Светлана Пономарева - Боишься ли ты темноты? Страница 12

— Почему? — удивился Сергей.

— Потому что Вы со своими методами тут долго не задержитесь. Месяц, два — и поминай, как звали, а ему ещё жить и жить. Среди нас, между прочим.

— Может, Ярославу повезёт, — сказал Сергей, — и он не будет жить рядом с Вами. Я собираюсь поехать к его бабушке, уговорить её взять мальчика к себе.

— Удачи, — скривилась Вера Ивановна, — только ничего у Вас не получится. Бабушка в преклонном возрасте. Ей такие нагрузки не к чему. А у Ярослава, если Вы не знаете, зимой был ушиб мозга. Он стоит на учёте у психиатра. Вы представляете себе, что такое психиатр?

— Догадываюсь.

— Ярослав не всегда может отвечать за свои действия. У него какие-то страхи, кошмары, видения, он разговаривает сам с собой не по-нашему… — Вера Ивановна с умным видом покивала головой. — А сейчас он ещё и становится агрессивным. Вот вчера мне наговорил такого! Вы понимаете, какое его ждёт будущее? Дурдом или колония. И с Вашим влиянием опасность усиливается. Не верите — спросите у медсестры Ксении Алексеевны. Она его возит каждый месяц к психиатру, она ему каждое утро даёт таблетки.

— Любому ребёнку, перенесшему травму головы, долго дают лекарства, — сказал Сергей. — Удар головой не делает человека подонком. А у Вас, простите, у самой что-то не в порядке…

Вера Ивановна глубоко вдохнула и чуть ли не по слогам произнесла:

— Молодой человек! Чем раньше Вы поймёте, что за дети тут у нас живут, тем лучше для Вас. И я, как ни странно, желаю Вам добра. Ярослав Снежинский — трудный мальчик. И я не думаю, что Вам стоит отравлять свою жизнь из-за него…

— Вы о чём?

— О Ваших с ним э-э отношениях, — Вера Ивановна выдавила некое подобие улыбки. — Хотя бы о сегодняшней ночёвке… Ведь как на это посмотреть. Знаете, молодой мужчина, неженатый, устраивается на непрестижную работу и начинает уделять особое внимание подростку…

— Давайте, — кивнул Сергей, — бегите в милицию, пишите заявление, что я извращенец. Только не забудьте им сообщить, как закрываете детей в ванных. К тому же зная про их страхи. И посмотрим, что из этого выйдет.

— Если я захочу, — Вера Ивановна усмехнулась, — дети следователю в один голос будут против Вас показания давать. И Снежинский — первый. Сомневаетесь?

— Сволочь, — процедил Сергей сквозь зубы, открыл дверь и вышел в коридор. Вера Ивановна взвизгнула ему вслед:

— Ну ладно, ты у меня отсюда быстро вылетишь!

Сергей перевёл дыхание, зашёл в спальню старших мальчиков и увидел Ярослава, в абсолютной тишине перебирающего какие-то книги. Тот радостно посмотрел на него и шепотом сказал:

— Смотрите! Немецкие сказки! А вот это — стихи, а эта — Германский учебник по истории Европы. Можно, я их оставлю у Вас в комнате? А то вдруг пацаны порвут…

Сергей пересмотрел надписи на корешках:

— Хорошие книги. Я бы тоже хотел их прочитать. Знаешь, давай почитаем вместе сегодня вечером.

Ярослав с готовностью кивнул.

— А после завтрака сходи к медсестре. По-моему у тебя температура.

— Я боюсь, — сказал Ярослав, опустив глаза. — Медкабинет на втором этаже. Недалеко от ванной. Вдруг там будет Вера Ивановна?

— Не будет, — пообещал ему Сергей. — Мы с ней поговорили, и она обещала тебя больше так не наказывать.

— Правда?

— Правда, — соврал Сергей. — И потом, если что, ты всегда можешь обратиться ко мне. Потому что нельзя позволять другим делать с тобой что попало. Даже если эти другие старше. Ты ведь человек, Ярослав. Понимаешь?

Они вышли в коридор. Сергей помахал Ярославу рукой и пошёл на выход. Ярослав молча смотрел ему вслед.

“Вот и подружились, — подумал Сергей, — а так всё странно начиналось”…

11

Аля сидела в воспитательской расстроенная и подавленная, перебирая тонкими пальцами какие-то листочки. Что ей грустно, Сергей понял уже с порога. Может, потому что сам был абсолютно спокоен. Сегодняшний день удался: он сдал перевод и получил за него деньги, которые тут же отвёз Ольге для Сашки. В издательстве ему пообещали удачный заказ, на улице потеплело, а на остановке с лотка продавали шоколадные конфеты и он автоматически набрал “Буревестника”. Столько, сколько вошло в карманы. И решил жевать конфеты, как только захочется закурить. В ограде детдома, ожившие с окончанием дождя, бегали дети. Качались на качелях, рисовали мелом и кусками кирпича “классики”, возились в песочницах. Денис, Краб, ещё какие-то старшие мальчишки под руководством педагога из столярного кружка забивали досками дырки в заборе. Дырки, которые, наверняка, снова проделают, только уже без всякого руководства. Сергей усмехнулся…

На фоне всеобщего оживления Аля выглядела неестественно уставшей.

