Александр Немировский - Мифы и легенды Древнего Востока Страница 83

— Пещера мрака! — пояснил служитель Ямы.

Большую часть четвертой пещеры занимал огромный медленно вращавшийся гончарный круг. К нему были привязаны грешники. Стоявшие у края служители Ямы вырывали из их тел раскаленными клещами куски мяса.

— Пещера раздора, — сказал спутник Випашита. — Эти не терпели мира и сеяли семена вражды.

Далее Випашиту пришлось спуститься по проходу, напоминающему глубокий колодец. Рядом с ним пролетали окровавленные тела грешников, которых служители Ямы сбрасывали вниз, в пропасть.

Пропасть вела в пространство, издали напоминавшее обычный лес. Но когда Випашит к нему приблизился, то он увидел, что на деревьях гроздьями были повешены грешники. Вместо листьев на ветвях были острые мечи. Ветер, свистя, срывал их, и они терзали повешенных. Иногда грешники падали, и их внизу подхватывали гиены или дикие собаки, чтобы разорвать на части. Тут же летали ястребы, выклевывавшие им глаза, и вороны, пожиравшие их языки.

Страшнее всего был седьмой круг преисподней. В огромном котле, наполненном кипящим маслом и раскаленными железными стружками, сидели или свешивались над котлом в цепях тысячи грешников, а стая воронов жадно клевала их сварившееся мясо и размягченные кости.

В ужасе отшатнулся Випашит и почти бегом поторопился к выходу. И вдруг стоны и крики наполнили все пространство семи кругов преисподней:

— Не уходи! Не уходи, добрый человек! Исходящее от тебя божественное дыхание целительно, как бальзам.

Удивился Випашит и спросил еле поспевавшего за ним демона, что это значит.

— Истинная доброта, царь, — единственный источник избавления от страданий! — отвечал демон Ты же ветер доброты. Каждое доброе дело на земле приносит милость сюда, в царство страданий. Бросишь горсточку риса бедствующей птичке, и здесь становятся меньшими муки голода. Но твои добрые дела и слова все равно что звезды на небе. Твой же взгляд заставляет страдальцев забыть о своих муках. Твоя близость врачует их раны.

— Тогда я здесь останусь! — воскликнул царь. — Ибо ничто так не возвышает сердце, как помощь и милосердие.

— Идем! — сказал посланец Ямы. — Твои муки кончились. Тебя ждет небесное блаженство. Пусть эти грешники получат то, что они заслужили.

— Дай же мне искупить и мой грех, — возразил Випашит. — Ведь я был суров с детьми и старцами, слаб с мужами, бессердечен с женщинами. Я должен остаться здесь до конца дней моих, даже если смогу высушить лишь одну слезу, излечить одну рану, удержать один вопль.

— Идем, царь! — повторил демон. — Твое наказание осуществилось. Приближаются Яма, владыка преисподней, и Индра, господин небес, чтобы проводить тебя к полям Блаженных.

И предстали они оба перед Випашитом.

Преклонился перед ними праведник и сказал:

— Разрешите мне, владыки мира, остаться там, где страдают.

— Они заслужили свою кару, так же как ты заслужил свою небесную награду, — сказал Индра.

— Разве я это заслужил? — спросил Випашит.

— Да, — ответил Яма. — Милосердие глубоко, как море. Он возвышеннее, чем гора Химават. Его плоды многочисленнее тех, которые бросают в широкое лоно Ганга. Ими будут питаться боги и люди до окончания времен.

— Если мои заслуги столь велики, возьми их, владыка мертвых и живых, себе. Раздели их среди беднейших из бедных, среди грешников.

— Да будет так! — сказал Яма.

Скрипя, отворились врата преисподней, и грешники вырвались на свободу, ликуя и славя милость Випашита. И тотчас же пролился кровавый дождь и появилась облачная колесница.

— Садись, Випашит! — сказал Индра. — Твое милосердие заслуживает наивысшей награды!

И Випашит продолжал свой путь в бесконечную голубизну.

Пандавы и Кауравы

Пандавы и Кауравы,Героики древней оплот,Бессмертной добились вы славы,Но призрак распри кровавойЗа вами по миру бредет. 

Вы страстно желали победы,Не ведая сами зачем.Ведь ждут победителей беды.Прошли по вашему следуДва брата, Ромул и Рем. 

