Владимир Добряков - Новая жизнь Димки Шустрова Страница 10

— Я те вот задам! — тонким голосом не крикнула, а скорее пропищала она.

Но Димка все равно перепугался — чуть не кубарем скатился с забора. Хорошо еще, что головой не шмякнулся и ветка в руке осталась.

— Охальники! — донесся голос старушки. — Ишь, по заборам! Нет бы в дом зайти, коль нужно…

«Во — удивился Димка, — в дом приглашает! Может, так говорит только? А в калитку войдешь — она тебя и огреет!..»

Но теперь уже заходить никуда не нужно было. Ветку добыл что надо. Не хуже тех, которые наломал матери ее храбрый Сомов. Тут и счастливая пятерочка отыщется.

ПУЗАТЫЙ ПОРТФЕЛЬ

Любчик надел берет и встал у двери. Минут пять простоял, прислушиваясь, что делается на лестнице. Дядя Никита прошел с третьего этажа. Шаги тяжелые, и слышно, как дышит. Отец говорит: сердечная астма у него. Люська-второклашка попрыгала…

«Неужели пропустил? — подумал Любчик. — Странно. Раньше времени Димка почти никогда в школу не идет… Но это прежде не ходил, а теперь, может, и побежит к своей Мариночке… У-у, глазастая, только на него и смотрит!.. А если он дома, то сейчас должен выйти. Пора. — Любчик посмотрел на высокие часы, стоявшие на полу и медленно качавшие длинным, метровым маятником. — Неужели и сегодня пройдет мимо, не позвонит? Вчера не позвонил…»

Ага, дверь вверху стукнула… Димка! Любчик перестал дышать. Ближе, ближе шаги… Так и есть — не позвонил. Любчик побежал на кухню — посмотреть в окно. Конечно, Димка! И портфель пузатый, будто все учебники и тетради собрал. Но почему не зашел? Всегда же заходил… Что делать? Догнать?

Обидно стало Любчику. Столько лет дружили, книжки давал читать. Вместе мечтали совершать подвиги, летать к звездам и делать открытия. А теперь мимо двери проходит. С Мариной секретничает. Будто она ему дороже. Дороже, чем он, Любчик, его лучший друг.

Любчик повздыхал, проводил взглядом неверного друга до угла дома и тоже отправился в школу.

Димка странно вел себя и в классе. Пузатый портфель он засунул под крышку парты. Сколько Любчик ни наблюдал — ни разу и не вытащил его. И учебников, кроме «Русского языка», никаких не принес. Да еще четыре тетрадки и дневник.

Димкин портфель не давал Любчику покоя. Он даже плохо слышал, что происходило у доски. Все-таки не утерпел и, потеснив друга локтем, поборов обиду, тихонько спросил:

— А где твой учебник истории?

Не глянув на приятеля, Димка еще тише сказал:

— Не взял.

— Почему?

— Положить некуда было.

— А портфель?

— Там… коробка с туфлями.

— С какими туфлями?

— Обыкновенными. Чего пристал? — Димка поморщился. — Слушать мешаешь.

«Обманывает, — решил Любчик. И еще сильнее обиделся. Он искоса взглянул на Димку. — Ах, какой прилежный! Слушает! Глаз с доски не сводит! С каких это пор стал таким?..»

— Ну чего ты? — обернулся Димка и сердито зашептал: — Не веришь, да? Мама велела туфли своей знакомой отвезти. Сама в командировку уезжает. После школы пойду и отдам.

Димка нарочно сказал про маму — знал, что Любчик, как и многие в их классе, к его маме относится с особенным уважением. Ведь областную газету читают все родители, фамилия Шустрова всем хорошо известна и многими весьма почитаема. Мамины острые, смелые выступления в газете часто вызывали в городе разговоры и оживленные споры. Димка иной раз чувствовал и к себе повышенный интерес ребят и учителей.

«Может, и правду говорит?» — подумал Любчик.

— А почему утром не зашел ко мне?

— Спешил.

— И вчера спешил?

— Слушай — точно от зубной боли скривился Димка, — у меня дома… не поймешь чего! А ты…

Любчик сконфузился. В самом деле, пристал к человеку, а у него дома всякие неприятности. А какие неприятности?..

Но докучать новыми расспросами Любчик не решился.

Все же подозрения не рассеялись. После второй перемены он поспешил в класс и, пока Димка был в коридоре, сунул руку под крышку парты на половине друга и ощупал портфель.

«Интересно, — удивился он. — Сказал, что коробка с туфлями, а тут мягкое что-то…»

Почти все ученики зашли уже в класс, а Димка все не показывался. Любчик поглядел на парту Лизюковой — тоже пусто. Эх, посмотреть бы в коридоре… Поздно. Вот и они. Глаза у Марины опущены, и сам Димка какой-то… будто двадцать кругов на велике по двору отмахал.

