Людмила Камедина - Творчество как преодоление зла в духовно-нравственном становлении личности Страница 8

Идеалистический период русского искусства продлился век. Уже к концу XVIII столетия появилась тяга к чувственным формам. Расцвет чувственного искусства приходится на век XIX-ый. Он запечатлелся в своем эмоциональном чувственном тоне, в пейзажных описаниях, портретах, любовных признаниях. Искусство этого периода реалистично, оно пытается изобразить жизнь такой, какая она есть. Правда, литература не копирует жизнь, она не является протоколом записей событий. В этом смысле она так же, как и другие искусства, иллюзорна по своему характеру. Она создаст не жизнь, а ее иллюзию. Когда мы читаем «Анну Каренину», мы не думаем о том, что именно так и было на самом деле. Л. Толстой создает лишь внешнюю сторону жизни, погружая нас в культурно-бытовые реалии того времени и в мир страстей человеческих, которые вне-временны.

Значительным достоинством чувственного искусства является его многообразие. В русской литературе XIX столетия отмечается религиозное, классическое, романтическое, реалистическое, идеалистическое искусство. Это уникальное явление. Пушкин, Достоевский, Толстой своим творчеством проникают во все пласты предшествующей культуры и соединяют в себе эпохи развития русской мысли, «вечные вопросы» русского бытия.

После расцвета чувственное искусство постепенно идет к стадии «слабости». Эта стадия зафиксирована русским декадансом. Чувственное искусство истрачивает большую часть запаса своих творческих сил. П. Сорокин определяет это так: «Этот процесс обычно приводит к аридной стерильности его последней фазы – декаданса, а затем – к разрушению» (1, 450). В декадансе базовые ценности чувственного искусства низводятся до уровня чувственных наслаждений: «вино-женщины-песня». Блоковское in vino veritas— не случайно оброненная фраза, а «культурная ценность» эпохи декаданса.

Литература начала XX века все более отдаляется от реальной действительности и погружается в мир фантазий, иллюзий, обмана. Писатели-натуралисты любят описывать патологические явления, смакуя низменные чувственные страсти.

Русский декаданс породил множество течений: символизм, акмеизм, имажинизм, футуризм и т. п. Русская литература до него не знала такой разветвленности. Внутри каждого течения образовывались свои ответвления. Да и позже, после 1917 года, еще некоторое время наблюдается эта многообразная картина – ЛЕФ, РАПП, ОБЭРИУ и т. п. В советскую эпоху эти течения и организации были «отменены» высочайшими постановлениями, но и тогда искусство не смогло поднять массы до своего уровня, напротив, оно опустилось до уровня толпы. Вспомним известную беседу о сущности «нового» революционного искусства советской эпохи: «Искусство принадлежит народу. Оно должно уходить своими глубочайшими корнями в самую толщу широких народных масс. Оно должно быть понятно этим массам и любимо ими. Оно должно объединять чувство, мысль и волю этих масс, подымать их» (14, 13). Все в этой фразе как раз подтверждает «опускание» искусства до массового. Только массовое искусство может быть понятно всем. Остается неясным только последнее изречение, каким образом «поднять» массы, если само искусство бытует в «самой толще» этих самых масс и не поднимается над «низкой» действительностью. По-прежнему Гегель оспаривается Чернышевским. Ведь именно последний написал магистерскую диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности», полностью посвятивший ее полемике, а точнее оспариванию гегелевской «Эстетике».

П. Сорокин констатирует конец чувственного искусства: «Граница между истинным искусством и чистым развлечением стирается: стандарты истинного искусства исчезают и постепенно заменяются фальшивыми критериями псевдоискусства. Таковы первые признаки разрушения искусства, художника и самого человека, заключенные в развитии чувственного искусства» (1, 452). Сорокин пишет о том, что современные литература и кино на 70–80 % сосредоточены на преступлениях и сексе, доминируют сатира, пародия и карикатура, а «все и вся – от Бога до Сатаны – высмеивается и унижается» (1, 456). Разрушение вызвано стремлением подменить цели средствами, гения – техникой исполнения. Писатели демонстрируют технику владения литературным мастерством. Отсюда скудость религиозных и философских достижений. Мы все больше повторяем, чем создаем свое. Современная литература не может измениться, она лишена перспективы роста. Писатели создают не свою литературу, а скорее, проблемы литературы.

