Николай Васильев - Кладоискатели (Повести) Страница 12

Пообедав, я пробрался в чулан. Открыл кадку, где у нас хранилось копченое мясо, взял несколько кусков, завернул в белую тряпку и выбежал во двор.

Во дворе под навесом были сложены бревна. Я спрятал сверток между бревен и как ни в чем не бывало вернулся в избу.

Дождавшись, когда мама ушла за водой, я достал с кухонной полки банку с солью, отсыпал немного в бумажку. Поискал на полке спички, но не нашел. Пришлось взять коробок, лежавший на шестке у печки.

Все готово! Теперь нужно сделать вид, что учишь уроки. Я уселся за стол, разложил тетради и учебники и стал думать о завтрашнем дне.

Когда стемнело и подошло время ставить самовар, мама сказала из кухни:

— Куда это спички запропастились? Только сегодня положила новый коробок — и нету. Витя, ты не брал спички?

— Нет, — отвечаю, — зачем они мне?

— Как корова языком слизнула, — ворчит мама. — И как нарочно в запасе ни одного коробка нет. Сынок, посмотри у отца в кармане пиджака, нет ли там.

К счастью, в кармане пиджака спички нашлись.

Вечером я лег спать пораньше, но мне не спалось. На разные лады представлял я себе наше с Петькой житье в лесу, пока, наконец, не заснул.

Побег

Утром проснулся чуть свет. Сел завтракать — кусок в горло не лезет. Я отодвинул тарелку и стал одеваться.

Мама выглянула из кухни:

— Ты чего это собрался спозаранку? И не поел путем. На пожар, что ли?

Я отвел глаза в сторону, чтобы не встретиться с мамой взглядом.

— Мы… Я… Нам сегодня велели пораньше в школу прийти, — наконец, пробормотал я и, схватив портфель, выскочил за дверь.

В сенях я вытряхнул из портфеля тетради и учебники, запихал их в темном углу под лавку.

Выйдя во двор, я прошмыгнул мимо кухонного окна под навес. Сунул руку между бревен — пусто!

Гляжу, рядом с бревнами валяется на земле белая тряпка, а наш Тузик смотрит на меня умильными глазами и с довольным видом облизывается своим длинным красным языком.

Ох и разозлился я! Пнул Тузика в бок и закричал:

— Шайтан тебя забери! Нам с Петькой этого мяса на всю неделю хватило бы, а ты за один раз слопал, бессовестный!

Тузик обиженно заскулил и спрятался в свою конуру, а я, помахивая пустым портфелем, побежал к магазину.

Петька ждал меня у входа.

— Все взял? — спросил он.

— Соль и спички. А мясо Тузик сожрал. — Я рассказал про свою неудачу.

— Эх ты, уж не мог спрятать как следует, — упрекнул меня Петька. — Ну да ладно, у меня сала большой кусок, обойдемся без мяса. Хлеба купим — и айда.

Деньги у нас с Петькой были. Родители дают нам раз в неделю на кино, но мы никогда не покупаем билетов. Идем в клуб задолго до начала сеанса и прячемся под сценой. А когда в зале тушат свет, мы вылезаем и садимся на свободные места, а если их нет, так прямо на пол впереди первого ряда. На сэкономленные деньги мы покупаем конфеты.

Купили мы с Петькой по две буханки хлеба, и у меня еще осталось 50 копеек.

— Куплю конфет, — решил я.

— Давай, — обрадовался Петька. — Мяса нет, так хоть конфеты будут.

Продавщица взвесила мне полкило подушечек, и мы вышли из магазина.

На улице нам встретился дядя Никита.

Дядя Никита — пасечник и живет в лесу на пасеке. Сегодня, наверное, пришел к дочери в гости, а может, в магазин купить чего-нибудь.

Мы поздоровались.

— В школу, сыночки? — спросил старик.

— В школу, дядя Никита, а то куда же! — бодро ответил Петька.

— Ну-ну, дело хорошее, — улыбнулся дядя Никита.

За околицей мы свернули к реке.

— Вот так по реке и пойдем, — сказал Петька, — а то еще заблудимся в лесу. И шалаш поставим на берегу, без воды не проживешь.

Мы отошли недалеко от деревни, как вдруг Петька остановился и хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ну и дураки же мы с тобой, Витька! Собирались-собирались, а котелок не взяли. В чем будем чай кипятить?

Я почесал в затылке:

— Правда… И картошки надо было взять. Сварили бы… А то целую неделю без горячего.

— Картошка — что! — возразил Петька. — Мы сейчас через картофельное поле пойдем, оно хоть и убрано, но, если покопаться хорошенько, можно еще картошки найти. И варить картошку котелок не нужен, ее в золе пекут. А вот чай…

— Может, вернуться за котелком? — предложил я.

