Чарльз Кроуфорд - Бег на трех ногах Страница 11

– Но как вы могли от нее опьянеть? – спросил Брент. – Ведь это был виноградный сок, пусть кислый и грязный.

– А ты до конца дослушай. Детки мы были смекалистые. Майк говорит: «Подождите, я принесу из бара бутылку, отец свое питье всегда смешивает». «Неси скорее, – сказал я. – Чем мы хуже взрослых?» А Салли только прыгает и визжит от восторга. Вся мокрая и липкая от виноградного сока. Она еще толка в вине не знала. Майк побежал домой. Принес бутылку не то джина, не то водки – не помню уже. Но нам тогда это было все равно. Долили мы наши стаканы доверху, немножко поболтали и выпили.

Эми всю так и передернуло, и она рассмеялась.

– Хуже эта гадость от джина не стала. А всякие микробы и букашки-таракашки от спиртного, конечно, сдохли. Выпили мы еще по стакану, стало весело, побегали по двору и еще выпили. Словом, осушили мы кувшин вместе с бутылкой и даже не успели понять, что случилось – как были совсем пьяные. Салли так просто на ногах не держалась. Не знаю, что чувствовал Майк, а у меня перед глазами все поплыло. Майк завопил, что хочет покататься на карусели. У него во дворе висела на дереве старая шина; Майк взобрался на нее, а я стал его раскручивать. Салли все смеялась и падала на землю, вскакивала и снова падала. Майк крутился быстрее, быстрее – я старался изо всех сил. Вдруг его начало рвать и шина превратилась в вертящийся зловонный фонтан. Салли решила закусить одуванчиками, и весь ее рот был в белых пушинках. Тут вышла мама Майка и ахнула – ну и видик у нас, я вам скажу, был! Мать Салли тоже не была в восторге, но я помню: где-то в глубине души им самим было смешно. А для нас это был хороший урок – лучшего и желать не надо. Я потом неделю болел.

– Господи, какая смешная история! – сказала Эми. – А что сказали твои родители?

– Вот об этом-то и речь! Мой отец разорался так, что у него чуть не лопнули голосовые связки. Я-де опозорил его имя, как он будет теперь смотреть в глаза соседям! И тому подобное. А он, надо сказать, за словом в карман не полезет. Чего только я тогда не услышал. Как видите, мои предки еще в те далекие времена особой чуткостью не отличались. Как будто мы по крайней мере ограбили банк. А ведь это была просто игра, и она нас кое-чему научила.

– Да, глупо, конечно, – сказал Брент. – А у меня старики совсем другие. Они все понимают. Меня никто никогда даже пальцем не тронул.

– Да и меня тоже. Но я предпочел бы хорошую трепку. А то они как возьмутся воспитывать. Это у них называется психологический подход: пробудить чувство вины, заставить раскаяться.

– А меня однажды чуть не выдрали, – вспомнил Брент. – Я тогда был совсем маленький и очень испугался. Но мама все поняла.

– Расскажи, как это было, – попросила Эми. – Я очень хочу послушать. Запоминается ведь самое интересное.

– Мне тогда было года три-четыре, – продолжал Брент. – Мама и бабушка – она жила с нами – взяли меня в гости к бабушкиной сестре. У нее был свой дом и, наверное, что-то вроде фермы: я как сейчас вижу – большой двор, важно расхаживают индюки, хрюкают поросята. Меня, кажется, никогда раньше не брали к этой тетушке. Во всяком случае, до того дня я ее ни разу не видел.

Мы ехали в машине, за стеклами лил дождь. Мне было очень уютно. Я сидел у бабушки на коленях, на ней было платье в голубой цветочек, и она ласково поглаживала меня. А я смотрел, как по стеклу снаружи туда-сюда бегают дворники. Мама с бабушкой о чем-то разговаривали, но я их не слушал. Когда мы свернули на дорогу к дому, мама сказала мне: «Веди себя хорошо, Брент, не шуми, не бегай: тетя Сара очень больна». Машина остановилась, бабушка пошла в дом, к сестре, а мама повела, меня во двор посмотреть животных. Кругом были лужи и мне так хотелось пошлепать по ним босиком. На травинках висели капли дождя. Мы полюбовались на поросят. Они с наслаждением барахтались в первозданной грязи. Наконец, мама сказала: «Ну, а теперь пойдем к бабушке Саре в большой дом». В доме было очень тихо и сумрачно. Мы поднялись по лестнице наверх и вошли в просторную комнату. В глубине ее у стены стояла большая кровать, вокруг суетились женщины в белом. На кровати лежала тетя Сара. Мы прошли всю комнату и остановились. Я вцепился в юбку матери и, выглядывая из-за ее спины, видел, как пальцы тети Сары словно что-то обирали с одеяла, трепыхаясь подобно птицам. Мне показалось, если она улыбнется, кожа у нее вокруг рта натянется и лопнет.

