Виталий Танасийчук - Где живет единорог Страница 8

Сейчас о системе Линнея знают даже школьники, и она по-прежнему служит науке. Конечно, она изменилась — стала шире, подробнее, точнее, но основа её осталась прежней. И учёные всего мира с благодарностью вспоминают о светловолосом юноше, который когда-то, шагая по горам и болотам Лапландии, захотел найти порядок в природе.

Неутомимый Паллас

Издавна славилась Русская земля обилием разных животных. В лесах и степях водилось несметное количество зверя, реки были полны рыбы, на озёрах и болотах гнездилось множество птиц. Заморские купцы приезжали к нам за мехами. Для русских людей охота была и важным делом, и развлечением.

Киевский великий князь Владимир Мономах писал своим детям: «Своими руками в густых лесах ловил я диких коней сразу по нескольку. Два раза тур поднимал меня на рогах, олень бодал, медведь прокусил седло. Лютый зверь однажды бросился и свалил коня вместе со мной».

Тур — это огромный дикий бык, теперь уже вымерший во всём мире, а вот кто такой «лютый зверь», который мог свалить коня вместе с наездником, учёные спорят до сих пор. Некоторые думают, что это был лев, который водился в давние времена в Европе.

Охотники хорошо знали животных, обитающих в их краях, и давали им очень выразительные имена. Лося, например, называли сохатым, потому что его рога напоминали деревянную соху. Ядовитую змею в сердцах прозвали гадюкой — от слова «гадкий», да и вообще всех змей и ящериц — гадами. Это название потом долго держалось и в научном языке. Ну, а как возникло слово «медведь», всем понятно: это тот, кто ведает, знает, где можно поживиться мёдом.

Научное изучение животных в России началось лет двести пятьдесят назад.

По весенней распутице, по размокшей грязи от города к городу, от деревни к деревне двигался странный обоз. Впереди карета, запряжённая четвёркой лошадей, за ней несколько крытых повозок-кибиток и, наконец, подводы с ящиками, мешками, баулами. Встречные крестьяне снимали шапки, кланялись едущим в карете, а потом спрашивали у возчиков:

— Кто это едет? Небось генерал?

— Что там генерал, бери выше! Академик едет, по указу царицы Екатерины, все русские земли смотреть да описывать.

— А что это за чин такой — академик?

— Это значит самый учёный человек. Всё знает!

Академику Петру Симону Палласу было всего двадцать шесть лет. Невысокий, худой, подвижный, он всегда спешил увидеть и узнать как можно больше. В своих путевых дневниках Паллас описывал одежду народов, по землям которых проезжал, перечислял товары, которые приводят купцы, рассказывал о встреченных древних развалинах. Он удивлялся тому, что рыбаки на Волге вместо стёкол затягивают окна кожей сома, а самого сома не едят, думают — несъедобен. Не ели они и сельдь, которую стали там солить только много лет спустя.

Паллас интересовался всем, но больше всего — животными. Он расспрашивал у рыбаков и охотников, какие обитают здесь птицы, рыбы и звери, как их называют, какие у них повадки.

Ехал молодой академик не один, а с целой научной экспедицией. С ним были несколько студентов, рисовальщик, то есть художник, егерь и, наконец, опытный чучельник, который должен был снимать шкурки с убитых птиц и зверей и надёжно сохранять их.

Целых пять таких экспедиций отправились из Петербурга изучать природу России и её богатства. В них участвовали десятки людей, а руководили ими молодые, но уже известные учёные Самуил Гмелин, Иван Лепёхин и другие академики и профессора.

Но самое дальнее и самое удачное путешествие совершил Паллас.

В его экспедиции работа шла от зари до зари и в будни, и в воскресенья. Паллас не давал покоя своим спутникам, посылая их собирать растения, искать редкие камни, стрелять птиц, ловить насекомых. Они уставали, не высыпались, но не были в обиде, потому что сам академик работал больше всех.

Путь был неблизкий — на Волгу, через степи к Уралу и дальше в Сибирь, за огромное, как море, озеро Байкал, к китайской границе. Лишь на два-три месяца останавливалась экспедиция на зимовку, но и тут Паллас не знал отдыха — он писал книгу о своём путешествии.

Эту книгу и сейчас интересно читать — так много в ней рассказов об удивительных находках Палласа. Он первым из учёных подробно и точно описал сайгака — антилопу со вздутой, как будто горбатой, мордой и похожим на небольшой хобот носом. Только недавно учёные узнали, зачем сайгаку такой нос. Когда огромное стадо сайгаков мчится по степи, оно поднимает столько пыли, что впору задохнуться. Но сайгаку хоть бы что. Ведь почти половина его морды — это огромная носовая полость, устроенная так, что при дыхании вся попавшая туда пыль выдувается.

