Лора Инглз Уайлдер - У Серебряного озера Страница 11

— Да, что верно, то верно, — согласилась мама.

Старик Джонни — низенький, морщинистый, сгорбленный человечек, всю жизнь проработавший на железных дорогах, — теперь состарился и работать больше не мог. Поэтому компания поручила ему носить рабочим питьевую воду.

По утрам и после обеда старичок Джонни приходил к колодцу с двумя большими деревянными ведрами. Набрав полные ведра воды, он взваливал деревянное коромысло себе на плечи и прицеплял ведра к крючкам, приделанным к коротким цепочкам, свисавшим с обоих концов коромысла. Потом с кряхтеньем и стонами выпрямлялся, поднимал с земли тяжелые ведра, поддерживая их руками, чтобы не расплескать воду, и, сгибаясь под тяжестью, короткими шажками шел к рабочим, еле переступая ногами.

В каждом ведре был жестяной черпак. Джонни медленно шел вдоль ряда землекопов, и все могли напиться, не прерывая работы.

От старости Джонни съежился и согнулся, но на его морщинистом лице весело сверкали голубые глаза, и он всегда старался идти как можно быстрее, чтобы никому не приходилось. долго ожидать своей очереди напиться.

Однажды утром еще до завтрака Большой Джерри подошел к дверям их хижины и сказал маме, что старику Джонни всю ночь было плохо.

— Он такой маленький и старенький, мэм, — сказал Большой Джерри. — Еда из рабочей столовой ему не годится. Может, вы дадите ему чашку горячего чаю и чего-нибудь поесть?

Мама положила на тарелку несколько горячих лепешек, картофельных оладий и ломтик поджаристой солонины, наполнила горячим чаем жестяное ведерко и отдала все это Большому Джерри.

После завтрака папа пошел в барак навестить Джонни и потом рассказал маме, что Большой Джерри всю ночь ухаживал за несчастным стариком. Джонни сказал ему, что Джерри даже накрыл его своим одеялом, чтобы он согрелся, а сам всю ночь мерз без одеяла.

— Он заботится о старике Джонни как об отце родном, — закончил свой рассказ папа. — И притом, Каролина, ты же знаешь, как мы сами ему обязаны.

Все помнили, как вечером, на закате, Большой Джерри, появившись верхом на своем белом коне, помешал подозрительному незнакомцу к ним приблизиться.

— Ну ладно, — сказал папа, медленно вставая из-за стола, — пойду в лавку продавать рабочим пули и порох. Надеюсь, Большой Джерри сегодня не вернется в лагерь. Даже если ему вздумается всего лишь навестить старика Джонни и поставить свою лошадь в конюшню, рабочие могут его застрелить.

— Да что ты, Чарльз! Неужели они так сделают? — испуганно воскликнула мама.

Папа нахлобучил на лоб шляпу.

— Тот, который больше всех возмущается, уже убил одного человека. Он тогда дешево отделался, доказав, что действовал в целях самозащиты, но все равно свой срок в тюрьме отсидел. А Большой Джерри в прошлую получку обыграл его до нитки. Открыто напасть на Большого Джерри он не посмеет, но если представится случай, подстрелит его из засады.

Сказав это, папа ушел в лавку, а мама с озабоченным видом принялась убирать со стола. Лора мыла посуду и думала про Большого Джерри и про его белую лошадь. Она много раз видела их в темно-бурой прерии. Большой Джерри всегда был в красной рубашке и с непокрытой головой, а его белая лошадь никогда не знала ни седла, ни уздечки.

Папа вернулся из лавки уже затемно. Он сказал, что человек десять с заряженными ружьями караулят конюшню.

Лагерь спал. Ни в одном окне не было света. Низких темных бараков почти не было видно, и только тот, кто знал, в какую сторону смотреть, мог различить сквозь непроглядную тьму их смутные тени. В темном бархатном небе над бесконечной черной прерией мерцали звезды, смутно отражаясь на глади Серебряного озера. Холодный ветер что-то шептал в темноте, и словно от страха шелестели травы. Лора посмотрела, прислушалась и, продрогнув, торопливо вернулась в хижину.

Грейс уже спала, а Мэри и Кэрри укладывались в постель. Папа повесил на гвоздь шляпу и присел на скамейку, но сапоги не снял. При виде Лоры он встал, надел куртку, застегнул ее на все пуговицы и поднял воротник. Лора молчала. Надев шляпу, папа бодро сказал:

— Ложись, Каролина. Меня ждать не надо.

Когда мама вышла из-за занавески, папы уже не было. Она выглянула за дверь, но он исчез во тьме. Постояв с минуту в дверях, мама обернулась и сказала:

— Пора спать, Лора.

— Пожалуйста, позволь мне тоже дожидаться папу, — взмолилась Лора. — Мне совсем не хочется спать.

