Семён Узин - Тайны географических названий Страница 8

О, этот ветер! Он чувствовал себя полноправным хозяином среди ветхих полуистлевших парусов, управлять которыми было некому.

Сломленные цингой, изнуренные голодом, люди настолько ослабели, что едва передвигались. На вахту к штурвалу шли по двое, поддерживая друг друга.

Больны были все, начиная с командира судна капитана-командора Беринга. Чуть ли не каждый день кого-нибудь недосчитывались — смерть неумолимо уносила свою добычу.

Вспоминая впоследствии об этих исполненных страданий днях, лейтенант Ваксель, участник плавания, рассказывал: «Наш корабль плыл, как кусок мертвого дерева, почти без всякого управления и шел по воле волн и ветра, куда им только вздумалось его погнать».

В довершение ко всему мореплавателей страшила мысль, что в любой момент почти неуправляемый корабль может наткнуться на прибрежные скалы, — ведь никто из них не мог сказать, где они находятся.

И все же, несмотря на, казалось бы, полную обреченность, в сердце каждого, даже самого тяжелобольного, теплилась надежда на благополучный исход.

Как бы в подтверждение чаяний измученных людей, 4 ноября впереди по ходу судна показалась земля. Заснеженные горы бесформенно громоздились над горизонтом.

Весть об этом мгновенно разнеслась по всем закоулкам корабля. «Камчатка! Камчатка!» — слышались отовсюду счастливые голоса. Все собрались на палубе, не исключая и самых тяжелобольных, которые выползли наверх с помощью своих более крепких товарищей. Каждый хотел лично удостовериться в том, что показался берег, увидеть землю обетованную.

Больной, павший духом капитан-командор Беринг, не покидавший последние дни койки, изменил своему затворничеству и тоже с трудом поднялся на палубу. Возбуждение экипажа передалось и ему. Еще бы, разве это не великое счастье вернуться на Камчатку, избавиться от проклятой цинги, почувствовать себя возрожденным к жизни? Но Камчатка ли это?

Нетерпение и страстное ожидание команды возрастало. Все до боли в глазах всматривались в очертания приближающегося берега. Одним казалось, что они узнают характерные контуры камчатских сопок, другие клялись, что вот этот мыс, выдающийся с правой стороны, как две капли воды схож с мысом, лежащим при входе в Петропавловскую гавань.

Беринг внимательно наблюдал за землей, недоверчиво прислушиваясь к ликующим возгласам. Он не разделял восторгов своих подчиненных и сколько ни всматривался, не находил знакомых черт в береговой линии. Лишенный леса, дикий берег ничем не напоминал оставленных шесть месяцев назад мест.

По мере того как судно приближалось к земле, начинали понимать свою ошибку и все остальные. Лица вытягивались, глаза тускнели, умолкли разговоры. Воцарилась гнетущая тишина. Люди угрюмо расходились, не глядя друг на друга.

Переход от надежды к жестокому разочарованию усугубил и без того тяжелое состояние мореплавателей. Больные чувствовали себя хуже, потеряв всякую надежду на спасение. Капитан-командор, вернувшись в свою каюту, предался горьким размышлениям.

«Как быть? Продолжать ли плавание или высадиться на этом берегу?» Сознавая ответственность за доверенных ему людей, Беринг не знал, на что решиться. О себе он не думал, понимая, что доживает последние дни.

Впрочем, выход оставался только один — надо было покинуть корабль. Дальнейшее пребывание на нем не имело никакого смысла. Продовольствие и пресная вода подошли к концу, да и управлять судном по существу было некому. А земля, хоть и пустынная, вселяла какую-то надежду. Да и пустынна ли она?

Так и было решено на совете, собранном Берингом на следующий день.

В течение двух недель продолжалась перевозка людей на берег. Мучительная процедура. То, что для здоровых людей не составляло никакого труда, для обессиленных голодом и цингой мореплавателей казалось едва выполнимым делом. Спустить на воду шлюпку, перенести в нее имущество, больных — все это отнимало невообразимо много времени.

Уходили последние силы, и требовался длительный отдых, чтобы восстановить их.

Наконец корабль обезлюдел и, закрепленный на якоре, остался покачиваться на волнах под порывами непрекращающегося ветра. Все понимали, что покинутый пакетбот не удержится здесь долгое время. Поэтому никто не удивился, не обнаружив однажды корабля на привычном месте. Он был сорван с якоря усилившимся ночью ветром и выброшен на подводные камни, обильно усеивавшие прибрежные воды.