Петька покачал головой:

— Нельзя. В школе уроки, наверное, уже начались, мать сразу неладное заподозрит. Ладно, обойдемся без котелка, будем пить холодную воду.

Мы двинулись дальше. Поравнялись с колхозной фермой. От нее до леса рукой подать.

Тут Петька снова остановился и показал пальцем на частокол, окружавший ферму. На кольях, донышком кверху сушилось несколько ведер.

— Давай возьмем одно, — предложил Петька.

Я испугался:

— Ты что? Украсть?

Петька беспечно махнул рукой:

— Семь бед — один ответ. И потом — мы же вернем через неделю. А нам ведро знаешь как пригодится? Без горячего чая в лесу плохо, особенно вечером.

У нас же все равно чая нет.

— Ну и что? Заварим веточки смородины — вкуснее всякого чая. Ну как — возьмем?

— Придется взять, — согласился я. — Только боязно: вдруг увидят?

— Да кто увидит-то? Доярки сейчас стойла чистят. Дед Спиридон в своей сторожке небось последний сон досматривает… Ты тут постой, я сам все сделаю. В случае чего — свистни. На, подержи мой портфель.

Петька побежал к ферме, остановился у частокола и стал чего-то высматривать. Что это он? Может, выбирает ведро получше? Вот чудак! Хватал бы первое попавшееся — и давай бог ноги… Смотрю, Петька подкрался к избушке, в которой отдыхают доярки, заглянул в окно, метнулся к двери. Через минуту выскочил обратно. В одной руке у него было небольшое ведерко, в другой — две эмалированные кружки.

Подбежав ко мне, Петька сказал, с трудом переводя дыхание:

— Вот… Вот и все. Хорошо, догадался еще пару кружек прихватить. Какой толк от ведра, если нет кружек: горячий чай прямо из ведра пить не станешь. Зато теперь — полный порядок. Идем скорее, пока не хватились.

На картофельном поле мы накопали полное ведро картошки.

Петька смеется:

— Ну, теперь с голоду не умрем! Недаром говорят, что картошка — второй хлеб. А у нас и хлеб, и картошка. Ох и люблю же я печеную картошку. А ты?

— Кто ж ее не любит?

Так, весело болтая, хохоча и дурачась, вошли мы в лес.

Шли, шли, устали. Ведро с картошкой, хотя мы несли его попеременно, становилось все тяжелее и тяжелее. Даже портфель с хлебом и конфетами стал оттягивать руку.

— Давай отдохнем, — предложил я. — Да и живот уже подвело.

Мы уселись на пожухлую траву, отрезали по куску хлеба. Петька достал сала. Поев, зачерпнули воды из реки, напились.

Петька опрокинулся на спину, подложил руки под голову. Лежит и блаженно улыбается:

— Хорошо! Все время так бы жил…

— Нас, наверное, уже хватились, — сказал я.

— Нет, рано еще: дома думают, что мы в школе, а учителя — что дома. Заболели или еще что-нибудь, мало ли… Вечером хватятся. Пусть, так им и надо. А то заладили: «Почему урока не выучил?» да «Как не стыдно!». Кто только выдумал эту математику на нашу голову! Вот, например, история — совсем другое дело. Особенно когда учитель рассказывает — интересно, вроде бы сказку слушаешь. Историю я даже, можно сказать, люблю. И географию тоже…

Я перебил Петьку, спросив не без ехидства:

— Чего ж тогда у тебя и по географии и по истории сплошь одни тройки, если ты так уж шибко их любишь?

— Во всем виновата математика. Все равно из-за нее буду двоечником, так нет смысла и по остальным предметам стараться.

— Это точно, — подтвердил я. — Вот у меня последняя двойка по географии оттого вышла, что я…

— Хватит! — оборвал меня Петька и рывком поднялся с земли. — Что это мы вдруг ни с того ни с сего завели про двойки да про тройки? Про них и вспоминать-то неохота, только настроение портить… Отдохнули — пора в путь.

И снова мы шли берегом, повторяя все изгибы реки.

Наконец, я сказал:

— Слушай, Петька, сейчас дни короткие, не заметим, как стемнеет. Надо загодя шалаш поставить, валежнику для костра собрать. Давай тут остановимся.

Петька огляделся кругом.

— Место неподходящее, — решил он. — Низина. Вон на тот пригорок поднимемся — там остановимся.

Вскоре за деревьями показался просвет.

— Поляна, — сказал Петька. — На ней и поставим шалаш. Место глухое, дикое, для нас подходящее.

Мы вылезли из кустов — и остолбенели.

На краю поляны притулилась к лесу изба. Рядом правильными рядами стояли пчелиные ульи.

— Постой-постой, — растерянно проговорил Петька. — Так ведь это… Это же колхозная пасека!