А в степях за Байкалом Паллас увидел около чьих-то норок множество стожков сена, по колено человеку, порой аккуратно придавленных камешком. Интересно, кто их собрал? И вот, неподвижно сидя около нор, он увидел, как из них выходят небольшие жёлто-коричневые зверьки с круглыми ушами. Посвистывая, как будто щебеча, они разбегаются по лугу, своими острыми зубами срезают самые нежные и сочные травинки и сносят их в стожки — заготовляют себе корм на зиму. Местные жители, буряты, называют их «оготона», и научное название им дали такое же — «охотона». По-русски этих зверьков зовут пищухами, или сеноставками, и есть среди них сеноставка Палласа, названная в честь неутомимого исследователя.

Очень интересно он пишет о хомячках, которые роют под степными травами свои норы-коридоры с каморками, в которые собирают съедобные коренья на зиму. А осенью, когда хомячки наполнят свои амбары, люди ходят по степи и отыскивают эти кладовые. Но они, по крайней мере, не трогают хомячков. А вот кабаны, отыскав такой склад, съедают его вместе с хозяином.

На Байкале Паллас первым из учёных увидел странную рыбу голомянку — бледно-розовую, почти прозрачную и удивительно жирную. Жаришь, а на сковородке одни кости и жир — причём не простой, а целебный.

В Иркутске ему принесли голову и две ноги какого-то огромного животного, найденного в вечной мерзлоте далеко на Севере. Паллас не поверил своим глазам — голова была носорожья! Правда, рога не было, но было заметно место, где он находился. Так был открыт ископаемый носорог, некогда обитавший и в Европе и в Азии. Он покрыт густой шерстью, поэтому его называют шерстистым. После Палласа учёные не раз находили кости этого животного и даже целые скелеты. Отыскались и огромные, больше метра в длину, рога.

Всё собранное в пути Паллас отправлял в Петербург. В аккуратно завязанных тюках и ящиках на санях везли шкуры, скелеты животных, папки с образцами растений, редкие камни и даже живых зверей. Так в первый раз в столичный зверинец попало несколько сайгаков.

Он умудрился переслать даже найденную возле Красноярска огромную, весившую сорок пудов — больше шестисот килограммов! — глыбу железа. Странная находка оказалась метеоритом, в незапамятные времена упавшим на землю. Учёные назвали его «Палласовым железом».

Паллас казался своим спутникам неутомимым, и только он один знал, как ему было трудно. От ветра и пыли постоянно воспалялись глаза, от плохого питания заболел желудок. Болели и его спутники, моложе и крепче его. Чучельник Шумский заболел цингой и умер.

Но упорный академик продолжал свой путь. Из Сибири он направился обратно к Уралу и Волге, в Заволжские степи, и, лишь обследовав их, повернул назад. Шесть лет длилось путешествие, полное неустанного груда.

А когда Паллас наконец вернулся в Петербург, друзья не узнали его. В тридцать три года он стал седым, как старик.

Возвращались из странствий и другие экспедиции. С богатыми коллекциями вернулся Иван Иванович Лепёхин. А Гмелину не повезло: на Кавказе он был захвачен в плен местным князьком, который потребовал за него громадный выкуп — тридцать тысяч рублей. Дождаться освобождения учёному не пришлось. Ом заболел и умер. Было ему всего двадцать девять лет. Но умирал он со спокойной душой: его коллекции удалось спасти, уцелели и рукописи.

Привезённые экспедициями материалы были огромны. Их описания выходили несколько десятилетий. Сотни животных открыл для науки Паллас. Немец по рождению, он прославился как первый великий русский зоолог. Немало сделал для науки и его друг Лепёхин. Собранная Гмелиным богатейшая коллекция растений как драгоценность хранится в гербарии Ботанического института в Петербурге.

Имена этих троих учёных часто вспоминают вместе, когда говорят о первых исследователях природы России. Рядом они и на географических картах. Когда едешь поездом из Астрахани 15 Саратов, среди жёлтой пустынной степи вдруг появляется зелень деревьев, белые стены домов.

Поезд останавливается, и на здании станции ты читаешь надпись: «Палласовка». Следующая станция будет Гмелинка, потом Лепёхинка, а там и Волга недалеко…