Евгениос Тривизас - Последний чёрный кот Страница 12

— Эй, ты что-то сильно разогнался... Говоришь, у меня душа в пятках? Сам ты трус! Трус левоусый! — зарычал, разозлившись, Бродяга.

— Сейчас же возьми свои слова обратно! — с угрозой произнёс Буян.

— Сам пойди возьми... если сможешь! — поддразнил его Бродяга.

Слово за слово — ссора разгорелась всерьёз. Буян выгнул спину, Бродяга показал когти...

Я встал между ними, пытаясь их разнять:

— Придите в себя! Вы что, спятили?! Нас хотят извести, а вы отношения выясняете! Нашли время!

Забиякам пришлось остыть, и заседание продолжалось.

Я считаю, что мы должны покинуть остров, — взял слово Чуча, старый корабельный кот, который долгие годы путешествовал, а теперь вернулся на сушу, чтобы спокойно встретить старость.

— А куда же мы пойдём? — спросил Куцый.

— В Сиам, в Анкару, на острова с тысячами канареек... да куда глаза глядят! Предлагаю организовать массовую эвакуацию. Всеобщее бегство. Пора дать дёру, другими словами.

— И оставить любимое пристанище? Исключено! — заявила ухоженная домашняя кошка Палома, которую подобрали на улице бездомным котёнком. Больше всего на свете она любила умываться с утра до вечера.

— Никто не хочет оставлять свой приют, никто не хочет отправляться на чужбину, но что поделаешь? Это единственный выход! — настаивал Чуча.

— Простите, что снова прерываю, — робко промяукал Мурмур, — но я хотел бы узнать: на упомянутых островах с тысячами канареек есть часы с кукушкой — или же только часы с канарейкой?

Я осуждающе посмотрел на него и собрался было опять сделать ему выговор, но тут на середину вышел Ворчун, короткошёрстный кот из предместья.

— То, что я хочу сказать, это очень важно... Слушайте меня внимательно, чтобы ясно было... да и вообще...

Ворчун всегда был полон добрых намерений, но когда выступал с речью, обычно так её закручивал, что и сам толком не мог понять, что имеет в виду.

В самом деле, положение критическое, — начал он. — И это очень критично — то, что оно критическое. Было бы слишком оптимистично утверждать, что оно не критическое. Ну вот, значит, на этом этапе принятия решения нужно иметь хорошее расположение духа, чтобы изложить наши взгляды, и такое изложение исключит перекладывание ответственности и обнаружит нашу готовность выполнить сравнение последовательности возможных вероятностей, которые составят...

Я уже хотел его прервать, но услышал лай. Я вздрогнул. Услышали и другие. На крыше угольного склада воцарилась мёртвая тишина.

Когда в следующий миг мы осознали, что происходит, кровь застыла у нас в жилах. Целая свора разъярённых овчарок окружила склад; они грозно рычали, готовые нас растерзать.

На соседних крышах выросли десятки ужасающих теней — мужчины, державшие в руках сети, факелы, карабины и дубинки с шипами. Они бросились на нас с воплями: «Бей их!», «Всех до единой!», «Сейчас мы им покажем!».

Всё было ясно. Кто-то нас выдал. Предатель сообщил Братству суеверных о нашей встрече.

— Мы окружены! — закричал я.

В первый раз за всё это страшное время я почувствовал настоящее отчаяние.

Кошки в панике разбегались в разные стороны. Одни пытались перепрыгнуть на крыши соседних домов, другие метались как обезумевшие и попадали в сети, растянутые нашими преследователями, третьи в отчаянии спрыгивали на дорогу, прямо в пенящиеся пасти овчарок с острыми белыми зубами, блестевшими в темноте. Шансов на спасение не было.

Я слышал выстрелы, грубые ругательства, пронзительный вой, убийственный смех и жалобное мяуканье. Слышал стоны, хриплые крики и безумный лай. Сердце от страха норовило выпрыгнуть из груди.

Совсем рядом просвистела пуля. И тут же Куцый подлетел в воздух от удара дубинкой. Я схватил его зубами за шкирку и прыгнул в печную трубу.

Мы свалились в потухшую печь. Завывания и крики были слышны и здесь. Я отряхнул с себя золу.

Куцый, смертельно раненный, смотрел на меня печальными глазами. Из его рта лилась красная струйка.

— Куцый, ты как?

— Всё, я своё отгулял...

— Ещё чего! Ты поправишься, вот увидишь! Мы снова пойдём в приморскую таверну, украдём десяток сардин! Держись!

— Иди... и помни своего друга... — с трудом выговорил он.

— Куцый! Гроза Сковородок! Друг мой верный! Не умирай! Прошу тебя... ну не умирай!..

Он пытался что-то произнести, но не смог.

— Поговори со мной! Ну, скажи что-нибудь!

