Йоке ван Леувен - Пип! Страница 10

Остальные побежали по берегу, а Тине еще бултыхалась в воде.

— Подождите меня! — кричала она.

Они думали, что в воде лежит сама Птишка, но оказалось, что это камень. Камень в голубой пелеринке.

Они молча смотрели на камень. Тине взяла пелеринку, осмотрела ее внимательно и прижала к груди.

Лутье тоже ее узнала. И Спасатель помнил совершенно точно, что девочка на водосточном желобе была одета именно в такое платьице.

Варре понял, о чем задумалась Тине.

— Нет, не может быть, — сказал он. — Этот ручей слишком мелкий, чтобы в нем утонуть. Она сняла пелеринку, потому что та ей мешала.

— Но ей же не дотянуться до пуговицы?

— Может быть, пуговица сама выскочила из петли, — сказал Варре. — Если тот, у кого на одежде пуговицы, очень много прыгает и скачет, то пуговицы тоже скачут сами по себе. Такое бывает.

— Но не исключено, что все же придется кого-то спасать, — сказал Спасатель.

Он предложил пройти вниз по ручью и посмотреть, нет ли в нем кого.

Темнело очень быстро, но луна освещала им путь. У луны было озабоченное выражение лица, но у нее всегда так.

Спасатель снова испугался, что найдет обглоданные кости съеденного ребенка. Ведь хищные птицы не едят голубых пелеринок. Возможно, они сначала снимают пелеринку с жертвы, как шкурку с апельсина.

Тине очень хотелось верить тому, что сказал Варре. Но в голову ей то и дело закрадывались всякие другие мысли. Например, что Птишку поймали и теперь набивают опилками, чтобы сделать из нее чучело и дорого продать в Кунсткамеру.

Лутье думала, что Птишка, возможно, ступила на черную плитку в тротуаре и упала в страшный подвал, где у нее ощипали все крылышки, причем без наркоза.

А Варре думал так: птицы не любят одежду на пуговицах. Вот не любят, и все тут.

26

Рядом с ручьем стоял большой дом с множеством маленьких окошек. В него вела высокая дверь, над которой было написано: «Санатель „Ручеек“».

— Санатель, — сказала Тине, — интересно, что это такое?

— Думаю, ударение падает на последний слог, «санатель», — сказал спасатель. — Думаю, это что-то вроде отеля. Или санатория. Предлагаю здесь остановиться, чтобы поесть и поспать, я заплачу за всех. Ведь покой может оказаться для нас спасительным.

Перед дверью лежал огромный коврик для ног.

На нем было написано: «Добро пожаловать».

— Нас приглашают войти, — сказала Тине. — Это очень приятно.

И они вошли в дом.

В холле за стойкой была молодая женщина.

— Здесь можно переночевать? — спросил Спасатель.

— Разумеется, — ответила женщина. — Здесь всех накормят и уложат спать. А отчего вы так устали?

— Оттого что давно уже ходим и ведем поиски. Мы проголодались и очень волнуемся.

— Ах вы волнуетесь?

— Да, — сказала Тине, — но мы не можем рассказать, в чем дело.

— Понимаю, — сказала женщина приветливо. — Ваша проблема в том, что у вас не получается рассказать, в чем дело?

— Да нет же, — сказал Варре. — Мы можем рассказать, только это должно оставаться в тайне, это наша общая тайна.

— Не беспокойтесь, — сказала женщина, — можете ничего не скрывать, нас ничем не удивишь.

— Понимаете, — начал Варре, — это пелеринка одной почти-девочки. Но вообще-то она птичка, потому что вместо рук у нее крылышки. Моя жена очень хочет с ней попрощаться. И нам важно знать, не видел ли ее кто-нибудь и все ли с ней в порядке.

— Ясно, — сказала женщина. — Идемте.

И повела их по розовому коридору. На стенах висели групповые фотографии. Сразу бросалось в глаза, что людям на них было хорошо вместе.

Потом они пошли по желтому коридору. Там на стенах висели рисунки.

В голубом коридоре им навстречу попался тощий человек.

— Добро пожаловать, — сказал человек, совсем как коврик у входа. — Проходите в гостиную. Мы с вами сейчас побеседуем.

Женщина хотела уже вернуться к своей стойке в холле, но Спасатель задал ей еще один вопрос.

— Почему над входом в гостиницу написано не просто «отель», а «санатель», у вас что, было слишком много букв?

— Понимаете ли, у нас тут не обыкновенный отель, — сказала женщина. — У нас тут отель-санаторий, где можно подлечиться. Здесь останавливаются люди, которые, как и вы, очень от чего-то устали. А мы помогаем им отдохнуть.