После уроков Димка засунул под ремень учебник и дневник с тетрадками и вытащил из парты портфель.

— Видишь, даже учебник не лезет, — объяснил он.

— А далеко нести… туфли? — боясь выдать себя, спросил Любчик.

— На трамвае надо ехать. Часа через два вернусь… Ты домой иди один. Ладно?

— Понял, — кивнул Любчик.

Внизу, у дверей школы, друзья расстались. Любчику, как и всегда, нужно было идти направо, до почтового отделения, а затем свернуть на свою улицу Глазунова. Димка же пошел налево, где по Троицкой улице тянулись трамвайные пути.

Любчик, пока шагал к почте, три раза оглянулся — точно, Димка идет к остановке. Но едва тот скрылся за изгибом улицы, Любчик остановился и повернул обратно. Он шел так быстро, что вполне мог бы составить конкуренцию мастеру спорта по ходьбе на длинные дистанции.

Димку с его пузатым портфелем Любчик увидел почти у самой трамвайной остановки. Любчик затаился за круглой тумбой, оклеенной спортивными и театральными афишами, и, высунув голову в берете, стал наблюдать. Пока все правильно: ожидает трамвая.

«Так, видно, ничего и не узнаю, вздохнул Любчик. Уедет сейчас…» Вот и колеса где-то на повороте провизжали. Через минуту подъехала красная двойная сцепка вагонов. Любчик почти весь высунулся из-за тумбы. Но… что это? В трамвай Димка почему-то не сел.

Любчику это показалось подозрительным, и он продолжал терпеливо следить. И вдруг увидел: Димка быстро оглянулся по сторонам и зачем-то торопливо зашагал по Троицкой улице, откуда недавно выехал трамвай.

Любчик обрадовался и сразу же вспотел. И без того было жарко от быстрой ходьбы, а тут он просто взмок. Капля пота, как мураш, прокатилась между лопатками.

Сохраняя дистанцию, он поспешил за Димкой. Дальше преследовать было легче: росло много деревьев, кусты акаций широко раскинули свои ветви. Начинался небольшой и уютный, с двумя аллейками, Троицкий парк.

Шел Любчик, шел и неожиданно потерял Димку из виду — будто под землю тот провалился. Любчик осторожно прошел направо по аллейке, затем свернул налево, вытягивая тонкую шею. Обогнул акацию и… едва не задохнулся: в пятнадцати метрах — Димка на скамейке, а рядом — Лизюкова. Присел Любчик со страху и думает: «Вот, оказывается, куда спешил Димка!». Подождал минуту, две, снова тихонько привстал. И как раз вовремя: расстегивает Димка свой пузатый портфель и достает… никакую не коробку с туфлями, а букет сирени.

Подглядывать за тем, как Марина взяла сирень как порозовело ее смущенное и радостное лицо, Любчик уже не стал. Чуть перегнувшись под тяжестью портфеля и наклонив голову, он медленно побрел обратно.

ШЕРСТЬ НА КОФТУ

Встала Надежда Сергеевна рано, проверила собранный с вечера небольшой чемоданчик — не забыла ли чего, завернула в кулек приготовленный Еленой Трофимовной завтрак на дорогу и, перед тем как взять в передней плащ, подошла к Димке.

Посмотрела, улыбнулась — до того сладко посапывает, губы оттопырил, розовый, сонный. Жаль было будить, однако Надежда Сергеевна потрепала сына за каштановый спутанный чуб, возле уха провела пальцем, пощекотала у носа. И добилась своего — чихнул Димка, глаза распахнул:

— Мам, я думал — Дымок меня…

— Этот лежебока тоже спит еще… Сын, три дня меня не будет. Помнишь, какие дни?

— А какие? — спросил Димка.

— Вот тебе и раз! Последние. Когда вернусь, ты уже будешь… кем будешь?

Из-под одеяла показались круглые Димкины плечи. Это он поднял их: никак не мог догадаться, кем же станет через три дня.

— Эх, голова, пять дырок! — засмеялась мама. — Будешь учеником пятого класса.

— А-а, — заулыбался Димка. — Я и забыл.

— Чтоб все было на высшем уровне! — погрозила пальцем Надежда Сергеевна. — Троек не предвидится?

— Может, по русскому, — неуверенно протянул он. — Сочинение я хорошо написал, а вот…

— Читала, — кивнула мама. — Покоритель космоса! Только покорителю не помешает быть и грамотным. Шесть ошибок наворотил, о запятых понятия не больше, чем у Дымка. Видно, самой придется на будущий год с тобой подзаняться. Стыдно не знать, что перед разделительным союзом «а» ставится запятая.

— Да это я знаю, — сказал Димка.

— Бабушку слушайся, — добавила мама. — Не гоняй на велике до седьмого пота.

— Мам, а почему на голове пять дырок?

— А ты посчитай! Наказ мой понял?

— Ага! — радостно кивнул Димка.