Мама прикрутила фитиль, задула лампу и села в качалку, которую папа смастерил для нее из ветвей гикори, когда они жили на Индейской Территории. Лора тихонько прошла босиком по земляному полу и уселась рядом с мамой.

Обе сидели в темноте и прислушивались. Лора слышала тихое тонкое жужжанье. Наверное, у нее шумит в ушах оттого, что она так внимательно слушает. Она слышала дыхание мамы, медленное дыхание спящей Грейс и более частое дыхание Мэри и Кэрри, которые лежали за занавеской, но тоже не спали. Занавеска тихонько шелестела от ветерка, которым тянуло от открытой двери. За дверью над далеким краем земли виднелся прямоугольный кусочек звездного неба.

На дворе вздыхал ветер, шуршала трава, а с озера доносился тихий неумолчный плеск волн, набегавших на берег.

Внезапно пронзительный вопль заставил Лору вздрогнуть. Она чуть не вскрикнула. Но это был лишь зов дикого гуся, потерявшего свою стаю. С болота ему ответили другие гуси и сонно закрякали утки.

— Мама, позволь мне пойти поискать папу, — прошептала Лора.

— Успокойся, — сказала мама. — Ты не сможешь его найти. И потом, он вовсе не хочет, чтобы ты его искала. Успокойся, папа сам о себе позаботится.

— Я хочу что-нибудь сделать, — возразила Лора.

— Я тоже хочу. — Мама ласково погладила Лору по голове и сказала: — От ветра и солнца у тебя пересохли волосы. Надо их побольше расчесывать щеткой. Перед сном ты должна сто раз расчесать их щеткой.

— Хорошо, мама, — шепотом отозвалась Лора.

— Когда мы с твоим папой поженились, у меня были прекрасные волосы. Косы были такие длинные, что я могла на них сидеть.

Мама умолкла и продолжала гладить Лору по голове. Обе прислушивались, не раздастся ли выстрел.

У черного края двери сияла большая яркая звезда. Она медленно передвигалась с востока на запад, а вокруг нее еще медленнее поворачивались звезды помельче.

Вдруг мама и Лора услышали шаги, и звезды тотчас исчезли. В дверях стоял папа. Лора вскочила, а мама продолжала сидеть в кресле.

— Ты не спишь, Каролина? — проговорил папа. — Ну и напрасно. Все в порядке.

— Откуда ты знаешь, папа? А вдруг Большой Джерри… — пробормотала Лора.

— Не волнуйся, Бочоночек! — весело перебил ее папа. — Большой Джерри жив и здоров. Сегодня ночью он в лагерь не приедет, но я ничуть не удивлюсь, если завтра утром он появится здесь на своем белом коне. А теперь ложись спать. До рассвета остается совсем мало времени, и нам всем надо хоть немного поспать. Завтра на работу выйдет целая армия сонных людей! — Папин смех звучал весело и гулко, словно звон большого колокола.

Раздеваясь за занавеской, Лора слышала, как папа снимает сапоги и тихо говорит маме:

— Главное, теперь из лагеря на Серебряном озере ни единой лошади никто никогда не украдет.

И вправду, рано утром Лора увидела, что мимо хижины верхом на белом коне скачет Большой Джерри. Подъехав к лавке, он помахал рукой папе, и папа помахал ему в ответ, а потом Большой Джерри поскакал в ту сторону, где шли работы.

Из лагеря на Серебряном озере ни единой лошади больше никто не украл.

Чудесный день

Каждое утро, когда Лора после завтрака мыла посуду, она выглядывала в открытую дверь и видела, как рабочие идут из столовой в конюшню за лошадьми. Потом раздавалось позвякиванье сбруи, громкий говор, рабочие со своими упряжками отправлялись на работу, и в лагере наступала тишина.

Дни сменяли друг друга, и каждый следующий день был таким же, как предыдущий. По понедельникам Лора помогала маме стирать и приносила домой чистое сухое белье, от которого пахло свежим ветром и солнцем. По вторникам Лора обрызгивала белье водой и помогала маме гладить, по средам занималась починкой и шитьем, хотя терпеть этого не могла. Мэри училась шить вслепую. Ее чувствительные тонкие пальцы аккуратно складывали рубчик, и если ей подбирали лоскутки, могла сшивать их для одеяла.

В полдень рабочие приходили обедать, и в лагере опять поднимался шум. Потом возвращался из лавки папа, и вся семья, собравшись за столом в маленькой хижине, садилась обедать перед открытой дверью, из которой веяло свежим степным ветерком. Волнистая прерия, окрашенная нежными оттенками коричневого, желтого, темно-красного и бурого цвета, уходила к далекому краю неба. По ночам ветер становился все холоднее, все больше и больше диких птиц стаями улетали на юг, и папа сказал, что зима не заставит себя долго ждать. Но Лора не думала о зиме.