Алексей Олейников - Велькино детство Страница 10

- Пойдем уже в дом, Витенька, — тетя Надя, закончив перемалывать мясо, вымыла руки, — Спать уже пора, надо зубы чистить.

Витька вздохнул, и, отпихнув дневник, поднялся. Получив на руки зубную пасту, он перекинул полотенце через плечо и, прижавшись к тетиному боку, пошел в дом. Бабушка вышла на улицу — кормить мясными обрезками ненасытное кошачье племя. Велька остался один.

Он пролистал еще раз пожелтелые, пропахшие пылью страницы, поглядел на круглые пятерки, и угловатые четверки, выведенные размашистой красной ручкой. Потом захлопнул, чихнул от пыли и уронил оба дневника за спинку дивана.

Бабка — смерть

— Спасибо, ба… — Велька торопливо допил компот, и, облизывая губы, поднялся.

— Куда ты, юла? — бабушка всплеснула руками — А арбуз?

Дела у меня — лаконично ответил Велька, перелезая через стенку беседки — так короче, чем протискиваться мимо Полинки, недовольно ковыряющей кашу, так быстрее, чем пробираться вдоль деда, размеренно срезающего с огурцов кожицу тонкой зеленой стружкой. Он решительно прошел сквозь сад, отвешивая щелбаны махровым головкам хризантем и, только у калитки задумался — а какие у него дела? Друг Андрейка вчера уехал с отцом на рыбалку, Колька укатил в город, с Тимкой рыжим Велька никогда не водился, а больше приличных людей в селе он не знал. Были, правда, всякие голопузы, вроде соседского Федьки, носящегося с галдящей оравой семилеток, но возится с такой мелюзгой? Велька и самого-то Федьку выделял из запыленной массы локтей, коленок и панамок лишь потому, что тот как-то бескорыстно указал ему одно место на Селинке, где водились отличные подлещики. Но сейчас…. Велька оглядел напрочь пустую улицу, вздохнул, подошел к конуре и звякнул цепью. Из глубины будки вытянулись две черно-мохнатые лапы, затем вынырнула страшно-кудлатая башка и зевнула желтыми клыками. В глазах пса читался вопрос — зачем его разбудили в такую рань?

— Скучно мне, Кардамон — пояснил Велька. Пес в ответ зевнул, и, встряхнув ушами, полез обратно. Велька обиделся, уперся ногами и потянул цепь на себя. В будке напряглись и сдавленно зарычали. С полминуты мальчик и пес боролись, затем из будки показались лапы и рычащая голова. Когда азартный Велька выволок собаку наполовину, Кардамон умолк и поднял укоряющий взор. Велька устыдился, и отпустил цепь.

— А еще друг человека. Собака ты, Кардамон, последняя собака после этого — вздохнул он. Кардамон благоразумно не возражал.

Велька собрался было уже идти в дом, рисовать карандашами, как из-за поворота, вздымая пятками облачка пыли, выбежала та самая голопузая орава, и на перекрестке мальками прыснула в разные стороны. В Велькин конец, перегоняя собственную тень, мчался как раз Федька. Велька, донельзя заинтригованный, открыл калитку, и когда Федька проносился мимо, за воротник втянул его во двор.

Федька заорал дурным голосом и забился в руках не хуже подлещика.

— Тихо, тихо…Федька, это ж я — оторопев, Велька разжал пальцы. Федька, извернувшись ужом, отскочил в сторону.

– Ты чего?

– А…эта ты… — Федька еще одурелыми глазами глянул на него.

– А то кто же? Ты чего такой?

– Я…эта… — Федька огляделся, и хотя кругом никого не было, кроме Кардамона, высунувшего на Федькины крики из будки свой нос, перешел на шепот:

– Ты…эта никому не скажешь?

– Да чтоб мне.. — Велька выразительно, хотя и неточно повторил жест, виденный в фильме «Крестный отец». Это, видимо, убедило Федьку. Он облизал губы.

– Мы…эта… на кладбище были.

– И что? Днем туда каждый дурак может сходить — усмехнулся Велька.

– Ага, днем, а вчера в полночь не хочешь? — переводя дух, огрызнулся Федька. — Тебе то слабо?

– Слышь, малек, чего я там забыл? — Велька нацелился было отвесить подзатыльник, но Федька округлил глаза и рыбкой нырнул в куст сирени.

– Ты…эта…чего? — Велька ошарашено подошел к сирени, не зная, что и думать. С Федькой явно творилось что-то неладное. — Я пошутил. Вылазь, Федь. Там мурашей полно. Феедь?!

– Тихо ты… — яростным шепотом откликнулся Федька. — Вон она идет.

– Да кто она, Федь?! — жалобно спросил Велька, все больше убеждаясь, что с пацаном чего-то приключилось. — Вылазь, Федька.

– Она идет — уже прошипел Федька, — Прячься быстрей.

– Да кто она, Господи… — Велька завертел головой — Да нет же никого кругом, ты на солнце перегрелся что ли?