Модернизм в современном искусстве, по мнению П. Сорокина, имеет аналоги и в политике: это коммунисты и фашисты. Обе группы протестуют против чувственного искусства, но по сути и они чувственны. Они разрушители, а не творцы. Наделенный разрушительной силой, модернизм хаотичен и извращен, и чувственное искусство уже выполнило свою функцию (1, 462).

Третий доминантный тип Питирим Сорокин называет смешанным, он состоит частично из чувственного, однако в нем есть и идеациональное – это идеалистическое искусство. Оно представляет собой чувственное, только воспроизведенное в возвышенных тонах. Ценностным является высшее проявление чувств. Тема его как чувственный мир, так и описание сверхчувственного. Герои – возвышенные люди. События земные, но облагороженные. Цель идеалистического творчества – воспитание ума и сердца. Стиль – символико-аллегорический.

Идеалистическое искусство – посредник между культурой идеациональной и чувственной.

С XVII века в русской культурной жизни дают о себе знать признаки заката идеациональной культуры. Осуществляется переход от идеациональной формы к идеалистической в течение второй половины XVII в. Новое искусство расцветает пышным цветом в России в петровскую эпоху и отстаивает свои формы на протяжении века XVIII-ro. Это искусство образца. Подражание античности считалось признаком хорошего тона. Идеалистическое искусство приукрашивает жизнь. Литература отражает реальную жизнь не такой, какая она есть, а такой, какой она должна быть. Ломоносов, Сумароков, Херасков создают «высокие» трагедии из жизни царственных особ, воспевают идеальное в морали, этике, в гражданских институтах. Ломоносов рисует строгую иерархию литературных жанров и «штилей», выводя за ее пределы сатиру, фривольности, низменные страсти.

Чаще всего, исторически, по мнению П. Сорокина, встречаются смешанные типы культур, ибо таково мышление человека. Как правило, живя в век чувственной культуры, человек склонен считать идеациональное искусство более примитивным. Идеалистическая культура религиозна, моральна, гражданственна; она поучает, наставляет, по этой же причине в век чувственной культуры она кажется наивной и устаревшей. Хотя культура и не имеет срока давности.

Идеациональная Истина постигается милостью Божьей (вдохновенно), чувственная – истиной личных чувств, а идеалистическая – разумом. Если каждую из этих истин считать правдой, то они станут несовместимы. Конфликты между истинами, как правило, обостряются при смене доминантных систем, в период заката одной из культур.

В настоящее время мы переживаем четвертый (у П. Сорокина – заключительный) тип культурной системы – эклектичный. Сорокин не считает его искусством и уже тем более в нем невозможно творить, то есть открывать новое и доселе неведомое. Это псевдоискусство, поэтому ценностей у него нет. Темой его становится так называемый «восточный базар», герои – маргинальные типы. События представляют некую мешанину, в которой трудно разобраться. Цели такое искусство никакой не преследует. Стиль его – механическая смесь из цитатного слоя и личных измышлений. Технически же подчас сделано виртуозно.

Что же привело к подобной эклектике? П. Сорокин достаточно подробно анализирует чувственное искусство и пишет о том, что именно в нем содержались «вирусы распада». Пока такое искусство развивается, оно неопасно, но как только запас художественных средств и умственно-чувственный потенциал Автора истрачиваются, то появляется «фаза стерильности»– декаданса, а затем и разрушения. Так было и в американской, и в европейской, и в русской культуре.

Эклектичное искусство последней трети XX века усилило тенденцию разрушения. Если в идеациональной, идеалистической и чувственной культуре оформилась «система истин» и каждая из них считала, что истина открывается либо «милостью Божьей», либо разумом, либо нашими чувствами, то в культуре эклектичной, разрушительную силу которой мы сейчас переживаем, уже и это не определяется.

Образование человека полностью зависит от умонастроения человеческого общества, поэтому, что считать истинным или ложным, знанием или невежеством, различается в соответствии с доминирующей истиной конкретной эпохи. То, что в государстве идеациональным или идеалистическим искусством считалось истинным, в период чувственной культуры становится ложным.