Владимир Добряков - Зуб мамонта Страница 10

И пускай себе пялят! Галка поставила зеркало на место, повернула его к стенке…

А в классе, очутившись, как всегда, за одной партой с Алькой Костиковым, Гребешкова поправила белый манжетик и как бы невзначай сказала:

— Между прочим, утром видела тебя. — Но поскольку Алька ничего на это не ответил, добавила: — По нашей улице шел. И Шмаков был с тобой.

— И что дальше? — Сосед по парте был явно не расположен к откровенности.

— На пруд ходили?

— Что, шпионила?

— Делать мне больше нечего! А для чего ходили?

— Лягушек ловить.

— Нет, правда, зачем?

— Говорю же, лягушек. В аптеку сдаем.

— Смеешься?

— Какой смех! По полтиннику за штуку дают.

Все-таки он смеялся. По глазам видно. И вообще чушь плетет: для чего нужны в аптеке лягушки? Если бы пиявки…

— И пожалуйста! Не интересуюсь! — Галка отвернулась от соседа. Но всего на минуточку. — Не забудь про обзор «Пионерской правды». Помнишь? Как следует приготовься.

— За целых две недели обзор?

— Бедненький! Времени нет! Не сходишь раз за своими любимыми лягушками — вот и подготовишь все.

Конечно, сделать обзор «Пионерки» — дело не такое уж хитрое. Это не то, что живой корм добыть. Сколько утром ни водили сачком в пруду — ничего не поймали. То ли ветер виноват, то ли температура воды неподходящая. Поди разберись! Только нет циклопов, и все. Лишь грязь да мусор попадали в мешочек. А попробовали достать со дна земли — вдруг повезет: мотыль окажется — тоже полная неудача. Едва сачок не сломали, а материю в одном месте все-таки чуточку порвали, палку какую-то зацепили. Короче говоря, одно расстройство. И мотыль, что принес Валеркин брат с завода, уже кончается. Вечером еще разок покормить — и прощай для его маленьких питомцев хорошая жизнь. Снова на сухой корм придется переходить.

День 7-й

Алька все же на два раза умудрился растянуть лакомый корм. И вечером немножко побросал червячков, и утром в последний раз угостил. Пузатая самочка снова первой бросалась на еду. Просто удивительно было, как она, такая толстенькая и, казалось бы, неповоротливая, может из-под носа других рыбок выхватывать красненьких мотылей.

А на следующее утро еще с тахты в косом луче солнца, падавшего на аквариум, Алька заметил какие-то странные точки. Они вроде бы двигались. В иные мгновения, будто линзой, увеличенные овальным боком аквариума, точки чернели, обретали на секунду объем. Неужели?..

Альку словно ветром сорвало с тахты. Так и есть, мальки! Раз, два, три, пять… А до чего малюсенькие! Вон еще, еще. В густой чаще растений мальки стояли почти неподвижно. Открытые же места пересекали во всю силу своих невидимых плавничков. Хотя и крохотульки, только на свет появились, а знают, что лучше им поскорее спрятаться в зеленых зарослях.

Эти-то спрятались. А других, может, уже поели взрослые пираты? Ишь, как поглядывают, наверное, только и ждут, чтобы проглотить кого-нибудь.

Да, малышей надо как-то отсадить из аквариума. И поскорее. Пока целы. Алька схватил на кухне чашку, по дороге заглянул в тетину комнату:

— Теть Кир! Мальки народились! Скорей!

Тетя Кира, еще не одетая, в халате, сидела у письменного стола и набрасывала на листе бумаги очередной эскиз декорации ко второй картине нового спектакля. Работа захватила ее, но, услышав торжествующий вопль племянника, она поспешила в большую комнату.

Алька тем временем зачерпнул из аквариума воды. Вместе с водой в чашку заскочил и нерасторопный малек. Есть один!

Кира Павловна, которую к десяти часам ждали в театре с эскизами, лишь на минутку зашла посмотреть. Но скоро восемь пробило и половину девятого, а она в том же халате вместе с Алькой вылавливала мальков. Шустрые козявки! Сначала ложкой их ловили, это было очень не просто. Только подведешь под него ложку, начнешь поднимать ее — малек шмыг, и нет его. В глубине скрылся. Потом тетя Кира придумала сделать малюсенький сачок из прозрачного мешочка. Дело пошло быстрей, но тут она взглянула на часы и воскликнула:

— Не завтракали! Не одета! Опоздаю!

Она убежала к себе. Алька же — как был, в трусах и майке, — продолжал трудный лов. Три раза тетя звала его из кухни, чтобы шел завтракать, и трижды он отвечал:

— Тетечка, еще немного осталось. Сейчас приду…

Не дождалась тетя — ушла на работу. Алькин завтрак стыл на кухне.

