Леонард Пирагис - Красавчик Страница 10

Настала пора идти за обещанным платьем. Митька прекрасно знал поселок и без труда отыскал нужную дачу. Это был скромный двухэтажный дом, весь укрытый широкой листвою раскидистых каштанов. Стоял он на берегу озера и садом соприкасался с самой водой. Дом был красивый, просторный, но Красавчику он не понравился. Невольно он сравнил его с тем чудесным домом и нашел почти жалким. Сад был, правда, большой и полон цветов, но и ему было далеко до уютного садика той дачи.

— Дом как дом, — вслух выразил он свою мысль и вызвал ею удивление приятеля:

— А тебе какого же надо?

— Да не мне… Так это я.

Красавчику почему-то не захотелось посвящать друга в свои мысли и он уклонился от прямого ответа.

Митька покачал головой.

— Черт знает, что с тобой делается. То ты как человек, а то вдруг точно спишь и сны видишь.

Митька, сам того не ожидая, попал в цель. Красавчик удивленно поглядел на него: сны наяву — это действительно было так похоже на данное состояние Красавчика.

В саду и на крытой террасе никого ни было видно. Друзья обошли дом и остановились возле высоких тесовых ворот. Со двора доносился чей-то голос; кто-то напевал песню о Мальвине, как ее снаряжали к венцу.

Приятели переглянулись.

— Постучать в калитку? — нерешительно спросил Митька.

— А вдруг да не эта дача?

— Ну так что ж? Не воровать идем…

Митька взялся за щеколду и стукнул ею. Красавчик робко встал поодаль.

В ответ на стук загремела цепь и раздался хриплый простуженный какой-то лай. Митька невольно отступил на шаг.

— Собака…

Пение на дворе смолкло. Послышался шум шагов по деревянным мосткам, и тот же голос, что пел, говорил собаке:

— Тише, Фараон, цыц!

Скрипнула калитка, и в ней показался седобородый мужчина в фуражке и фартуке. Мутные голубые глаза с любопытством скользнули взглядом по фигурам детей.

— Вам чего, братцы?

В мягком старческом голосе звучали добродушные нотки. Лицо старика тоже казалось добрым и простым и походило на какую-то икону.

— Барыню нам повидать, — переминаясь с ноги на ногу, сказал Митька.

— Барыню? — Снова старик окинул взглядом ребят и добавил неторопливо: — А почто?

— Да говорила она, чтобы придти нам, — смущаясь почему-то, пояснил Митька. — Барыня Шахматова.

Старик кивнул толовой.

— Барыня Шахматова точно здесь. Ну, коль сказывала сама, то ступайте.

Он медленно отодвинулся от входа и рукой поманил детей.

— Ступайте. Вона крылечко в углу… На кухню пройдете, там кухарка будет. Ступайте.

Громадная лохматая собака со злобным лаем кинулась из угла. Друзья в страхе попятились. Старик тихо рассмеялся.

— Испугались? Не бойтесь, на цепи он. Цыц ты, Фараон, дурной пес: не видишь нешто, что ребятенки пришли. Эх, дуралей старый!

Он добродушно бранил собаку, и та, точно поняв его, смущенно съежившись, убралась в будку. Только черные глаза, сверкавшие из-под лохматой шерсти, проводили друзей до самого крыльца кухни.

Плотная толстая женщина встретила мальчиков на пороге кухни. Сперва она как будто удивилась, однако не успел Митька рта раскрыть, как она заговорила.

— Это вы, сиротиночки несчастные? Идите, идите в кухню-то… Барыне я скажу сейчас… Сейчас… сейчас…

Кухарка неуклюже засуетилась, выдвигая из угла две табуретки.

— Присядьте вот, сердечные… А я сейчас барыне скажу… Ах вы бесталанные!

И в словах и во взглядах, которыми награждала она ребят, было много искреннего, неподдельного участья. Жирное красное лицо ее выражало столько жалости, что, казалось, вот-вот из оплывших жиром глаз брызнут слезы. Видимо, она уже знала о «бедных погорельцах» со слов барыни.

Кухарка скрылась в комнатах. Митька кинул на друга предостерегающий взгляд.

— Смотри, Красавчик, не провались, — шепнул он, — говори так, как я учил, если будет спрашивать.

Он заранее подготовил друга к роли, которую надлежало сыграть перед госпожой Шахматовой. Это была довольно сложная роль, и Митька побаивался, как бы Красавчик не «сдрейфил».

— Не забыл ничего? — с тревогой осведомился он.

— Нет.

Красавчик не забыл наставлений приятеля, но все-таки не был уверен в своих способностях выдержать роль. Он чувствовал, что не вынести ему скорбного ласкового взгляда дамы, что он обязательно собьется и перепутает что-нибудь. Это и волновало и пугало мальчугана. Он чувствовал во всем теле какую-то странную дрожь и ему хотелось, чтобы кухарка как можно дольше не возвращалась. Совсем бы хоть даже не пришла.

