Светлана Лубенец - Классная любовь Страница 10

– С чего вы все взяли, что это Кондратюка? – очнулся от потрясения Исмаилов. – Такая штука может принадлежать кому угодно! Например, из 9-го «Г»… Да и из любого другого класса, которые занимаются в этом кабинете!

– В том-то и дело, что до пропажи журнала этого кубика в классе не было! – все так же торжественно вещала директриса, будто зачитывала акт обвинительного заключения.

– Вы-то откуда знаете? – опять взорвался Сеймур. – Вы что, там были?

– Все очень просто, милый мой мальчик! Этот кубик лежал на стуле Элеоноры Дмитриевны, когда она пришла в класс после встречи с мужем. Не будешь же ты утверждать, что она до этого сидела прямо на этой штуке и ничего странного не замечала!

Сеймур растерянными глазами посмотрел на Люду, будто прося помощи, но она тоже не знала, что сказать. Зато директриса очень хорошо знала, что ей говорить.

– Значит, вы, Антонина Петровна, утверждаете, что эта игрушка принадлежит вашему ученику Владиславу Кондратюку? – спросила она тоном, с которым делает свои сенсационные разоблачения ведущий телепередачи «В рамках закона».

Бедная руководительница физико-математического класса уже десять раз пожалела о том, что у нее вырвалась фамилия Влада. Отступать вроде было некуда, но она все-таки попробовала:

– Ну… она очень похожа на ту, которую все время вертит в руках Владик, но вполне возможно, что такая же есть… то есть была… и у кого-нибудь другого… Сеймур правильно говорит…

– Так! Ясно! Раечка, быстро приведите сюда Кондратюка! – потребовала директриса. Раечка показала рукой с бутылочкой валерьянки на синюшную Элеонору, и Антонина Петровна вынуждена была, как эстафету, перехватить у нее стакан и лекарство.

Пока секретарша ходила за Владом, в кабинете не было произнесено ни единого слова. Раздавалось только тяжелое дыхание Элеоноры Дмитриевны и звяканье коричневой бутылочки о стакан.

– Владислав! – официально обратилась к Кондратюку директриса, как только он зашел в кабинет. – Это твоя вещица? – И на ее ладони самым чудесным образом опять появился кубик.

– Моя, – улыбнулся Влад. – Можно взять? Я жалел, что потерял ее. – Он протянул к кубику руку, но директриса быстро отдернула от него свою и сжала кубик в кулаке.

Влад непонимающе оглядел присутствующих и спросил:

– А в чем, собственно, дело?

– Не скажешь ли ты, Владислав, где потерял свою игрушку? – приступила к допросу директриса.

– Если бы знал где, то сходил бы туда и нашел! – резонно заметил ей Кондратюк. – И вообще, я не понимаю, вы что, из-за кубика меня сюда вызвали?

И директриса опять завела волынку о том, кто кого куда позвал, и как после этого пропал журнал, и где после этого был найден маленький кубик Рубика с хвостиком оборванной цепочки.

– Я мало что понял, – сказал после ее пространной речи Влад, – но одно знаю точно: в кабинете Элеоноры Дмитриевны я вообще никогда не был. У нас русский проходит на другом этаже.

– Как же там оказался твой кубик? – уже с настоящей угрозой в голосе спросила директриса.

– Понятия не имею, – ответил Влад и с презрительной заинтересованностью посмотрел на Исмаилова. Тот отвел взгляд. Люде это не понравилось.

– Ну вот что! Я не сомневаюсь, что кто-то из вас виноват. – Директриса раздраженно бросила кубик Рубика на стол перед собой. – Очень может быть, что вы сговорились втроем…

– А смысл? – перебил ее Кондратюк. – Как же с постулатом «ищи, кому выгодно»? Для чего ученикам 9-го «А» журнал «Г» класса?

– Предположить можно, – снисходительно заметила ему директриса и обратилась к Люде: – А скажи-ка, пожалуйста, Людмила, не знаешь ли ты, где был Исмаилов, когда ты ходила к Элеоноре Дмитриевне?

– В нашем кабинете математики, – твердо ответила Люда. – Мы убирали класс, потому что были дежурными.

– А когда ты вернулась, он все еще находился в классе?

Люда очень хорошо помнила, что в классе Сеймура не было, но почему-то с такой же твердостью в голосе ответила:

– Он был в классе и мыл доску.

– Ну что ж! – Директриса, брезгливо поджав губы, встала из-за стола, давая понять, что аудиенция закончена. – Конечно, камера предварительного заключения в школе не предусмотрена, поэтому идите пока на урок, но имейте в виду, что к этому делу вам еще придется вернуться!

Первым в коридор вышел Исмаилов, за ним – Люда. Дверь директорского кабинета закрыл за собой Кондратюк и сразу обратился к Сеймуру:

– Исмаил! Что все это значит?

– А я знаю? – не очень убедительно развел руки в стороны Сеймур.