А что он мог поделать? Всех, кажется, переловил, только сачок хочет положить — глядь: еще один в кустиках появился. Словно говорит: «И меня поймай». А попробуй поймай! Как огня сачка боится. Не понимает, дурачок, что не отступится Алька, все равно выловит. Ведь не может он допустить, чтобы малек по своей же глупости пропал!

Совсем продрог Алька, даже губы посинели. А когда пришел наконец съесть свой завтрак, то котлета с картошкой была чуть теплей, чем если бы ее из холодильника вынули.

Из-за мальков он и домашние задания не успел как следует приготовить. Спасибо, учительница истории, послушав его сбивчивый рассказ, не поставила в дневник двойку.

— Ты, Костиков, — сказала она, — всегда учил мой предмет добросовестно. Будем считать, что твой сегодняшний ответ — печальное недоразумение.

Вернулся Алька на место, сел, понуря голову, а звеньевая — тут как тут, сердито шепчет на ухо:

— Что за фокусы, Костиков? Твоих еще двоек нашему звену не хватает!

Мало, конечно, приятного выслушивать все это. Учительница, теперь — Гребешкова. Алька уже собирался обиженно фыркнуть, но, взглянув на Галку, на ее рыжую веснушку, облюбовавшую кончик носа, вдруг развеселился:

— Цыц, малявка!

Чего на нее обижаться? Галка есть Галка. Иначе она не может. А история — чепуха, в следующий раз так выучит, ахнут ребята! Все это мелочи. Скорей бы уроки кончались, домой побежать бы. Валерке про мальков сказал — тот даже не поверил. А когда поверил, то прежде всего поинтересовался: сколько штук?

— Не считал я, — сказал Алька. — Не до этого было.

— Ну и чудак! — заметил Валерка. — Это же самое главное. Я обязательно посчитал бы.

«И правда, — с беспокойством подумал Алька, — как же я не догадался?.. Эх, скорей бы домой. Как они там, маленькие? Покормить надо. Съели, интересно, корм? Хоть и мелко истер дафнии, а вдруг не стали есть, не понравилось им?..»

День тот же — 7-й

И смотреть-то, казалось бы, не на что: все мальки без труда в чайной ложке поместятся. Но взглянуть на них и Валерка прибежал, и тетя Кира, как только возвратилась из театра, сразу же поспешила к малышам. А затем и Валеркин брат еще пришел. Вот на него, действительно, забавно было смотреть — ручищи огромные, голубая чашка в них как игрушечная. А уж малявочки… Будто настоящий Гаргантюа из иллюстрации в книжке.

— И сколько их тут? — спросил Петр.

Алька невольно поразился: будто сговорились с Валеркой.

— Пять раз пересчитывали, — с готовностью доложил Валерка. — у меня шестьдесят с лишним получается, у Алика — почему-то меньше. В общем, шестьдесят.

— Гляди ты! — удивился Шмаков-старший. — И не подумаешь, что шесть десятков. — Он поставил голубую чашку с мальками возле аквариума и с минуту смотрел на рыбок, которых неделю назад купил на базаре. Там, на базаре, в специально отведенном месте, каждое воскресенье со всего города собираются любители аквариумных рыбок. — А вон смотрите, смотрите, — показал пальцем Петр, — та черная…

— Лира, — подсказал Алька.

— …тоже, извините, вроде бы ждет потомства.

— Ну, полюбовались, и довольно! — решительно сказала тетя Кира и выключила лампочку. — Пусть в потемках посидят, в комнате и так тепло… Лучше послушайте, какой произошел у нас сегодня в театре комический случай…

Случай и в самом деле был смешной: во время детского спектакля, когда свирепый разбойник тигр бросился в прыжке на несчастного олененка, когда все маленькие зрители готовы были с ужасом выдохнуть «ах!», по рядам вдруг прокатился громкий смех. Забыв о жертве, тигр оглянулся и увидел, что его длинный полосатый великолепный хвост, зацепившись за декорацию, лежит отдельно от его туловища.

Тетя Кира рассказывала артистически — повышая и понижая голос, показывая в лицах, как испугался тигр, когда увидел собственный оторванный хвост. Алька до того ярко все представил себе, что на него от смеха напала икота. Валерка тоже смеялся, но не очень. А Шмаков-старший лишь улыбался, чуть обнажая белые и крепкие, словно литые, зубы.

— Веселая, Кира, у тебя работа.

— Всякое бывает, — ответила она. — Бывает, что и плакать впору. Особенно когда не получается, что хочешь. Видишь, чувствуешь, понимаешь, что в эскизе будто неплохо, а на сцене — не то.

— Творческая работа, — неопределенно заметил Шмаков и снова перевел разговор на тему, которая больше интересовала его: о рыбках. — Так, значит, и будете в чашке держать новорожденных?