Ксения Беленкова - Улыбка ледяной царевны Страница 11

– Ну вот, – вздохнула Катя. – Я знала, что будешь переживать. Но ты же сама не переносишь этого парня. Что удивляться, если и он от тебя не в восторге…

С одной стороны, мне хотелось немедленно выудить из Катьки все те слова, что наговорил про меня Иван. Но в то же время я понимала – скорее всего, мне этого не выдержать – разревусь как дура! Поэтому я лишь стояла, молчала и, кажется, моргала чаще обычного.

И тут, к своему ужасу, увидела, что к нам приближается сам Ваня. Лицо его было, по обыкновению, непроницаемым. Катька тоже заметила Ивана и как-то затаилась. Видимо, она ожидала бурю.

– И кто бы мог подумать, что под маской смешной девчонки скрывается настоящая паучиха! – процедил сквозь зубы Иван. – Продолжаешь плести свои сети, Левицкая?

Он все еще смотрел мимо, будто разговаривал со стеною, а не со мной.

– Паучиха? – прошептала я. – О чем ты?

– Сама знаешь, – презрительно кинул Иван. – Надо будет Марика предупредить, что паучихи овладевают своими самцами, а потом сжирают их с потрохами! Марка ждет стра-а-ашная участь…

– Да что ты такое говоришь! – Меня стала душить злость. – Что за бред?

– Учи биологию, – отрезал Иван. – Пригодится.

А потом развернулся к Катьке и одарил ее таким ласковым взором, что я чуть по стенке не сползла. После чего Иван демонстративно обнял Катю, которая, кажется, тоже опешила.

– Хорошо выглядишь, – промурлыкал ей на ухо.

Я и подумать не могла, что он может быть так нежен. Только что смотрел на меня диким зверем, а теперь – ну просто ручной котенок.

– Спасибо, – выдохнула Катя.

Она явно не знала, радоваться ей или переживать из-за нашей ссоры. Но Иван не дал долго думать. Неожиданно склонил голову и начал целовать Катю как сумасшедший. Только музыки не хватало и голубого неба вместо школьного потолка. Тогда Катька обхватила Ваню за шею, и они прилипли друг к другу, точно скотч к бумаге. Я подумала, что самое время убежать куда подальше, пока ребята так увлечены друг другом. Но ноги совсем отказались слушаться. Я не могла пошевелиться. Школа стала вдруг какой-то пустой и совсем чужой. Ребята давно разбежались по домам: совершенно некому было прервать это буйство чувств шуткой, пинком или замечанием. А Катя с Иваном все целовались и целовались, казалось, этому не будет конца… Я уже решила по стенке доползти до учительской, чтобы этим голубкам разъяснили – школа не дом свиданий!..

– Проводить тебя? – спросил наконец Иван, отпуская Катю. – Сумка, наверное, тяжелая?

– Ага, – Катька явно была не в себе от счастья.

Тогда Иван легко подхватил ее сумку, и ребята, обнявшись, пошли вперед по опустевшему коридору. И никто из них даже не вспомнил обо мне. Ни одного взора, ни одного слова. Ребята уже скрылись вдали, а я все еще видела их сплетенные фигуры, безразличные ко всему окружающему. Что им до девчонки, которая стоит, безвинно обруганная – такая несчастная и злая, что хоть кричи…

Я бы, наверное, так и простояла возле этой стены в школьном коридоре до скончания веков или до вторника, но в кармане начал весело распевать песню телефон. Пришлось возвращаться к реальности. Звонил папа.

– Ууу, – отозвалась я.

– Вик, дочка, почему давно не заглядываешь? – участливо заговорил папа.

– Нууу…

– Как там Лера? – папа определенно перешел к основному поводу своего звонка. – Сдурил я вчера, ну точно «День Дурака» по полной программе. Не надо было ей звонить. Но я подумал, может, именно в этот день мне улыбнется удача? Просчитался…

– Точно.

– Эх, осел! – каялся папа. – Своими дурацкими шутками только ее расстроил. Но, Вик, ты пойми, я не хотел! Я как лучше хотел! Думал, может, остыла Лерка. Пора бы уже. Как думаешь, у меня еще есть шанс?

– Да ладно, пап, ничего страшного, – уныло обнадежила я отца. – Все путем будет. Лера вчера даже не заплакала, только рассвирепела. Так что главное – не сдаваться…

– Ну да, ну да, – заладил папа. – Ты уж там пригляди за ней! И к нам в гости обязательно заглядывай. Антошка спрашивает о тебе.

– Зайду, пап, конечно…

И мне действительно очень захотелось прижаться щекой к папиному шерстяному домашнему свитеру, чтобы, как в детстве, ощутить запах его одеколона и пены для бритья. Тогда, на коленях у папы, я чувствовала себя совсем маленькой и очень любимой. И казалось, что весь мир вокруг тоже любит меня. Как же трудно слезать с папиных коленей. Теперь каждый, кому только вздумается, может ни с того ни с сего называть меня «паучихой»…

Я стояла в школьном коридоре совершенно одинокая, все вокруг казалось неприветливым и злым. Наверное, где-то сейчас корпит над домашним заданием продленка, скучают на дополнительных занятиях отстающие ученики и пыхтят над журналами учителя – там кипит жизнь! Лишь я одна мерзну в пустом коридоре. И тут вдали замаячила фигура, кто-то быстро приближался ко мне. Это был Марик.

