначенной рвемся разлуке.

Разлука еще безусловней        Для них наступает попозже,Когда мы о воле сыновней        Спешим известить их по почте.

И, карточки им посылая        Каких-то девчонок безвестных,От щедрой души позволяем        Заочно любить их невесток.

А там – за невестками – внуки…        И вдруг назовет телеграммаДля самой последней разлуки        Ту старую бабушку мамой.

В краю, куда их вывезли гуртом,Где ни села вблизи, не то что города,На севере, тайгою запертом,Всего там было – холода и голода.

Но непременно вспоминала мать,Чуть речь зайдет про все про то, что минуло,Как не хотелось там ей помирать, —Уж очень было кладбище немилое.

Кругом леса без края и конца —Что видит глаз – глухие, нелюдимые.А на погосте том – ни деревца,Ни даже тебе прутика единого.

Так-сяк, не в ряд нарытая земляМеж вековыми пнями да корягами,И хоть бы где подальше от жилья,А то – могилки сразу за бараками.

И ей, бывало, виделись во снеНе столько дом и двор со всеми справами,А взгорок тот в родимой сторонеС крестами под березами кудрявыми.

Такая то краса и благодать,Вдали большак, дымит пыльца дорожная.– Проснусь, проснусь, – рассказывала мать, —А за стеною – кладбище таежное…

Теперь над ней березы, хоть не те,Что снились за тайгою чужедальнею.Досталось прописаться в теснотеНа вечную квартиру коммунальную.

И не в обиде. И не все ль равно,Какою метой вечность сверху мечена.А тех берез кудрявых – их давноНа свете нету. Сниться больше нечему.

Как не спеша садовники орудуютНад ямой, заготовленной для дерева:На корни грунт не сваливают грудою,По горсточке отмеривают.

Как будто птицам корм из рук,Крошат его для яблони.

И обойдут приствольный кругВслед за лопатой граблями…

Но как могильщики – рывком —Давай, давай без передышки, —Едва свалился первый ком,И вот уже не слышно крышки.

Они минутой дорожат,У них иной, пожарный на́вык:Как будто откопать спешат,А не закапывают на́век.

Спешат, – меж двух затяжек срок, —Песок, гнилушки, битый каменьКой-как содвинуть в бугорок,Чтоб завалить его венками…

Но ту сноровку не порочь, —Оправдан этот спех рабочий:Ведь ты им сам готов помочь,Чтоб только всё – еще короче.

Перевозчик-водогребщик,

Парень молодой,

Перевези меня на ту сторону,

Сторону – домой…

– Ты откуда эту песню,Мать, на старость запасла?– Не откуда – всё оттуда,Где у матери росла.

Все из той своей родимойПриднепровской стороны,Из далекой-предалекойДеревенской старины.

Там считалось, что прощаласьНавек с матерью родной,Если замуж выходилаДевка на́ берег другой.

Перевозчик-водогребщик,Парень молодой,Перевези меня на ту сторону,Сторону – домой…

Давней молодости слезы.Не до тех девичьих слёз,Как иные перевозыВ жизни видеть привелось.

Как с земли родного краяВдаль спровадила пора.Там текла река другая —Шире нашего Днепра.

В том краю леса темнее,Зимы дольше и лютей,Даже снег визжал больнееПод полозьями саней.

Но была, пускай не пета,Песня в памяти жива.Были эти на край светаЗавезенные слова.

Перевозчик-водогребщик,Парень молодой,Перевези меня на ту сторону,Сторону – домой…

Отжитое – пережито,А с кого какой же спрос?Да уже неподалекуИ последний перевоз.

Перевозчик-водогребщик,Старичок седой,Перевези меня на ту сторону,Сторону – домой…

1965

«А ты самих послушай хлеборобов…»

А ты самих послушай хлеборобов,Что свековали век свой у земли,И врать им нынче нет нужды особой, —Всё превзошли,А с поля не ушли.

Дивиться надо: при советской власти —И время это не в далекой мгле —Какие только странности и страстиНе объявлялись на родной земле.

Доподлинно, что в самой той России,Где рожь была святыней от веков,Ее на корм, зеленую, косили,Не успевая выкосить лугов.

Наука будто все дела вершила.Велит, и точка – выполнять спеши:То – плугом пласт ворочай в пол-аршина,То – в полвершка,То – вовсе не паши.

И нынешняя заповедь вчерашней,Такой же строгой, шла наперерез:Вдруг – сад корчуйДля расширенья пашни,Вдруг – клеверищеЗапускай под лес…

Бывало так, что опускались руки,Когда осенний подведен итог:Казалось бы —Ни шагу без науки,А в зиму снова —Зубы на поло́к.

И распорядок жизни деревенской,Где дождь ли, вёдро – не бери в расчет, —Какою был он мукою-муче́нской, —Кто любит землю, знает только тот…

Науку мы оспаривать не будем,Науке всякой – по заслугам честь,Но пусть онаПочтенным сельским людямНе указует,С чем им кашу есть.

1965

«Я знаю, никакой моей вины…»

Я знаю, никакой моей виныВ том, что другие не пришли с войны,В том, что они – кто старше, кто моложе —Остались там, и не о том же речь,Что я их мог, но не сумел сберечь, —Речь не о том, но все же, все же, все же…

1966

«Такою отмечен я долей бедовой…»

Такою отмечен я долей бедовой:Была уже мать на последней неделе,Сгребала сенцо на опушке еловой, —Минута пришла – далеко до постели.

И та закрепилась за мною отметка,Я с детства подробности эти усвоил,Как с поля меня доставляла соседкаС налипшей на мне прошлогоднею хвоей.

И не были эти в обиду мне слухи,Что я из-под елки, и всякие толки, —Зато, как тогда утверждали старухи,Таких, из-под елки,Не трогают волки.

Увы, без вниманья к породе особой,Что хвойные те означали иголки,С великой охотой,С отменною злобойЕдят меня всякие серые волки.

Едят, но недаром же я из-под ели:Отнюдь не сказать, чтобы так-таки съели.

1966

«На дне моей жизни…»

На дне моей жизни,        на самом донышкеЗахочется мне        посидеть на солнышке,На теплом пёнушке.

И чтобы листва        красовалась палаяВ наклонных лучах        недалекого вечера.И пусть оно так,        что морока немалая —Твой век целиком,        да об этом уж нечего.

Я думу свою        без помехи подслушаю,Черту подведу        стариковскою палочкой:Нет, все-таки нет,        ничего, что по случаюЯ здесь побывал        и отметился галочкой.

1967