Юрий Сотник - Невиданная птица Страница 11

— Не носилками его с того берега таскать, а в лодке возить!

— У-у! — протянул Сережка. — Пока лодку нагрузишь, да пока переплывешь, да пока перенесешь песок на линейку — полдня уйдет.

— Лучше даже не лодку, — сказал Ваня. — Лучше такой деревянный желоб построить с того берега до самой линейки. Тот берег высокий и…

— Знаешь, когда ты такой желоб построишь? — сказал Сурэн. — Когда вторая смена в лагерь приедет.

— Можно без желоба. Можно проще… — начал было Демьян и вдруг умолк.

— Ну? — сказал Мишка.

Демьян не ответил.

— Демьян! Зачем молчишь? Еще не придумал, да?

— Хватит. Спать пора! — сказал Демьян.

Этого я никак не ожидал.

— Можно еще и по-другому… — заговорил Ваня.

Но Демьян его оборвал:

— Иван, слышишь! Довольно тебе!

— Чудак ты какой человек, Демьян!.. Я хотел сказать…

— А я говорю: хватит. Я знаю, что делаю! — Демьян толкнул меня в бок и прошептал: — Не спи. Слышишь? Секретный разговор… гениальная идея!

…Утром сто восемьдесят наших пионеров, одетых в синие трусы, голубые майки и белые панамы, стояли на линейке и жмурились от солнца. Звеньевые и вожатые уже сдали рапорты. Старший вожатый Семен Семенович ходил перед строем и говорил:

— Внимание! По первоначальному плану, второй отряд целиком и три звена первого отряда должны были сегодня носить на линейку лесок. Полчаса тому назад звеньевой Демьян Калашников заявил мне, что его звено одно берется выполнить всю работу в тот же срок. Посему второй отряд совместно с двумя звеньями первого отряда направляется сегодня не на песок, а в лес за земляникой. Вопросы есть?

Сразу поднялось несколько десятков рук. Всем хотелось узнать, как это мы, восемь мальчишек, думаем заменить почти два отряда. Но Семен Семенович отказался ответить:

— Это пока секрет изобретателей. Сами попробуйте догадаться.

Мы тоже держали всё в тайне, хотя за завтраком к нам приставал с расспросами почти весь лагерь. Я чуть не подавился гречневой кашей с молоком — так не терпелось поскорее начать работу. Мы с Демьяном и Ваней не спали почти всю ночь, шопотом обсуждая проект звеньевого. Но сейчас чувствовали себя удивительно бодрыми — хоть горы ворочай!

Завтрак кончился. Младшие отряды вооружились сачками и ушли в луга ловить бабочек. Второй отряд и свободные пионеры из первого отправились в лес. По дороге они остановились на узком мостике через реку и долго стояли там со своими корзинами, разглядывая берега, судача о нашей затее.

Слишком долго рассказывать, как мы трудились, выполняя Демьянов проект. Этак я все тетрадки свои испишу. Скажу только, что без четверти двенадцать мы начали испытание нашей подвесной дороги.

Крепко пекло солнце. Мы, восемь мальчишек, и с нами вожатый Яша в одних трусах да панамах стояли на крутой песчаной осыпи, спускавшейся с высокого обрыва. Под нами за узкой речкой Тихоней раскинулся лагерь.

Яша скомандовал: «Три-четыре!» — и мы закричали:

— Вни-ма-ни-е! На-чи-на-ем ис-пы-та-ни-е!

На том берегу на траве лежала большая лодка, обратив к небу красно-серое днище. Возле нее копошились ребята.

Они и раньше часто прерывали работу — смотрели в нашу сторону и спрашивали у нас, как дела. Теперь они сложили инструменты на днище лодки и побежали к линейке.

В конце линейки Семен Семенович и пятеро старших ребят отесывали топорами длинное бревно, предназначенное для мачты. Они выпрямились и стали смотреть на нас. Вышла из дома начальница лагеря Вера Федоровна. Вышли из кухни две поварихи… В общем, на линейке собралось человек двадцать.

Над рекой висел тонкий металлический трос, который был запасен для крепления мачты и лишний моток которого завхоз позволил нам взять.

О том, как мы намучились, пока подвесили его, привязав один конец к березе в лагере, а другой — к сосне, росшей у самого обрыва, — об этом тоже не расскажешь. Все ладони у нас горели, словно их облили кислотой. На трос был надет ржавый блок, выпрошенный Ваней в соседней МТС. К блоку на веревках был привязан ящик, вмещающий три ведра песку. Трос шел наклонно. Блок с ящиком должен был сам катиться от высокого берега к низкому. А для того чтобы его можно было подтягивать обратно, мы к нему привязали шпагат.

Сейчас ящик, нагруженный доверху, стоял на площадке, которую мы вытоптали в осыпи.