– Вот ты где, пропажа! – Он обнял меня.

Тогда я, не раздумывая, уткнулась носом в его рубашку и разрыдалась.

– Да что случилось? – выспрашивал Марк. – У тебя проблемы?

Но я просто ревела, не в силах отвечать на его вопросы. На самом деле мне и самой не понять – с чего так расстраиваюсь? Ждать чего-то хорошего от Ивана было с моей стороны очень глупо.

– Если ты из-за меня, то не бери в голову, я вовсе не сержусь из-за твоего прикола, – не унимался Марик. – Первым уроком у нас физкультура была, не страшно пропустить.

Но я лишь всхлипывала и еще крепче прижималась к другу.

– А если ты двояк получила, так это вообще плевое дело, не стоит слез!..

Я замотала головой, мол, не получала двоек.

– Тебя кто-то обидел? – насторожился Марк. – Только скажи, я с него шкуру спущу!

И тут я подумала, что Марик самый лучший человек на свете: мне нужно радоваться, что он всегда рядом, готов поддержать и защитить.

– Пошли домой, – тихо сказала я.

На улице становилось все теплее, мы даже не застегнули куртки. Небо сегодня было высокое и прозрачное, а снег совсем сошел с земли. Солнце подсушило асфальт и газоны. Где-то среди прошлогодней травы уже пробивались маленькие зеленые ростки. Марк начал рассказывать о том, как утром после моего звонка он впопыхах собирался на уроки. И это выходило очень забавно – я невольно рассмеялась.

Так мы и топали по весенней Москве, смеясь, и солнце совсем высушило мои слезы. А может, это все Марк…

Глава десятая

Стих и я

Весенняя Москва блестела вслед за дождями в лучах солнца. Город точно оживал после зимней спячки. Люди на улицах стали улыбчивее, их одежды ярче. Девчонки вспомнили о коротких юбках, а мальчишки – о девчонках. Даже седовласые старики игриво подмигивали юным красоткам и порой снимали шляпы, глядя им вслед. Пузатые почки на деревьях уже трещали, готовые вот-вот лопнуть. Город ждал зелени, тепла и первых цветов. В домах распахивались окна, каждый спешил впустить весну к себе в квартиру.

Сейчас совсем не хотелось думать об уроках, учебниках и домашних заданиях. Голову занимали мечты: нежданно к глазам подступали слезы или же смешинки буквально липли к губам. Вдруг хотелось бежать куда-то и долго-долго не останавливаться…

И жизнь тоже не стояла на месте. Неумолимо приближался юбилей школы. А я не придумала еще ни одной строки своего стихотворения. Думаю, в нашей школе легко можно было найти ученика, который справился бы с этим заданием куда лучше. Наверное, Людмила Петровна выбрала меня, как самую безотказную. Что не имело никакого отношения к моим поэтическим способностям.

Да, иногда я рифмовала по несколько строк, писала короткие эпиграммы на дни рождения одноклассникам. И тихонько кидала записочки им на парты. Правда, сделать это незаметно получалось не всегда. За пару-тройку лет у нашей классной руководительницы накопилась целая куча таких стихотворных записок. Тогда-то она и выдала меня нашей литераторше, а та уже, скорее всего, проболталась Людмиле Петровне. С тех пор я лишь несколько раз что-то сочиняла к небольшим школьным праздникам. Но одно дело кропать шуточные стишки, а совсем другое – написать целую оду к юбилею школы…

Я сидела за столом перед окном своей комнаты и разглядывала ветку растущего у подъезда дерева. Вот-вот на ней пробьется листва, которая скроет вид на детскую площадку и дом Марика. Солнце поливало двор, лупило в окно и стелилось по моему столу. Я уныло уставилась на залитые светом чистые листы бумаги. Что там просила Людмила Петровна? Рассказать о заслугах школы и лично – директора? Рифмы никак не шли в голову, там лишь пели птицы и гуляло солнце.

– Вик, уроки делаешь? – заглянула в комнату Лера.

– Нет, стихи пишу, – серьезно ответила я.

Лера засмеялась. Скорее всего, она подумала, что это шутка.

В нашей семье мои поэтические способности всегда были лишь поводом для смеха. А началось все вот с чего.

Как-то давным-давно, лет мне было тогда девять или десять, я сочинила глупейший стих про папиного брата. Но это еще полбеды, самое страшное то, что я умудрилась прочитать его на семейном ужине. Даже сейчас, вспоминая об этом, краснею как вареный рак. Мои детские рифмы мама всегда бережно хранила в большой красной папке и в тот день достала ее, чтобы развлечь гостей. Все умилялись, а потом дядя возьми да брякни: