Анатолий Максимов - Светунец Страница 12

Когда мальчишки промчались, Володя ещё колотил ногами коня, дёргал повод. Конь шагал размашисто, прядал ушами и как бы думал: «Никуда не ринусь. Всё моё в прошлом, былого уже не догнать. А ты, Вовка, колотишь меня пятками, но сам уцепился за гриву. Значит, первый раз верхом. И твоё будущее только началось».

Гулко топали широкие копыта, поцокивали точёные ножки жеребёнка.

Бабушка с узелком и граблями, поджидая внука у калитки, заглядывала в почтовый умывальник. Она тоже собралась на покос: в колхозе объявили субботник.

— Стою и думаю: какой-то инвалид едет, — сказала. — Ребятишки давно пролетели, а ты всё едешь. — В голосе её досада. — Скакуна на славу услужил тебе Илюха.

— Буран хороший.

— Как же, хорош! Ему лет сто будет! — Так уж не хотелось бабушке видеть внука на старом коне. Вот промчись сломя голову, она бы ругнула вдогонку. Коня, мол, запалишь, шальной, убьёшься, но в душе гордилась бы Володей. Не любит бабка тихой езды. Она же амурская казачка.

Бабка сбегала в избу за верёвкой.

— Я тебе стремена сварганю, тогда лихо поскачешь.

Поверх фуфайки она перекинула верёвку, с обеих сторон навязала петель. Засунула в них ноги Володи.

— Ну-ка, я погляжу, в кого ты на коне. Дед твой в седле боевой орден выслужил.

Она выдернула из плетня хворостину и ожгла Бурана. Он мотнул головой и неуклюже затрусил.

— Гриву-то отпусти, грива никуда не денется!.. Не в деда Светунец, не в деда, — пожалела бабушка.

Жур облит солнцем, на кустах блеск росы. Мальчишки раздевались, одежду бросали в лодку. Готовились плыть с конями.

Шурик собрался первым, стал важным. Ведь он впереди всех поплывёт. Ему будут завидовать мальчишки, нахваливать взрослые. Не каждый решится плыть первым.

Егоза, как на цыпочках, подошла к воде. Поджарая, с подрезанной чёрной гривой, с подрезанным хвостом. Егоза пила нехотя, цедила сквозь зубы долго, словно что-то обдумывала. Шурик сидел верхом князем. Но вот Егоза напилась, позвенела капелью и удилами да как махнёт от реки.

— Куда, тпруу! — закричал Шурик, валясь назад, и потянул повод на себя.

Егоза боком уходила от берега — сучила длинными ногами, куролесила хвостом.

— Ну-ка пошла!.. — Мужчина со свистом охаживал её тальниковым удилищем.

Лошадь брыкалась, выкатывая дикие глазищи.

Посмотрел на пляшущую Егозу Буран и спокойно забрёл в реку.

— Стой! Куда ты? — испугался Володя. Он ещё не разделся, и жутко ему плыть первым, первый раз в жизни с конём.

Володя оглянулся на берег. Колхозники, занимаясь Егозой, его не замечали. Мальчику хотелось закричать и сползти с коня, пока не поздно. Жур широк и глубок, не сравнить с Кривушкой, в которой мальчик ловил руками карасей. И всё-таки не закричал, не бросил коня Володя.

Конь брёл себе в глубину. Но Володе казалось, что он стоит на месте, а вода рвётся снизу — бурлит, клокочет. Затопила ноги, хлещет на колени… Володя почувствовал: копыта не достают землю. Буран, вытянув шею, губами касался воды, часто и громко фыркал.

— Слезь, слезь! — закричали с берега.

Володя не понимал, зачем слезать. Глубоко в воде он сидел верхом, видел острые уши Бурана да вспененную реку.

Крики стихли. Мальчик услышал бабушку:

— Светунец! Ты плыви рядом, а то Буран захлебнётся.

Володя свалился на бок, не выпуская гриву, прижимался к горячей шее Бурана.

«И совсем не страшно. Да так я и море переплыву», — стуча зубами, воспрянул мальчик. Он помнил на берегу людей, доверился Бурану. Позади заголосил жеребёнок. Его уносило быстрым течением под крутояр. Буран повернул к жеребёнку. То и дело ржал, как бы успокаивая малыша, теснил от крутояра. Жеребёнок шумно дышал, натыкаясь на Володины ноги.

За ними плыли кони с ребятами. Впереди всех мчалась Егоза. Рядом с её головой белели вихры Шурика.

