Владимир Воробьев - Это уж твёрдо

Владимир Иванович Воробьев

Это уж твёрдо

Честное пионерское

У Володьки «честное пионерское» — всё равно что «здравствуй» или «прощай». Сто раз на день можно от него услышать.

Вот послушайте, что вчера, например, было.

Старшеклассники обещали взять наше звено с собой на экскурсию в Краснокамск — бумажный комбинат осматривать. Это в награду за то, что мы помогли им школьную библиотеку перенести в другую комнату и на книги кармашки наклеили.

В половине восьмого утра нам велели быть на вокзале. Конечно, Володька, как всегда, дал честное пионерское слово, что будет готов, когда я за ним зайду.

Ну вот. Стучусь я к нему в семь часов. Никто не отзывается. Значит, отец с матерью уже на работу ушли. А Володька? «Ну, ясное дело!» — думаю. И так забарабанил в дверь, что собаки на дворе залаяли.

Слышу за дверью: шлёп-шлёп.

Это Володька, босой ещё, бежит открывать дверь.

Вхожу. Володька, конечно, ещё не умытый, мечется в одних трусах по комнате и бормочет:

— Вот, понимаешь, тут сам вчера положил. Хорошо помню. Честное пионерское…

Это он про свои носки. А они лежат спокойно на стуле, под книгой. У него вечно так: щётка сапожная на столе валяется, а книга где-нибудь в углу брошена.

«Эх, — думаю, — дам я сейчас ему тумака и уйду. Охота, в самом деле, из-за него на вокзал опаздывать!»

— Да вот они, твои носки, — говорю. — Такое у тебя слово? Я ждать не буду. Я пойду.

А он уже носки напялил и брюки ищет.

— Ага, — кричит, — попались! — обрадовался, что штаны нашёл.

Рубашка тоже скоро отыскалась, за стулом.

— Нет, — говорю, — я пойду и вообще заходить к тебе больше никогда не буду.

А он приплясывает, торопится:

— Я сейчас, минуточку, секундочку… Честное пионерское.

Вдруг встал и озирается по сторонам.

— Чего ещё? — спрашиваю.

— Ремень…

Нырнул Володька под кровать, выполз оттуда, в другую комнату побежал, потом опять под кровать полез. Чихает там, возмущается:

— Лежит, наверное, где-нибудь и смеётся над нами.

А ремень висит себе на дверной ручке. Но мне не до смеха стало, когда я на часы взглянул.

Вытащил я Володьку за ноги из-под кровати:

— Вот он, твой ремень.

— Ну вот, сам видишь, — говорит мне Володька. — У меня, в общем, порядок, только я ещё не привык к нему. Честное пио…

— Брось болтать, скорее поворачивайся! Смотри, уже четверть восьмого…

Он мигом рубашку натянул так, что она затрещала по швам, даже пуговица отлетела.

— Давай, давай скорей! — кричу. — Растяпа сонная!

Вдруг смотрю: опять он засуетился, глаза таращит во все углы. Снова под кровать полез — свои ботинки искать.

Стал я ему помогать. Всю комнату обшарили. И за корзиной в углу смотрели, и сундук отодвигали — не нашли, вспотели оба.

Сел я на стул, чуть не плачу от обиды. А Володька кружится по комнате и вдруг что-то на этажерке принялся искать.

Вскочил я — и к двери. Уцепился за меня Володька, в глаза засматривает.

— Подожди… — жалобно просит.

Ну конечно, жалко мне его стало. Всегда он так… на психологию мою действует.

— Обувай, — говорю, — что-нибудь другое. Есть же у тебя. Только скорее!

— Я в калошах пойду, — хнычет он.

Меня смех разобрал, как представил я себе Володьку на экскурсии в одних калошах.

Ну, он догадался наконец: брезентовые туфли надел.

Мы уже бежать кинулись, вдруг Володька как шлёпнет себя ладонью по лбу — и назад. Откинул угол матраца, а там его злосчастные ботинки лежат.

— Это, — говорит, — я придумал, чтоб не забыть ботинки утром почистить! Ну ладно, бежим. А то и в самом деле опоздать можем. Честное пионерское, опоздаем!

Прибежали мы на перрон, пыхтим, отдуваемся, видим: последний вагон уплывает от нас.

Опоздали… Сдержал слово Володька.

Звено принимает решение

На перемене Машу Птицыну окружили девочки. Сразу же стало известно, что новенькая — отличница и что ей было жалко уходить из своей школы.

После уроков звено осталось на сбор.

Ваня Игнатьев молча стоял у окна, почёсывал затылок, поглядывая то на Машу, то на ребят. Их было четверо, не считая новенькой.

— Чего же тянуть? Начинай, Ваня, — разом заговорили ребята.

