Николай Павлов - Рассказы о Вадике и Жене Страница 11

В этот день ему везло.

Нина Матвеевна на первом же уроке вызвала к доске и похвалила за ответ. Обида Вадика на нее смягчилась: не так стыдно показывать дома двойку, если вслед за ней уже стоит пятерка.

У Вальки Гребнева удалось выгодно за сломанный перочинный ножик выменять магнит.

Пионервожатая Зоя после уроков прочитала небольшую веселую пьесу и сказала, что главную роль поручит Вадику Чудненко.

Вечером мама принесла любимые лимонные вафли.

Двойка расстроила маму, но Вадик отлично понимал, что прощения добиться легче, если за ужином аккуратно очистишь тарелку да еще попросишь добавки. Он старался. Бабушка то и дело подкладывала ему на тарелку и ставила его Галинке в пример.

Потом Вадик вслух читал книжку. Рядом, бок о бок, сидела мама, вязала, слушала. Тут же примостились бабушка с Галинкой. Это было так похоже на вечерние чтения, которые любил устраивать папа, что сердце Вадика наполнилось настоящей мужской гордостью: я читаю, и все внимательно слушают!

Чувства хозяйской гордости хватило Вадику на два дня. Разрушила его старая, затрепанная книжка без переплета. Вадик увидел ее у Жени, попросил почитать. Женя наотрез отказала.

— Рано тебе в такие книжки нос совать, — сказала она. — Это — «Всадник без головы».

Ничто не могло так больно задеть Вадика, как вот такие нестерпимо унизительные слова. Он сжал кулаки, задохнулся от негодования. Поскольку с некоторых пор драться с девчонками он считал непозволительным, пришлось прибегнуть к хитрости.

— Ладно, — тихо произнес он, и Женя почувствовала в его голосе затаенную угрозу. — Без разрешения взрослые книжки читаешь? Ладно!..

Вадик сделал вид, что хочет уходить.

Женя затараторила и завертелась, как сорока. Она утверждала, что книжка не совсем «взрослая», а написана для юношества; что она, Женя, уже почти совсем «к юношеству относится» и что она все, до последней капельки, в книжке поняла.

— Дай, а не то расскажу тете Ане.

Женя всплеснула руками, обозвала Вадика ябедой, обвинила в неблагодарности; знала бы, ни одной книжечки никогда не дала!

— Как хочешь, — независимо проговорил Вадик, правильно оценив силу своей позиции.

Безусловно, он не стал бы ябедничать — не в его привычках. Но у Жени не хватило выдержки, и она уступила.

Несколько дней подряд Вадик не ходил гулять, читал «Всадника». Уроки выполнялись кое-как.

Вот он сидит за столом, торопливо пишет, а глаза сами собой косят в раскрытую книжку. Ничего особенного не случится, если он прочтет страничку-другую. Ведь прервался на самом интересном месте…

Так и сделано: тетрадка временно отложена. У бабушки глаза в последнее время слабеют, она не разбирается, учебник перед внуком или «посторонняя литература». Перелистываются страничка за страничкой — жаль оставлять. Все места почему-то «самые интересные». Бежит время, тетрадка сиротливо лежит в сторонке.

— Кушать, Вадик. В школу опоздаешь.

— Сейчас.

После третьего напоминания он бежит в кухню, давясь глотает кашу и снова берет книгу. Бабушка заставляет надевать чулки, белую рубашку, костюмчик. Вадик украдкой кладет книжку на стул, жадно пробегает глазами строчки. Одевание идет медленно.

— Ты еще не готов?

— Да сейчас… Одеться спокойно человеку не дадут!

Такие сцены происходили каждый день, пока книжка не была возвращена Жене. Потом Вадик узнал, что есть книги писателя Жюля Верна и, прочитав одну, стал всякими способами доставать их. Бабушка сокрушенно говорила: «Он заболел книжками, он меня в могилу сведет».

Однажды мама заметила, что он читал в постели, ловко спрятав книжку под одеяло. Мама возмутилась, пригрозила совсем запретить чтение. Вадику стало стыдно, но он не очень раскаялся, а решил быть осторожнее. Вон Женьку, небось, всегда в пример ставят, а кто ему «Всадника без головы» дал? Она!

Вадик привыкал к тройкам. Валька Гребнев, верный друг, не советовал унывать.

Упреки Женьки Рузиной Вадик переносить не мог. «Характерами не сошлись», — думал он, размышляя над отношениями с Женькой.

Вот она бежит, как всегда торопливая и «ужасно занятая».

— О-о, ты еще уроки не приготовил? Ах, нам сегодня так много задано! Задачу целый час решала. И так и этак, — ух, трудно!

— Понятно. Для задач нужен этот, как его называют… Талант — во!