— Знаешь... — Куцый еле шевелил губами. — Это неправда...

— Что неправда?

— Что чёрные кошки приносят несчастье. Это... это суеверные люди приносят несчастье чёрным кошкам.

И с этими словами его голова тяжело повисла, и он испустил дух.

Я стоял и смотрел на Куцего. Время будто остановилось. А потом тихо-тихо, не знаю зачем, запел его любимую песню. Словно убаюкивал его...

У Долорес у красоткисамый лучший в мире хвости прелестная походка.Все коты встают рядком,чтобы на чудесный хвостхоть одним взглянуть глазком.Хвостиком вильнёт — и сразувсе коты теряют разум...

Я не смог допеть. Комок застрял у меня в горле. Наверху, на крыше, шум расправы начал утихать.

ЗВЕЗДА, УПАВШАЯ В РЕКУ

Глава пятнадцатая,

в которой я не попадаю на конкурс красоты, зато встречаю друга на каменном мосту над рекой

Я оказался в числе немногих кошек, которым удалось выжить той ужасной ночью на крыше угольного склада.

Дождавшись, пока прекратится этот кошмар, я вылизал лапу и шею от следов крови и вылез через полуоткрытое окно с разбитыми стёклами на затихшую улицу. Я отказывался поверить в то, что всё это произошло на самом деле. Что нас предали — и уничтожили. Что я лишился Куцего — своего лучшего друга.

Я блуждал как потерянный, забыв об осторожности, и на душе у меня было невыносимо горько. Кто же нас выдал? Что ждёт нас впереди? И как это люди могут быть такими жестокими?..

Вовсю благоухала сирень. Передо мной был вход в парк. «Конкурс красоты среди кошек», — значилось на афише. Может, и Глория участвует в конкурсе? Может, это ей аплодируют и вручают приз? А почему бы и нет. Она ведь красавица... Мне так захотелось снова увидеть Глорию. Я направился было в парк, но тут же передумал. Какой в этом смысл?.. И я печально побрёл дальше.

Не помню, как я оказался на каменном горбатом мостике, под которым бежала река. Я долго смотрел на тёмную воду. Она словно шептала мне что-то, словно звала: иди, иди сюда! Я наклонился. Мои глаза отражались в воде. Словно я уже нырнул в реку и смотрю на себя со дна.

Я приготовился прыгнуть. Вообразил, что я корабельный кот в бушующем океане, стою на борту гонимой ветром шхуны, которая плывёт в экзотические страны, груженная шёлком, драгоценными каменьями и пряностями, а вокруг разыгралась страшная буря. Вот-вот меня накроют огромные волны, и я навсегда затеряюсь на безмолвном дне. Это, пожалуй, лучшая смерть для повидавшего виды корабельного кота!..

— И что это ты собираешься тут делать? — послышался вдруг голос.

Грязнуля! Откуда он взялся? И неужто он разгадал мои намерения?

— Тебя это не касается.

— Задумал устроить погружение без всплытия?

— Оставь меня, пожалуйста! Нет у меня настроения болтать. Хочу побыть один.

— Один на мосту... Красиво. Но знаешь, один на дне реки — не лучшая идея.

— Если бы ты знал, — прошептал я. — Если б ты только знал...

— Что случилось?

— О-о-о... Не спрашивай!

— Когда? Где?

— Этой ночью. На крыше угольного склада.

— Встреча прошла неудачно?

— Не то слово... Нас застукали, Грязнуля. Беспощадно прикончили почти всех! Я потерял своего лучшего друга — Куцего. Да что там, я утратил мужество. И веру в людей. Я всё потерял... Ладно. С меня довольно. Прощай!

И с этими словами я прыгнул в тёмную воду. Точнее, чуть не прыгнул, потому что Грязнуля успел в последний момент схватить меня за шкирку.

Он посмотрел мне в глаза.

— Куцему бы такое не понравилось. Он бы хотел, чтобы ты жил. Чтобы отомстил за его гибель. И других спас — если сможешь.

— Но что, что я могу сделать, Грязнуля? Что я могу сделать в одиночку?

— Ты не один. Одна кошка в опасности — значит, все кошки в опасности. Жизнь одной под угрозой — значит, и жизнь всех остальных. Чёрных и белых, серых и рыжих.

От этих его слов я ощутил прилив сил.

Мы потихоньку разговорились. И долго болтали на каменном парапете мостика. Я поведал ему свою беду. Он мне — свою. Ещё недавно он жил в доме у весёлой девчушки с веснушками на щеках, которая его просто обожала. Марилена — так её звали — кормила его всевозможными лакомствами, брала на руки, делала ему шарики из фольги. Но когда начались гонения, родители Марилены прогнали Грязнулю, как она ни плакала и ни умоляла их спрятать любимого котика и спасти от гибели.