— Вот, значит, ребята, в нашем звене… в общем, прибавилось…

— Пернатых, — добавил Серёжа Волькин, тоненький, стриженный под бокс паренёк.

Маша улыбнулась, откинула назад косичку и прикрыла ресницами смеющиеся глаза.

— У нас в звене, — продолжал невозмутимо Ваня, — все ребята занимаются техникой. Так что, может быть, Маше будет неинтересно…

— Если хочешь, можно в другое звено, где есть девочки, а оттуда мы кого-нибудь из ребят возьмём, — предложил Коля.

Но Маша сказала просто:

— Я не хочу, я буду с вами, ребята.

— Значит, так… — начал снова Ваня; он перехватил смеющийся взгляд девочки. — Так, значит…

Ребята рассмеялись.

— Сегодня надо решить, — заговорил Ваня деловито, — кому мы теперь должны оказать техпомощь. Давно уже мы никому не помогали. Одним словом, какие будут предложения?

Маша с любопытством посмотрела на ребят. Она подняла руку, как на уроке, и спросила:

— А что такое «техпомощь», ребята?

— Это мы техническую помощь оказываем кому нужно, — пояснил звеньевой.

Маша отрицательно покачала головой.

— Ну, если кому-нибудь в доме надо что-нибудь починить: кран, например, или электроплитку, репродуктор или выключатель исправить, понимаешь?

— Понимаю, понимаю. Вот здорово! Это как тимуровцы, да?

— Не совсем, мы без всякой таинственности. Прямо приходим в дом и делаем, что нужно.

— Ой! Как хорошо! Это вы сами придумали?

— А что, мы, по-твоему, ничего не можем придумать? — обиделся Витя.

— Нет, я так… У меня предложение хорошее…

— Говори, — разрешил Ваня.

— В детском садике…

— Где? — хором переспросили ребята.

— В детском садике номер восемь, что на Ленинской улице, очень много поломанных игрушек, там, знаете, такие чудесные малыши, такие малыши!..

— Подожди, — прервал Ваня. — При чём тут детский сад?

— Эх! — махнул рукой Витя. — Думал и правда что-нибудь дельное скажет, а она, оказывается, сама ещё в детский сад ходит!

— Но вы только послушайте, ребята! Только послушайте!.. — Маша встала и умоляюще сложила руки. — Игрушек там много, но они часто ломаются! Ведь малыши что? Раз-раз — и сломали! Ну вот, ходила воспитательница в мастерские — не принимают, говорят: «Мы велосипеды ремонтируем, пишущие машинки, а вы — с игрушками».

— И правильно!

— Что — правильно? Что — правильно? — возмутилась Маша. — Разве это правильно, когда игрушки малышам починить некому!

— Пускай новые покупают! Да что, в самом деле? Я против! — решительно сказал Витя и вжикнул застёжкой-молнией. Нагрудные карманы его чёрной вельветовой куртки и брючные карманы все были на этих застёжках. Открывал и закрывал «молнии» Коля так, что по одному звуку можно было безошибочно судить о его настроении.

Остальные зашумели и поддержали его.

— Совочки там всякие, мячики — это не по нашей части. Мы техники! Ты не обижайся, Маша. Мы вот ветряной электродвигатель начинаем строить, а ты… игрушки! — растолковывал ей Ваня.

— Но там и заводные игрушки есть, механические, — пыталась соблазнить ребят Маша.

— Нет, в игрушки мы не играем! — ответил за всех Ваня.

— И в куклы тоже, — съязвил Витя.

— Но ведь и я… — Маша не договорила. Она села за парту, обиженно поджав губы, и до конца сбора не сказала ни слова. Сбор закончился, а ребята так и не придумали, кому бы оказать техпомощь.

Недели через три в школе произошло маленькое событие. В адрес пятого звена шестого класса «А» пришло письмо с обратным адресом: «Детский сад номер восемь».

Снова в пустом классе после уроков собрались четверо ребят и одна девочка. Ваня, стоя у окна, вертел в руках нераспечатанное письмо и, как всегда, медлил. Маша сидела чуть-чуть бледная и глядела прямо перед собой. «Что в этом письме?» — с тревогой думала она и прятала под фартуком руки в царапинах и рыжих пятнах йода.

— Ну, чего ты? Вскрывай! — торопил звеньевого Витя.

Ваня, пошелестев бумажкой, начал читать:

— «Дорогие пионеры! Мы сами писать ещё не умеем и попросили сделать это за нас нашу воспитательницу… — Ваня поднял глаза на ребят, недоуменно пожал плечами и продолжал читать: — Большое спасибо вам за помощь…»

— Что?! — крикнул, вскакивая с места, Витя.