Ян Экхольм - Тутта Карлссон Первая и Единственная, Людвиг Четырнадцатый и другие Страница 12

— А если они не согласятся? — беспокоилась мама Ларссон. — Да ещё вдруг наябедничают Максимилиану?

— Давайте пока спрячемся, — подхватили Линнеа и Лоттен, — только подальше от собачьей конуры.

Но тут в дырке появилась сначала головка Тутты Карлссон, а потом и вся она.

— Куда ты, куда ты, а ты, Лоттен, куда? — впервые в жизни закудахтала она. — Милости прошу!

Семья Ларссонов вползла в курятник. Малыши, ещё ни разу не видевшие, как выглядят эти дворцы изнутри, с любопытством оглядывались по сторонам. А папа Ларссон стоял посреди курятника и чувствовал себя немножко пристыжённым.

— Привет, карикатура! — сказал он, обращаясь к Петрусу Певуну. — Разрешите приветствовать вас!

Петух раскрыл крылья и высоко задрал клюв.

— Ку-ка-ре-ка-тура! Так они отвечают на гостеприимство! — возмутился Петрус Певун. — Надеюсь, господин Ларссон не думает, что мы станем для него ещё и обедом. Нет, вы только слышали — ку-ка-ри-ка-тура!

— Я хотел быть просто вежливым, — взял себя в руки папа Ларссон, он даже покраснел. — Давно я здесь был в последний раз, когда-то в молодости.

— Да, я помню, — поддержал разговор Петрус Певун. — Тогда я был ещё маленьким петушком. Удивительно, как мне удалось вырасти.

— Тогда у меня были другие гм-гм… заботы, — сказал папа Ларссон и пошёл на мировую. — А теперь я вообще уже не такой хитрый.

— Зато ваш сын — настоящая бестия, — заметил Петрус Певун.

Лабан вытянулся, чтобы все его видели.

— Вы слышите, — прошипел он, обращаясь к Лассе-младшему и Лоттен. — Даже эта домашняя птица знает, какой я хитрый.

— Я говорю о малыше Людвиге, — не обращая на него внимания, продолжал Петрус Певун. — Подумать только: чтобы лис явился предупреждать кур об опасности. Да ещё в шляпе. Я предлагаю троекратное кука-ре-рура-ура-ура! В его честь!

— Ура! Ура! Ура! Да здравствует Людвиг! Да здравствует шляпа! — запищали цыплята.

— Ваша дочь тоже очень способная, — похвалил папа Ларссон Тутту. — Если бы не она, нам бы туго пришлось. Я всегда говорил, что Тутта и Людвиг стоят друг друга. Они настоящие друзья.

— Ну, сколько можно стоять и расхваливать малышей, — закудахтала госпожа Наседка. — Давайте лучше позаботимся о наших гостях и устроим настоящий пир. Вы любите яйца?

Лисята так шумно запрыгали от радости, что самые маленькие цыплята, испугавшись, попрятались под крылышки своих мам.

— Конечно же, конечно, — продолжала госпожа Наседка. — Сегодня у нас будет большая яичница.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Вот это был праздник так праздник!

Никогда ещё никто не видел и не ел такую большую яичницу! После сытной еды семью лисов начало клонить в сон.

Но вскоре дети начали возню — лисята и молодые петушки затеяли борьбу и осторожненько покусывали друг друга.

А лисички и молодые курочки, собравшись у одной стены, бросались пуховыми мячиками и сплетничали о нарядах.

Мама Ларссон и госпожа Наседка сидели на мягких подушках и мирно беседовали на хозяйственные темы. Госпожа Наседка учила маму Ларссон, как нести яйца, потому что именно куры умеют это делать лучше всех. А мама Ларссон учила госпожу Наседку, как приобрести себе шубку на зиму, потому что именно это знают лучше всех лисицы.