– Мой маленький Брент, – прохрипела она, – подойди сюда. – И протянула ко мне сухую, блестящую, точно лаковую, руку. Я увидел на ней синие вздувшиеся вены и спрятался за спину мамы, но она подтолкнула меня вперед. Я почувствовал на плечах дрожащие ладони тетушки Сары.

– Поцелуй тетю Сару, – сказала мама.

Тетушка потянула меня к себе, а я как прирос к полу. Тетя Сара попыталась поцеловать меня. Но я вдруг вырвался, побежал вон из комнаты, скатился вниз по лестнице и выскочил во двор. Я ждал возле нашей машины, дрожа с головы до пят. Не знаю, почему она вызвала во мне такой ужас. Но мне было так страшно чувствовать ее дрожащие цепкие пальцы. В дверях появилась мама, и я не на шутку испугался. Я понимал, что я гадкий мальчишка, и ждал, что меня сейчас выпорют. Но мама молчала. Когда они с бабушкой подошли к машине, она сказала только: «Брент, иди садись. Мы едем домой». И она не отругала меня, не побила. Она поняла, что я пережил, ожидая во дворе.

– Ты счастливчик, – вздохнул Кирк. – Моя бы мать бросила меня на съеденье индюкам и уехала.

– Со мной тоже была похожая история, – сказала Эми. – Только все было наоборот. Я не хотела уезжать из гостей, и маме пришлось чуть не силком меня оттуда тащить.

– Ну, теперь ты рассказывай, – попросил Брент.

– Мы пошли в гости к друзьям матери. У них в доме было много цветов. Как в саду.

– Это что, у нас День воспоминаний? – перебил ее Кирк.

– А почему бы и нет? – сказал Брент. Ему хотелось послушать Эми. – Делать нам все равно нечего. Не знаю как вы, но я с удовольствием слушаю ваши рассказы.

– И я, – сказала Эми. – Когда ты, Кирк, рассказываешь про себя, мне кажется, я вот-вот пойму, что тебя действительно интересует в жизни.

– Это дело нелегкое. Я пока что и сам не знаю.

– Так что же случилось в гостях, Эми? – спросил Брент.

– В гостях? Вы ведь знаете, как я люблю растения. Я тогда была совсем маленькая. У маминых друзей было очень много цветов, для них даже была отведена специальная комната. Взрослые увлеклись разговором, а я стояла на пороге зимнего сада и смотрела на цветы. Они была такие красивые, стояли рядами на столах, стеллажах, подставках; цветущие плети свисали с потолка и тянулись по стенам. И они так хорошо пахли. Хозяйка сказала мне: «Эми, дорогая, войди туда. Тебе скучно слушать наши взрослые разговоры». И я вошла. Мама, конечно, закричала вслед: «Только ничего там не трогай!» Она мне это всегда в гостях говорила. И я на цыпочках вошла в зеленые джунгли. Там было великолепно. Я бродила между столиков, вдыхая незнакомые ароматы, и, признаюсь, перетрогала все растения. Одни листья были гладкие, блестящие, другие на ощупь, как бархат. Я залезала под столы, подбирала опавшие цветы и втыкала их себе в волосы. Я уже тогда была помешана на растениях, а до того раза я никогда не видела зимнего сада в квартире. Ну, вы, конечно, догадались, что было дальше. Пора было уходить домой, а я спряталась среди цветов и не иду. Я не могла расстаться с этим зеленым раем. Забилась в самый дальний угол, знала, что мои родители очень рассердятся, но мне было все равно. Наконец им надоело меня звать. Мама пошла за мной, вытащила из-под стола, шлепнула разок-другой. И я задала такой рев, какого они еще не слыхивали. Я вопила, визжала, вцепившись в ножку стола, и оторвать меня было невозможно. Мама страшно рассердилась. Я всегда была таким милым, тихим, воспитанным ребенком. А тут на тебе – вся в земле, в сухих цветах и ору не своим голосом.

– Как же они все-таки с тобой справились? – спросил Кирк.

– Пришла хозяйка дома, засмеялась, погладила меня по голове и спросила, не хочу ли я взять с собой какой-нибудь цветок. Я ответила, что очень хочу, и слезы у меня моментально высохли. Мама стала возражать, сказала, вот так и портят детей. Но цветок мне все-таки подарили. Это была африканская фиалка, вся усыпанная розовыми цветами. Первое растение в моей оранжерее. Оно жило долго-долго. Я пылинки с него сдувала. У меня дома и сейчас цветут фиалки из его отростков.