Зять с тестем, Цезарь с Помпеем,Втянули в бессмысленный спорПатрициев всех и плебеев.Сюжеты из той эпопеиУ нас на слуху до сих пор.

Переходя от мифологических текстов с типичным для них содержанием (происхождение мира и богов, их соперничество, битвы с драконами и сказочными народами) к основному сюжету, читатель «Махабхараты» переносится на землю, населенную реальными народами, сталкивается с героями, движимыми вполне земными заботами (стремление к власти, жажда славы, корысть, женитьба). Создается впечатление, что перед ним дефилируют уже не мифические персонажи, а реальные цари, их советники, жены и сыновья, их слуги. Между тем читатель по-прежнему остается в мире мифов, но мифов иного уровня, обращенных к народу и его судьбам на определенном витке истории, который принято называть героическим веком. И хотя в силу неравномерности исторического развития героический век у одного народа может относиться к III тыс. до н. э., у другого — ко II тыс. до н. э., а у третьего даже к I тыс. н. э., типологически представители разных героических мифологий являются современниками и родственниками.

Однако обстановка, в которой действуют персонажи героического века Индии, обладает своей неповторимой спецификой, и, выявляя ее, мы в состоянии использовать индийский героический эпос как источник, содержащий сведения по политической и военной истории, религиозной идеологии, быту народов северной Индии, для которых санскрит, ныне мертвый язык, был когда-то языком живого общения и словесности.

Особенностью древнеиндийского эпоса является высокий удельный вес в нем нравоучения, дидактики. Мудрецы присутствуют на всем протяжении сценического действия как его свидетели, наблюдатели и участники, подобно хору в классических греческих трагедиях. Они дают ему этическую и религиозно-философскую оценку, а в наиболее патетических моментах вмешиваются, пытаясь указать героям на их заблуждения и опасность тех или иных решений и поступков.

«Махабхарата», по замыслу ее создателей, должна была не столько держать слушателей в напряжении развитием сюжета, трагичностью происходящего, сколько возвышать душу, воспитывать, внушать вечные истины. «Махабхарата» явилась грандиозной школой для многих человеческих поколений, и все ее герои, как бы ни отличались они друг от друга по социальному положению и характеру, какая бы им ни выпала жизненная роль, всегда служили добру или злу, одни твердо и последовательно, другие в силу тех или иных обстоятельств и особенностей характера совершая колебания между добром и злом.

Нам приходится подчеркнуть религиозно-нравоучительную линию индийского героического эпоса (во многом сближающую его с библейскими легендами), поскольку при любом пересказе «Махабхараты» более всего страдает именно она, а на переднем плане оказывается голый сюжет.

И еще одна необходимая оговорка. Прежде чем выплеснуться на пальмовые листья, на пергамент или другой писчий материал, легенды «Махабхараты» накапливались в памяти едва ли не двадцати поколений сказителей, обогащаясь новыми фактами и сюжетами. Если первые из сказителей были внуками или правнуками ариев, вторгшихся в долину Ганга из места своего первоначального обитания в Пенджабе (Пятиречье), то последние были современниками вступивших в Индию воинов Александра Македонского, а порой и полчищ гуннов. И еще одна необходимая оговорка, которую надо иметь в виду при сопоставлении эпоса с историей: рассказывая о героическом прошлом, сказители неизбежно идеализировали его, представляли более богатым и славным. В их воображении дворцы древних правителей Индии соперничали в роскоши с небесными дворцами богов, мелкие стычки чудесным образом преображались в грандиозные сражения, сотни воинов становились тысячами и мириадами. Таковы традиции эпоса, отражающего историческую реальность в кривом, гиперболически искаженном зеркале фантазии.

Бхима Волчебрюхий

Один из эпитетов Бхимы (полное имя Бхимасена), Волчебрюхий (Врикодара), подчеркивает его прожорливость. Само же имя Бхима означает «Ужасный». Бхима наделен необычайной силой. Еще в младенчестве он упал с колен матери на скалу и разбил ее своим тельцем на тысячу осколков. У Бхимы нет ни лука со стрелами, ни колесницы. Подобно греческому Гераклу, с которым у него много общего, он сражается голыми руками или с помощью дубины. Так же как Геракл, он очищает землю от чудовищ. Ни в чем он не знает удержа, легко впадает в ярость и тогда истребляет всех подряд, как это случилось со змеями, которые спасли ему жизнь.