— Здравствуйте, — сказал ей Сергей и высыпал на стол горсть конфет. — У нас что-то случилось?

— Не у нас, а у меня, — вздохнула она, — так, тяжёлый день. Вера Ивановна сегодня сама не своя была, на всех подряд кидалась: ребёнок, педагог, ей всё равно… Да эти двое — Снежинский с Воробьёвой, — Аля подняла на Сергея возмущённые глаза, — представляете, Снежинского положили в изолятор, а Воробьёва притащила ему туда кота!

— Какого кота? — не понял Сергей.

— Вот такого, — Аля показала что-то, размерами меньше её ладони, и снова вздохнула. — Задохлика какого-то на улице нашла грязного. И Снежинский сунул его себе в кровать. А попало от фельдшера, конечно, мне. Потому что они из моей группы, а на Веру Ивановну фельдшер напуститься не смеет.

Сергей рассмеялся:

— Стоит расстраиваться из-за такой ерунды…

— Да я не расстраиваюсь, просто устала. Зачёты ещё эти, — она помолчала. — Сергей Фёдорович, а это правда, что Вы с Верой Ивановной из-за Ярослава поругались?

Сергей кивнул, разворачивая конфету.

— Это Вы зря. Она Вам теперь работать спокойно не даст. Вам работать, а Славе — жить. Она что-нибудь обязательно придумает.

— Хм, — Сергей, представив Веру Ивановну в её кроваво-алой блузке, скривился, — между прочим, Аля, я тоже не беззащитный мальчик, и тоже могу делать больно.

— Да ну? — Аля улыбнулась. — По-моему, Вы и мухи не обидите.

— Я? Обижу! Обязательно обижу! С удовольствием!

— Вам кто-нибудь говорил, что Вы прелесть? — спросила Аля.

Сергей ничего не ответил. Потупившись, он сел на диванчик, постучал костяшками пальцев по спинке, потом грустно посмотрел на Алю. Вспомнилось, что так Сергея называли ещё не так давно. Даже после службы в армии Ольга гладила его по голове, и говорила, что он прелесть, и ещё много хороших слов. Только всё реже и реже…

Алю, кажется, такое поведение Сергея смутило, поэтому он поспешил заговорить на другую тему:

— А с котёнком-то что?

— Говорят, его Воробьёва утянула из-под носа Веры Ивановны и куда-то спрятала.

— Ух ты, у Веры Ивановны тоже бывают промахи, — Сергей даже присвистнул. — Надо же — котёнка из-под носа стибрили.

— Да, — подтвердила Аля. — Вера Ивановна тутошний старожил. Лет двадцать работает. Но иногда тоже промахивается.

— Думаю, каждый человек хотел бы никогда не ошибаться, — сказал задумчиво Сергей, — а ведь ошибаются. Иногда эти ошибки ничего не стоят, а иногда из-за них погибают люди.

— Вы о Славе? — спросила Аля.

— Да и о себе тоже… Как Вы думаете, может быть мне стоит съездить к бабушке Ярослава, поговорить с ней?

— Думаете, это что-то изменит?

— Не знаю, но очень хочется посмотреть на человека, который не желает видеть такого замечательного мальчика.

— Боюсь, — Аля сделала паузу, — боюсь, Вы просто разочаруетесь в ней.

— А я всё-таки съезжу.

— Это далеко, — поспешила сообщить Аля, — но если Вы попросите, я подежурю одну ночь вместо Вас. Вдруг за один день не обернётесь.

— Спасибо, — сказал Сергей, — тогда я, пожалуй, завтра и поехал бы. Чего тянуть? Завтрашний день у меня свободен. А послезавтра самого ждёт немалый стресс. Жена с сыном улетают.

— Мне Вас жаль.

— Ладно… Только почему мы до сих пор на “Вы”? Мне кажется, это даже глупо как-то… Может, перейдём на “ты”?

— Охотно, — согласилась Аля, — тогда, Серёжа, договорились: я прихожу вечером вместо тебя. А адрес бабушки есть в личном деле Ярослава.

— Я сейчас гляну. Да схожу в изолятор. Туда ведь можно?

— Воробьёва ведь проникла.

— Воробьёвой движут всепроникающие чувства.

Сергей проводил Алю до ограды детдома, потом сходил в кабинет директора, посмотрел личное дело Ярослава, записал название деревни, захватил в воспитательской книгу с немецкими сказками и немного конфет, и пошёл в изолятор.

Ярослав сидел на подоконнике и болтал ногами, против чего абсолютно не возражала находящаяся тут же медсестра Ксенечка. Почему, Сергей сразу понял. Ярослав диктовал Ксенечке какие-то стихи, а та их записывала.