– Люда! Может, ты объяснишь мне, что происходит? – Влад обернулся к девочке.

Она отрицательно помотала головой.

– Знаешь что, Кондратюк, – Исмаилов бросил на Влада взгляд, который опять сделался огненным и жестким. – Будь человеком, иди на русский! Мне с Павловой поговорить надо!

– Мне уйти, Люда? – спросил Влад.

– Да, Владик, пожалуйста! – ответила Люда и посмотрела на него умоляющими глазами. – Нам действительно надо поговорить! Не сердись!

Кондратюк понимающе усмехнулся и пошел по коридору к лестнице на третий этаж.

Исмаилов потащил Люду от директорского кабинета на первый этаж в закуток между слесарными мастерскими. От его цепких пальцев, жар которых она чувствовала через тонкую спортивную куртку, девочке сделалось почти дурно.

– Что ты такая белая? – встревоженно спросил ее Исмаилов.

– Не знаю, – выдохнула Люда. – Наверно, посттравматический шок…

– Это еще что такое?

– Это когда больно не в момент травмы, а тогда, когда самое страшное уже позади…

– Тебе больно?

– Мне отвратительно, потому что я ничего не понимаю! Похоже, ты нас с Владом разыграл, как фишки, в какой-то своей жуткой игре!

– С чего ты взяла?

– С того! Влад правильно сказал – «ищи, кому выгодно». Для нас с ним журнал 9-го «Г» никакой ценности не представляет. Он может быть нужен только тебе!

– Если ты так все хорошо понимаешь, то зачем меня прикрыла?

– Сама не знаю… – грустно покачала головой Люда. – Я… Я не знаю, что с тобой происходит, не знаю, почему тебя перевели в наш класс, но я тебе сочувствую… У меня сердце разрывается от сочувствия… Я думаю, что ты сам запутался и тебе нужна помощь… Разве не так? – Люда впервые посмотрела ему прямо в глаза. В них не было уже испепеляющего огня. В них плескалось настоящее неподдельное горе и мука. – Да что с тобой, Сеймур? – схватила она его за плечи и потрясла. – Очнись!

Исмаилов вдруг пристально посмотрел на нее и сказал:

– А хочешь, расскажу?

Люда только кивнула, боясь нарушить хоть словом возникшую между ними еще эфемерную связь, но все испортил звонок с урока. Он раздался неожиданно и так громко, что Люда с Сеймуром в унисон вздрогнули. Он стряхнул ее руки со своих плеч и медленно пошел по коридору прочь.

Глава 5

«Мечты, мечты, где ваша сладость?»

Пашка Румянцев сидел дома за собственным письменным столом и думал о том, что с «кувшинкой надводной» он здорово прокололся. Но кто же знал, что Аринка не любит стихи про любовь! Или, может быть, она не поняла, что они про любовь? Слова «люблю» там, конечно, не было… Может, что-нибудь списать у Пушкина?

Пашка открыл потрепанный томик. Вот, например: «Прощай, письмо любви! Прощай: она велела…» Нет, это не то… Или вот: «Мечты, мечты, где ваша сладость?» Это, конечно, подходит гораздо больше.

Попусту он размечтался о Дробышевой. Она, похоже, спит и видит во сне Исмаилова. И вообще, вся их крупномасштабная любовная атака захлебнулась в самом начале. Девчонки высмеяли их любовные записки. Особенно старалась Власова. Прямо-таки ядом исходила. А где, спрашивается, им, парням физико-математического класса, можно было научиться правильно их составлять, если до этого, кроме уравнений и формул, они ничего друг другу не писали! Похоже, что только изобретатель любовной атаки Игорек Одинцов не проиграл. Муська и правда клевая девчонка. И, главное, без претензий! Вроде бы они неплохо проводят время. И что-то такое странное происходит у Зайца с Клювихой. Везет же людям!

Математический ум Румянцева до того устал от непривычных размышлений, что требовал немедленной компенсации. Пашка сдвинул локтем Пушкина, открыл тетрадь по физике с другой, чистой еще стороны и стал составлять логическую задачу, вроде тех, которые любят помещать на последних страницах журналы для мозгового штурма и одновременно развлечения собственных читателей.

Итак! Имеются четыре юноши: он сам, Пашка, собственной персоной, потом – Заяц, Влад и Исмаил. Четыре девушки: Клювиха, Аринка, Надька и Люда Павлова. (Одинцова с Муськой он исключил как уже сложившуюся пару.) Румянцев обозначил каждого из одноклассников буквой латинского алфавита, на которую тот ему показался больше похож, и начал составлять условие: А ненавидит F, но зато считает J достойным внимания. У G слишком длинное лицо, но для W отсутствие женской привлекательности не является существенным препятствием для создания романтических отношений… И так далее… и тому подобное… В результате решения задачи должны были составиться наиболее перспективные пары 9-го «А».