Итак, все пути были отрезаны. Оставалось ожидать результатов рекогносцировки двух разведывательных групп, посланных обследовать землю, на которую забросила судьба мореплавателей. Оставшиеся с трепетом ожидали их возвращения. Дни ожидания казались вечностью.

Увы! Печально было возвращение разведчиков. Ни на юге, ни на севере не обнаружили они никаких следов человека. По всем признакам это были еще совсем необжитые места. Песцы, морские бобры и другие животные, во множестве встречавшиеся им на пути, не обращали на людей никакого внимания. Не довольствуясь этими доказательствами, путники с трудом взобрались на высокую гору, чтобы осмотреть дальние окрестности. Каково же было их отчаяние, когда в западной стороне острова они увидели полоску океана, подобную той, какая виднелась на востоке.

Остров! Дикий, неприютный остров, покрытый снегом! Впереди холод, голод, мучительная смерть. Сомнений более не оставалось.

День ото дня морозы крепчали, и голодные, обессилевшие люди никак не могли согреться. Живые не расставались с мертвыми, так как были не в состоянии вынести трупы из землянок.

Капитан-командор Беринг быстро угасал. 8 декабря началась агония. Тело его дрожало в мелком ознобе, зуб на зуб не попадал. Мечтая хоть немного согреться, он потребовал, чтобы его закопали в землю, оставив на поверхности только голову. Люди угрюмо исполнили его последнюю волю, понимая, что роют могилу своему командиру. Спустя некоторое время Беринга не стало.

Это трагическое событие произошло во время Второй Камчатской экспедиции, предпринятой с целью отыскания пролива между Азией и Америкой, впоследствии названного Беринговым. Было это в 1741 году.

От голода и болезней погибла только часть спутников Беринга. Остальные, питаясь мясом морских бобров, котиков и тюленей, восстановили свои силы и с приходом весны энергично взялись за постройку судна из обломков севшего на мель пакетбота. К 10 августа 1742 года сооружение корабля, названного также «Св. Петром», было завершено, а спустя семнадцать дней он благополучно входил в Авачинскую бухту.

Остров, на котором скончался капитан-командор Беринг, был впоследствии назван его именем, а вся группа островов, к которой он принадлежит, Командорскими.

Охота — Охотск — Охотское море

 Как часто мы заблуждаемся, пытаясь объяснить происхождение того или иного географического наименования, будь то город или река, озеро или залив, море или гора, сходством, зачастую довольно близким с каким-нибудь словом, употребляемым нами в обиходе.

Но любопытное дело! Почти никогда такого рода объяснения не соответствуют истине.

А, казалось бы, чего проще. Берешь, скажем, географическую карту, видишь, что с западной стороны полуостров Камчатка омывается водами Охотского моря, и думаешь: «С Камчаткой было не так-то легко разобраться, да спасибо Степану Петровичу Крашенинникову, помог, а вот с Охотским морем и гадать-то нечего. Тем более тут же на его побережье и город Охотск располагается, и река Охота несет свои воды в море, неподалеку от города. И чего тут голову ломать, когда все предельно ясно — и река, и город, и море от одного корня берут начало. Охота — вот этот корень».

Эх, видно, хороша была охота в тех краях, коли казаки-землепроходцы нарекли море, реку и город этим именем.

Так, казалось бы, легко и просто можно было бы объяснить происхождение сразу трех географических наименований.

Но если представить на мгновение, что отважные землепроходцы, пересекшие необозримые пространства Сибири и вышедшие к берегам Тихого океана в славную эпоху Великих русских географических открытий, ожили и услышали такого рода предположения, они бы весело расхохотались.

Вдоволь насмеявшись, они бы рассказали, что в 1639 году их отряд во главе с Иваном Москвитиным перевалил через последний хребет на востоке и спустился к морю. Служилые люди обследовали берег этого моря на значительном протяжении и встретили здесь местных жителей — ламутов, родственных тунгусам.

От ламутов Москвитин и его спутники впервые услышали слово «окат», означавшее на их языке река. По имени ламутов казаки назвали море Ламским, а словом окат нарекли одну из многочисленных рек, впадающих в Ламское море, переиначив его на русский лад. Так появилось название реки Охота. В устье этой реки был заложен острог, который также получил наименование Охотского.