– А ты была своенравная девчонка, – засмеялся Кирк, – не лучше нашей соседки Салли.

– Я до сих пор помню этот случай. И моя мама тоже. Наверное, она никогда в жизни не была в более неловком положении.

– Если уж говорить о родителях, вот вам еще одна история, – сказал Кирк. – Называется она: «Как мы праздновали мой день рождения». Я этот день никогда не забуду. Мои дни рождения праздновались всегда. Устраивали обед, я гасил свечи на именинном пироге и разворачивал подарки. В эти дни мои родители осыпали меня ласками. Дарили самые дорогие подарки, словно хотели откупиться на целый год. В тот день мне исполнилось десять лет, я не ходил по дому, а летал в ожидании подарка. А обещали мне новый велосипед. Представляете себе мое нетерпение: сначала мать с отцом должны отбыть свой «коктейльный час», потом праздничный обед и только вечером я обрету наконец долгожданное сокровище. Пробило шесть – отца не было. Я слонялся по кухне, по гостиной и так надоел матери, что она отправила меня наверх поиграть в своей комнате; отец придет и она позовет меня. Отец в конце концов явился. Было половина восьмого, и он уже изрядно где-то хватил. Я сидел на верхней ступеньке лестницы и видел, как отец, спотыкаясь, вошел и направился прямо к бару пропустить еще стаканчик для храбрости. Мать к этому времени была тоже не лучше. Весь день не отходила от бара. Увидев отца, она первым делом спросила, где он шлялся. Думаю, от ее голоса вода в кране замерзла. «Здорово, отец!» – крикнул я сверху. Он что-то прохрипел в ответ и плюхнулся в свое любимое кресло. Но от матери так легко не отделаешься. «Где ты столько времени пропадал в день рождения сына?» – не отставала она. У нее удивительный нюх на отцовские проделки. «Деловая встреча», – ответил отец и сделал хороший глоток. «Деловая встреча? А как ее зовут?» До сих пор они никогда не говорили при мне на такие темы, хотя через стенку я чего-чего только не наслушался. «Давай поговорим об этом потом, – сказал отец. – Право, ничего серьезного, успокойся». – «Ничего серьезного? – взорвалась мать. – Пусть Кирк все слышит. Пусть он знает, какой у него отец. Никаких встреч у тебя сегодня не было. Я звонила к тебе после обеда, хотела напомнить, что у Кирка день рождения, тебя уже и след простыл». Я чуть было не крикнул матери: «Я и без вас все давно знаю, давайте о чем-нибудь другом». Но я сидел на верхней ступеньке и словно язык проглотил. «Дорогая, – сказал отец. – У меня действительно была деловая встреча. Больше ничего». – «У тебя в этом году чуть не каждый день деловые встречи!» – разоряется мать. Гляжу, и отец полез в пузырек. И чего это ученые ищут причины взаимного отчуждения людей? Посмотреть на моих предков – и все ясно. «Деловая встреча с одной из твоих секретарш?» – кричит мать. Не скажу, чтобы мне было приятно слушать. «Не понимаю, – говорит отец, – чем ты недовольна? Каждый вечер я дома. Хорошо обеспечиваю тебя с сыном. Ты всегда модно одета и причесана у лучшего парикмахера. Тебе только рожна не хватает. И нечего на меня бросаться». – «Я не бросаюсь, а говорю тебе, – продолжает кричать мать, – прекрати это гуляние! Терпение мое лопнуло. Если не прекратишь, я возьму Кирка и уйду». – «Никогда не угрожай тем, чего не можешь исполнять», – назидательно проговорил отец. И мать заплакала. Я видел, что мои надежды на веселый праздник разбились, как та посуда, за которую принялась мать. Я вам рассказываю, как вы понимаете, вкратце. Сражение длилось до поздней ночи и кончилось тем, что кто-то кого-то чем-то хорошенько огрел. Я пошел к себе в комнату и стал читать журнал, чтобы не слышать вопли и грохот внизу. Я еще надеялся, что кто-нибудь из них опомнится и скажет: «Что же это мы, ведь Кирку сегодня десять лет. Давайте сядем за стол и будем веселиться». Но конечно, ничего этого не случилось. И никакого праздничного обеда не было. Мне было так горько в тот вечер, но они об этом так никогда и не узнали. Я уже давно привык скрывать от них свои обиды. Вот так мы и отметили мое десятилетие. Не знаю уж, когда они угомонились. Выпил я чашку молока с кукурузными хлопьями и лег спать.