– Сам ты перегрелся — огрызнулся Федька — Вон она, на дороге, обернись, дубина.

Велька, решив припомнить Федьке дубину потом, когда этот паразит из сирени вылезет, все же обернулся. Посреди перекрестка, в жарком полуденном мареве и пыли стояла маленькая, сгорбленная черная фигурка.

Кто это? — почему-то шепотом спросил Велька, которому от неподвижности этой фигурки стало не себе.

– Бабка — смерть.

– Кто? — изумился Велька и отчетливо понял, что Федька сошел с ума. Велька хотел было сказать Федьке, что у него чердак поехал, но вспомнил, что их, сумасшедших этих, нельзя волновать. А то они буйные становятся, вон как Федька бился. Велька вдруг подумал, как плохо будет тете Вале, Федькиной маме, когда она узнает о том, что сын у нее…того. Велька лихорадочно соображал, как вытащить Федьку из куста.

– Феденька — самым сладким голосом, каким мог, позвал Велька — Может…эта…тебе в дом зайти…или ты пить хочешь?

– Ты что, с ума сошел? — ответил Федька.

– Я…нет — запнулся Велька.

– Она же меня увидит, когда я вылезать буду.

– А что это за бабка такая? — приторно продолжил Велька, прикидывая, чем еще помешанного Федьку поманить. Можно было, конечно, позвать деда, бабушку, они бы окружили сирень, чтобы Федька не удрал, а потом пришел бы участковый Петр Фомич и вынул бы этого кукукнутого. А еще можно было бы поджечь сирень, тогда бы Федька сам выскочил. Но пока будешь звать-искать-окружать, он же заподозрит неладное и удерет. А потом лови его по огородам.

– Это бабка, она на кладбище живет, с косой ходит и чего-то бормочет под нос себе. Мы сами видели, идет и под нос бу-бу, бу-бу, а коса здоровущая такая, так и блестит. Пацаны рассказывали, она ночью по селу ходит и в окна заглядывает. И где окно открыто, она того…Ай..

Куст затрясся.

– Ты чего там? — заволновался Велька и вытянул голову, пытаясь хоть что-то разглядеть.

– Мураши, блин… — сирень зашуршала, из темной ее зелени вынырнула растрепанная голова. Федька остервенело почесал лопатку и продолжил:

– И кого значит увидит, того косой — чик! — провел он поперек шеи.

– Дурак ты, Федька, — в сердцах сказал Велька и залепил Федьке полновесный щелбан.

– Ах. ты…я, — оскорбленный до глубины души Федька свечой взвился, сжимая кулаки, но тут же изменился в лице и охнув, упал обратно.

– Блин…увидела, сюда идет. Мамочки.

— Спокойно…не дрейфь, — Велька сглотнул комок в горле, — Я тебя прикрою.

— Мы ж ей того, помешали, — задыхающимся шепотом зачастил Федька. — Чтоб люди больше не помирали, мы ей косу и сломили.

— Как это сломили? — сразу и не понял Велька, глядя на увеличивающуюся фигурку.

— Обыкновенно, молотком, — пояснил Федька, затаенно почесываясь. — Хрясь и того …

— Совсем сдурели?

— А что — пусть лучше люди помирают?

— Блин, давно я такого бреда не слышал, — разозлился Велька. — Вылезай, прощение просить будешь.

— Ты, что, обалдел? — Федька от ужаса даже перестал чесаться. — Мне ж тогда хана. Не выдавай меня, Вель, не надо. Ну пожалуйста..

Бабка приближалась, а Велька стоял на месте. Умоляющий Федькин голос поколебал его решительные намерения, и теперь Велька не знал, что делать. Он не мог бросить Федьку в этих кустах один на один с неизвестностью, но и выдать его не мог.

Ему казалось, прошла вечность, пока фигурка приблизилась.

— Зддравствуйте, бабушка — почему-то запинаясь, поздоровался Велька, когда сгорбленная старушка в темно-синем платке и глухом черном платье поравнялась с их калиткой.

— Косу вот сломили, — тихо сказала она и показала сточенный обломок лезвия, зажатый в темной обветренной ладони. — Мальцы..

— Ой, бабушка, я даже и не знаю, кто такое мог сделать, — притворно ужаснулся Велька, и почувствовал, как щеки его начинают гореть.

Старушка, не отвечая, поглядела на него. Сморщенное ее лицо ничего не выразило. Вельке показалось, что она смотрит и не видит — ни его, ни дрожащих над Федькой ветвей сирени, ни звенящего цепью Кардамона, ни их дома, а смотрит куда-то очень далеко.

— Ну ладно, — она вздохнула и пошла дальше, шаркая стертыми ботинками.

— Ну что? — из сирени вынырнула взъерошенная голова Федьки, — Свалила она?

Велька глянул вослед сгорбленной спине, опоясанной платком и ему вдруг стало стыдно.

-Да, — сказал он. — Дурак ты, Федька. И кличку вы ей дурацкую придумали — бабка-смерть. Она же просто старенькая.