— Что-о? Говоришь… ты думаешь, я бестолковая, да? — вскипает Женя и от возмущения еще больше вытягивается, чтобы посмотреть на Вадика как можно презрительнее, сверху вниз.

— Угу, — соглашается тот.

Женя стремительно, как балерина, повертывается на носках, но не уходит. Она уже справилась с обидой, говорит спокойным тоном:

— Вожатый в отряде велит нам, старшим пионеркам, за малышами дома приглядывать, помогать им. Ну, в общем… воспитывать! Значит, я и тебе обязана, помогать…

— Задачи решать? — язвительно спрашивает Вадик. — По часу, а то — по два?

— Ты… ты несносный ребенок, уверяю тебя, — внешне спокойно, совсем по-взрослому, говорит она. — На трояшки съехал. Погоди, как-нибудь… всерьез займусь тобой!

И убегает, длинноногая, размахивая руками и косами. Ишь, словами-то какими сыплет: «уверяю тебя», «всерьез займусь»… Важности напускает, зубрила!

Нина Матвеевна строго выговаривала Вадику каждый раз, когда он был плохо подготовлен. Это случалось все чаще, и, вот однажды он принес из школы записку. Мамы дома не было; в школу пошла бабушка.

Пока учительница говорила, что Вадик — мальчик способный, бабушка соглашалась. Не возражала она и против того, что он стал хуже учиться. Но как только речь пошла о «разболтанности» внука, бабушка поджила губы. Одно дело, если она сама бранит его, и другое, когда о нем плохо говорят посторонние.

И вот, пожалуйста: «разболтанность!» Бабушка смолчала, только вздохнула. Она рассердилась на Нину Матвеевну за ее суровость. Дома бабушка побранила Вадика, но он безошибочно понял, что это лишь, «для порядка» и что гроза миновала.

За ужином бабушка подала любимое мягкое сахарное печенье, которое, если его на две секунды опустить в чай, тает во рту, как кремовое пирожное. Мама узнав, что учительница вызывала родителей, накричала на Вадика. Она взяла с его тарелочки печенье и сложила в коробку. Вадик тотчас убежал из кухни в комнату, прилег на кушетку, горюя в одиночестве.

Из кухни донеслись приглушенные голоса. Он насторожился.

— Резко с мальчишкой обошлась, грубо. К чему? — Это был голос бабушки.

— Куда же годится: родителей начинают в школу вызывать.

— Ах, нет у тебя к мальчику подхода!..

Минут через десять мама строго позвала:

— Иди кушать, Вадик.

Это означало, что наказание кончилось, начался «подход».

— Не хочу, — безучастно ответил Вадик.

— Что значит «не хочу!» — Мама сердилась, и все же Вадик уловил в голосе еле приметные нотки жалости, раскаяния. — Смотри, долго приглашать не буду.

— Расхотелось, — упрямо повторял он.

Бабушка молчала, но она, наверное, бросала укоризненные взгляды на маму.

Вадик без колебания выдержал характер. Он почувствовал, что может отстаивать свою независимость не только перед Женькой, но и перед взрослыми…

День ото дня бабушке становилось с ним труднее. Иногда он жалел свою ворчливую и все-таки добрую, славную бабушку, но книги брали над ним такую силу, что уроки решительно не шли на ум. Даже в школу ходить расхотелось.

…Все рады были папиным письмам; Вадик в особенности, потому что папа не забывал присылать ему приветы, а на конверты наклеивать новые марки.

Однажды пришла маленькая посылочка. На ней были написаны адрес, фамилия и имя мамы, а внизу стояло: «Для Вадика».

— Не троньте! Сам буду распаковывать, — категорически заявил Вадик.

Он знал, что мама, например, любит покупать сладости, папа — что-нибудь дельное…

Заводной трамвайный поезд из трех желто-красных вагонов с открывающимися нажимом кнопки дверьми, с подымающейся и опускающейся дугой, новенький, блестящий лаком был хорош. Приглашенный в этот же вечер Валька Гребнев сказал примерно так: «Вот эт-то механика, это техника на уровне!..» Он предложил сменяться на подвесную дорогу, но Вадик и слушать не захотел — «Папин подарок!»

В первый момент Вадик не заметил надписи на боку коробки с игрушкой: «За отличные успехи в ученье, за трудолюбие — от папы». Слово «трудолюбие» было подчеркнуто цветным карандашом.

Это был горький упрек, Вадику сделалось не по себе — будто он и не имел права на подарок, будто он чем-то сильно оскорбил папу.

Много раз Вадик брал в руки коробку, не раскрывая, читал надпись и откладывал. Затем принимался за тетрадки. С усердием выписывал он каждую букву, учил запущенные правила, повторял таблицу умножения и убеждался, как удивительно много можно успеть за один день. После этого он с чистой совестью мог запускать трамвайный поезд и показывать его ребятам.