Но нет. Хлопнула дверь, должно быть, в коридоре. Раздались шаги и голоса. У Красавчика даже дыхание замерло; один из голосов принадлежал даме. Он вскочил с места точно собираясь убежать, и кинул на Митьку беспомощный взгляд.

Тот шепнул хмуро:

— Держись! — и встал, тоже заметно волнуясь.

Госпожа Шахматова вошла в кухню. Следом за ней кухарка несла объемистый узел. Взгляд Митьки мигом ощупал его, и он с трудом подавил улыбку удовольствия.

«По костюму поди, а чего доброго и сапоги еще», — подумал он.

— Ну вот, милые, собрала я вам кое-что из платья, — ласково зазвучал мягкий голос Шахматовой. Она передала узел Митьке, и тот рассыпался в благодарностях, с опытностью заправского босяка призывая на «благодетельницу» тысячи милостей неба.

А потом началась пытка. Митька, впрочем, развязно отвечал на вопросы госпожи Шахматовой. Он подробно описал мнимый пожар в «Сороках» и, всхлипывая, тер кулаком глаза, когда заговорил о том, как «сгорела мамка». Рассказ вышел таким трогательным, что невольная слезинка скатилась по щеке госпожи Шахматовой. Кухарка слушала, подперев ладонью щеку, тяжело вздыхала и причитала со слезами в голосе:

— Бедные! Сердешные! Сиротиночки несчастные!

И сокрушенно покачивала головой в такт причитаниям.

Когда же приходилось Красавчику отвечать на какой-нибудь вопрос, он не знал куда деться. Его бросало сразу и в жар и в холод. Краска заливала лицо, он беспощадно теребил подол рубахи и не мог глаз оторвать от половиц. В эти минуты ему хотелось сквозь землю провалиться, чтобы не чувствовать на себе затуманенного слезой взгляда Шахматовой.

— Ну, а что же вы будете дальше делать?

Этот вопрос даже Митьку застал врасплох. Он молчал, не находя подходящего ответа.

— До сих пор вы скитались по лесам, неужели и дальше так будете жить?

Митька смутился. Однако выдавил сквозь зубы.

— Нет…

— А что же? Родные у вас есть?

Митька насупился. Он начинал себя чувствовать также хорошо, как если бы его поймали в краже.

Госпожа Шахматова задумалась. Она прониклась участьем к юным бродягам и думала каким бы образом устроить судьбу несчастных детей. Митька чутьем угадывал ее мысли и начинал трусить: кто знает, что взбредет ей в голову? Нужно было чем-нибудь предупредить ее благодетельные порывы.

«В приют еще надумает пристроить», — подумал Митька, и от одной этой мысли его бросило в жар.

Не даром Митька прошел трудную школу «фартового». Постоянные опасности, необходимость вывертываться из самых скверных положений изощрили его изобретательность. Выручила она и в этом случае.

— Мы, барыня, в Сестрорецк пойдем, — сказал он, оживляясь немного. — Знакомый там, земляк, работает на заводе… Он обещался работу нам найти…

— Да?

В голосе Шахматовой звучало легкое недоверие. Но ее нетрудно было убедить. Дело наладилось, и Митька вздохнул облегченно: свободе их не грозило никакой опасности.

— Ну что ж, Бог с вами, идите… Можете сегодня переночевать здесь.

Митька замялся. Ему хотелось поскорее выбраться из этого дома, в котором он начинал видеть уже чуть ли не ловушку.

— Спасибо, барыня добрая, — отклонил он предложение. — Мы уж лучше пойдем. Светло ночью теперь… Скорее дойдем.

— Ну, как хотите. Христос с вами… Только, дети, если вы вдруг не найдете вашего знакомого в Сестрорецке, то возвращайтесь ко мне… А теперь покушайте на дорогу. Феклуша, дай детям поесть.

И ласково, сердечно простилась она с мальчиками. Красавчика даже поцеловала в лоб.

— Как звать тебя? — спросила она, держа в ладонях голову мальчика.

— Мишка, — краснея, пролепетал он.

— Миша? Помни, что я говорила. Если плохо будет, то приходите ко мне. Не забудешь?

— Не забуду, — шепнул мальчик и дрогнули, опустились его пышные ресницы. За душу схватила непривычная ласка, затронула в ней что-то тоскливое, больное… Слеза выкатилась и упала прямо на тонкую белую руку…

— Ну, Господь с вами, милые. Пусть вам Бог поможет, бедные дети! — взволнованно проговорила госпожа Шахматова. Она перекрестила мальчиков широким крестом и быстро вышла из кухни. Митька заметил, что, выходя в коридор, она приложила к, глазам белое что-то, должно быть платок. И у него закоренелого фартового, стало как-то скверно на душе. Впервые шевельнулось незнакомое ощущение нехорошего, гадкого, и первый раз в жизни Митька почувствовал недовольство собой, хотя и блестяще выполнил предприятие.