Демьян протяжно закричал:

— Внимание! Во избежание несчастного случая, прошу сойти с пути следования воздушного вагона! — Кричал он просто для важности: люди на линейке стояли далеко от троса.

Демьян снял панаму и поднял ее над головой:

— Внимание! Старт!..

Мы с Яшей и Лодькой налегли на ящик и столкнули его с площадки.

Заверещал ржавый блок. Тяжеленный ящик, как снаряд, пронесся над рекой, мелькнул над прибрежными кустами, снизился над линейкой и с такой силой треснулся там о землю, что доски, из которых он был сколочен, полетели в разные стороны.

На линейке сначала ахнули, потом рассмеялись.

— Придерживать нужно, — сказал Семен Семенович.

Это было за полчаса до обеда. А после «мертвого часа» весь лагерь стоял у линейки и любовался работой третьего звена. Теперь только два человека — Демьян и Лодя — оставались на обрыве. Они быстро нагружали четырехведерный бочонок, подвешенный вместо разбитого ящика, и отправляли его в путь, придерживая за веревку. Болонок плавно шел над рекой; дойдя до линейки, задевал дном землю и ложился набок, вываливая треть своего груза. Каждые полторы-две минуты на линейку прибывало четыре ведра песку.

Мы трудились, забыв все на свете, а десятки зрителей в это время ныли:

— Демьян, а Демьян, можно я тоже буду?

— Давайте сменим вас, устали ведь… Жалко, да?

К вечеру мы засыпали песком всю линейку.

На следующий день все звенья и отряды чуть не перессорились из-за того, кому первому работать на нашей дороге.

На третий день Семен Семенович сказал, что этак лагерь превратится в пустыню Сахару. Тогда мы из полена и жести сделали птицу, похожую на ястреба, и подвесили ее к блоку вместо бочки. «Ястреб» летел по тросу, а ребята обстреливали его в это время комками сухой глины и еловыми шишками.

«Человек без нервов»

У Лоди была одна слабость: ему так хотелось простыть храбрецом, человеком исключительным, прошедшим огонь и воду, что он иной раз не мог не приврать.

Когда в пионерском лагере устраивали прогулку на лодках по реке, он всем своим видом давал понять, что ему скучно катанье в «этой посудине для сухопутных крыс и маменькиных сынков». Если проходил пароход и лодки начинали покачиваться, а девочки весело и немного испуганно пищать. Лодя нарочно еще сильнее раскачивал «эту посудину» и говорил:

— Попробовали бы вы пять баллов на Черном море!

— А ты пробовал?

Лодя кивал головой и рассказывал о том, как он, взяв потихоньку лодку, прошел в пятибалльный шторм из Третьего лагеря Артека к Нижнему лагерю, чуть не разбившись по дороге о скалу Султанку.

— Ничего страшного нет. Не теряйся — и все в порядке. Струсил — тогда играй похоронный марш, — заканчивал он.

Особенно Лодя старался поразить своей отвагой двенадцатилетнюю Машу Брыкину из второго отряда девочек. Ей он рассказывал о том, как он собственными руками задушил напавшего на него бешеного фокстерьера, и о том, как они с отцом заблудились однажды в пустыне Кара-Кум и спаслись только благодаря его, Лодиной, находчивости. Маша всему верила. Ее круглое, очень смуглое лицо со вздернутым носом застывало от ужаса, большие карие глаза неподвижно смотрели на щуплого Лодю. Временами она перебивала рассказчика и взволнованно спрашивала:

— Нет, Лодька, ты сознайся: неужели… неужели ну вот ни капельки не было страшно?

— Что ж тут страшного! — пожимал плечами Лодя. — Не теряйся — и всё.

Маша от избытка чувств мотала головой, и толстая золотистая коса била ее по плечам.

— Нет… нет. Лодька… Ты… ты какой-то особенный! Ты просто человек без нервов!

Сердце Лоди приятно замирало от таких слов. Он начинал мечтать о том, как бы на деле доказать Маше, что он «человек без нервов».

Однажды под вечер Лоде и Маше поручили сходить в соседнюю деревню и пригласить на костер председателя колхоза, получившего звание Героя Социалистического Труда.

До деревни было километра полтора. Слева вдоль проселочной дороги тянулось поле овса, справа вплотную к дороге подступал лес. У самого края росли молодые светлозеленые елочки; за ними, словно охраняя малышей, стояли взрослые ели с тяжелой синеватой хвоей на опущенных ветках.

Маша то и дело замедляла шаги, всматриваясь в глубь леса.

— Угадай, насколько тянется этот лес? — говорила она. — Не знаешь? До самой железной дороги, больше чем на двадцать километров! Евстигней Иванович, начальник лагеря, сказал, что если кто-нибудь пойдет в этот лес без вожатых, то его сразу отправят к родным. Знаешь, почему? Потому что в этом лесу не только ребята, а даже здешние колхозники иной раз плутают: кружат, кружат, а выйти не могут.