Петрус Певун восседал на своей жёрдочке, а под ним лежал папа Ларссон. Оба чувствовали себя просто превосходно и вели мужской разговор.

— Представить себе только, как это вы, господин Петрус, управляетесь со всеми женщинами, — говорил папа Ларссон.

— Пустяки, важно только, чтобы они не слишком ку-ка-ро-лесили, — отвечал ему Петрус Певун. — Как интересно с вами беседовать! Мы расстанемся друзьями, не правда ли?

— Конечно, — заверил его папа Ларссон. — Верьте Ларссонам, как любим мы говорить у себя в семье.

Тутта Карлссон и Людвиг Четырнадцатый внимательно прислушивались. А потом подбежали к своим отцам.

— Значит, мы можем играть друг с другом! — закричал Людвиг Четырнадцатый.

— Пожалуйста, — сказал Петрус Певун.

— Конечно же, конечно, — подтвердил папа Ларссон.

Лисам было так хорошо в курятнике, что они совсем забыли о времени. И когда мама Ларссон выглянула во двор через маленькое окошечко, было уже совсем темно.

— Нам пора домой, — сказала она.

— Тихо, — сказал папа Ларссон и навострил уши. — Я чувствую, — люди возвращаются с охоты на нас.

Послышались шаги и голоса.

— Мне-думалось-что-лисы-у-нас-в-мешке, — сказал человеческий голос. — Но-лисёнок-оказался-хитрее. Целый-день-мы-провели-в-лесу-но-так-и-не-увидели-даже-лисьей-шубки.

Лисы и куры переглянулись, как заговорщики.

— Как-ты-думаешь-где-они-могли-спрятаться? — спросил другой голос. — Максимилиан-потерял-след-и-почему-то-хотел-возвращаться-прямо-домой.

Пёс сильно залаял.

— Ай-перестань! — закричал на него хозяин. — Перестань-злиться-на-лис-за-то-что-они-тебя-обманули.

Но Максимилиан не унимался.

— Твой-пёс-лает-так-словно-всё-лисье-семейство-притаилось-в-курятнике, — засмеялся какой-то человек. — Меняй-ка-ты-себе-собаку.

— От-этого-лучше-не-станет, — ответил хозяин. — Все-собаки-глупы-и-избалованны.

Чтобы не рассмеяться, молодые курочки засунули свои головки глубоко под крылышки, а лисята покусывали себе хвостики.

Наконец шаги и голоса удалились.

— Как видите, и на этот раз опасность миновала, — гордо констатировал папа Ларссон. — Я соскучился по своему креслу, сделанному из детской коляски. Пора и честь знать.

— Обещайте не забывать наш дом, — попросил Петрус Певун.

— Только сначала вы придёте к нам, — ответила мама Ларссон.

— И к нам, и к ним, — кудахтали курочки.

— Никогда ещё у нас не было таких хороших друзей, — подвывали лисята.

Над лесом стояла жёлтая, как цыплёнок, луна. Из курятника вышли папа Ларссон, мама Ларссон, Лабан, Леопольд, Лаге, Лассе-старший и Лассе-младший, Леннард, Лео и Лукас, Лаура и Линнеа, Луиза, Лидия и Лоттен. Самым последним вышел Людвиг Четырнадцатый.

Он долго махал хвостиком, пока видел Тутту Карлссон.

— Куда ты, куда ты?.. — задумчиво говорила она ему вслед.

Лисы пробежали через двор на клубничную поляну и прошмыгнули мимо пугала. Шляпа на нём покачивалась от ветра, но это никого не пугало.

Максимилиан лежал в конуре и смотрел на длинную шеренгу лис, мелькавшую в отблесках луны.

Но он даже не пошевельнулся.

— Нет, нет, нет, и ещё раз нет, — простонал он, чувствуя себя совсем одиноким. — Лисы дружат с курами. А мне не дают даже лаять. Если рассказать об этом, так никто же мне не поверит. Никто, никогда!