— И от чего же они устали?

— У каждого свое, — сказала женщина. — Например, у кого-то не получается сказать что-то, хотя он хочет это сказать. Другой все время боится, что его ждет неудача, за что бы он ни взялся, и поэтому вообще ни за что не берется. Третий все время думает о том, о чем лучше не думать.

— Например, о чем?

— Ну, например, эээ, например, о том, что на свете бывают летающие девочки. Потому что летающих девочек не бывает.

27

В гостиной все было голубым: столы, стулья, стены, ковер, лампы. И посреди этой голубой обстановки сидело десять человек, игравших в карты или читавших газеты.

Варре, Тине, Лутье и Спасатель сели за один из голубых столов. Им принесли суп и хлеб. В каждой тарелке плавало по одной-единственной фрикадельке. Лутье оставила ее напоследок.

В гостиную вошел мальчик. Того же роста, что и Лутье, только более худой, и волосы короче. На нем была пижама, он пришел сказать «спокойной ночи». Он сказал «спокойной ночи» всем, кто сидел в комнате. Некоторые отвечали ему: «Хороших тебе сновидений». Другие говорили: «Смотри, не думай о призраках». А третьи ничего не говорили. Им неохота было разговаривать.

Мальчик подошел к Лутье.

— Спокиночи, — сказал он.

Лутье сначала дожевала свою фрикадельку. А потом ответила:

— Привет. Я Лутье. А ты кто?

— Я Бор, — сказал мальчик так, будто выпустил отрыжку.

К ним подошел тот же тощий человек, который встретил их в голубом коридоре. Положил руку Бору на плечо.

— Проводи эту девочку в комнату рядом с твоей, — сказал он. — Пусть она там переночует.

Бор побрел по коридору, а Лутье за ним. У него была очень красивая пижама, с веселыми словами на спине.

— Как вы здесь оказались?

— Шли мимо и захотели поесть и поспать.

— Да, но почему именно здесь?

— Да просто так.

— А с тобой не случается, что ты думаешь о чем-нибудь, о чем лучше не думать?

— Я думаю много о чем, — сказала Лутье. — О вещах, которые намного больше моей головы. Я, например, могу подумать о высоченной горе размером с целую страну. Или вообще обо всем мире. Я могу подумать даже о том, что еще больше и еще дальше, чем мир.

— Это очень далеко, — сказал Бор.

— А ты о чем думаешь?

— Я думаю о духах и призраках, — сказал Бор. — Я о них нарочно думаю. Говорят, их не существует. Но они существуют именно благодаря тому, что их нет, потому что они бесплотны и сделаны из того, чего нет. Я могу их себе придумывать, когда и сколько захочу. А иногда я думаю о них, даже когда не хочу. Мне иногда кажется, что призрак может выползти из дырочки в раковине.

Особенно когда почистишь зубы голубой пастой, а потом выплюнешь в дырочку. С белой пастой такого не происходит.

Или, например, когда ночью хочется в уборную, то я думаю, что призрак вылезет из унитаза, как раз когда я на него сяду. Тогда надо срочно спустить воду.

И еще я думаю, что он прячется у меня под кроватью. Сначала он совсем малюсенький, а потом вырастает и поднимает кровать к самому потолку, так что мне из нее не вылезти. А когда светает, он опять уменьшается и кровать бухается обратно на пол.

А один призрак так похож на занавеску, что сначала думаешь: вон развевается занавеска. По на самом деле это призрак, который хочет вырваться, а вторая половина занавески кричит ему: «Успокойся ты наконец, не мешай мне висеть спокойно».

И еще иногда в темноте слышится постукивание. Это Стучащий Дух, который сидит в трубе центрального отопления. Он может добраться до батареи, отвернуть кран и выбраться в комнату, не издав ни звука.

— Ого, — сказала Лутье, — а я и не знала, что такое бывает.

— Да я этого тоже не знаю наверняка, — сказал Бор, — но я так думаю. Только не рассказывай никому, потому что мне не разрешают об этом думать. Обещаешь?

— Обещаю, — сказала Лутье. — А я вообще-то хочу думать, что я птичка, потому что у меня есть одна такая знакомая. Я думаю, что я птичка, и становлюсь птичкой.

— Отлично, — сказал Бор. — Теперь я знаю, что ты думаешь. А вот твоя комната.

28

В голубой гостиной тощий человек подсел к Варре с Тине и Спасателю.

— Ну вот, — сказал он. — Как вам понравился обед?