Буран задел дно, потом ещё раз схватил — как самолёт приземлялся — и наконец встал всеми копытами. Володя лёг поперёк его спины и выехал на сушу.

Тут его встретили бабушка и конюх Илюха.

— Герой, Светунец! — воскликнул дед. — В реку, как в атаку, кто-то первым должен бросаться. — Он знал, что Володя поплыл не по своей воле, а Буран понёс. Зато Володя одолел страх. Почему же не похвалить его.

— В нашем роду робких не бывало, — сказала бабушка. Она помогла внуку раздеться и выкрутить одежонку.

Луг в росе и разноцветье. Луг горячил коней. Они понимали, кто на них верхом. И помчались кони галопом. Да не пыльной дорогой, проторённой тракторами, а по росе, по цветам. И Буран, глядя на молодых коней, поскакал. Копыта ставил мягко, точно слушал осыпь росы, посвист ветра.

«Мчаться галопом — это всё равно что лететь во сне!» Володя прилёг на влажную гриву и видел себя необыкновенным, на лихом скакуне; позади будто гудели тачанки, и не роса сверкала, то подняты будто тысячи клинков.

Возле дубовой релки — Кривое озеро в пепельных заплатах листьев чилима. Чилим — колючий орех. Он созревает на дне, а листья его лежат на поверхности озера.

На берегу озера — лёгкие постройки: кухня под навесом, столы буквой «П», домик для отдыха косарей, конюшня. У колёсных тракторов и прицепов возились парни. Мальчишки бегали вокруг коней, кричали на них, чтобы ниже опускали головы, а то не надеть хомуты.

За озером — луг вплоть до сопок. От сопок зыбкий туман полз на ровные ряды копён, таил тишину.

Луг Володе казался огромной пустой стоянкой каких-то кочевников, копны — юртами. Что за беда заставила людей бросить юрты и разбежаться?

— Лугом любуешься, малец Светунец? — отвлёк Володю дед Илюха. — С нашими ребятами не зевай, лучшие хомуты и бастриги расхватают. Давай и мы запрягать Бурана. — Маленький, сухопарый Илюха не суетился, но запрягал споро, нужные предметы появлялись в его руках мигом, словно подавал ему расторопно невидимка. Длинную верёвку он продёрнул сквозь петлю ремня седёлки и привязал к хомуту, острый бастриг — к верёвке. Вот и снарядили Бурана.

Илюха залез на телегу, с телеги — на коня и Володе велел садиться так же.

Мальчик и старик ехали шагом по лугу. На лугу женщины ворошили сено. Вдоль ряда копён гусеничный трактор тянул бревенчатые сани. А колёсный — хватал когтистой лапой копны и клал на сани. Двое мужчин утаптывали сено на подвижном стогу.

— За этакой техникой и дюжине мужиков не угнаться, — говаривал Илюха. — Вот намечем стога на сани, зимой тот же трактор притянет стога к ферме. Благодать!..

У самого озера косили на четвёрке коней. Лёня сидел на ведущем и неумолчно покрикивал. Строчила косилка. Бородатый косарь подбадривал лошадей бичом.

— Без коней там не взять бы дивную траву. — Конюх показывал в сторону косилки.

Навстречу всадникам волочила копну Егоза. Шурик сидел верхом, подбоченясь. Громко пел: «Я играю на гармошке…» На Володю взглянул мельком, словно не узнал. Как же! Шурик первый вёз к релке копну. Первую привезти почётно, последнюю — позорно. Последнюю взрослые называют «опупком». И ею довершают зарод. Шурик оглядывался назад, боялся, как бы другие ребята не обогнали.

— До́лги у вас сборы на работу! — Бабушка встретила всадников у копён.

Дед Илюха взял бастриг и задвинул под копну. Бабушка зацепила конец бастрига верёвкой. Дед натянул верёвку и привязал к свободной гуже хомута. Посоветовал Володе:

— Не гонись за нашими сорванцами. Они верхами как макаки, у них и зады задубели. А тебе верхом непривычно, скоро устанешь.

— Светунец разве попустится, — не хотелось бабушке видеть Володю плохим копновозом. — Светунец характером вылитый отец. Отец, бывало, рёвом ревел, если его опережали.

Володя повёз сено. Из-под копыт коня выбрызгивались кузнечики, выпархивали стрекозы и желтобрюшки. Гурьба женщин завела песню. Как отслужил солдат двадцать лет в царской армии — поседел весь, грудь увешал медалями. И отпустил его генерал на побывку в деревню. И встречает солдат на пороге ветхой избы свою жену, молодую да пригожую, укоряет её:

Значит, ты, жена, хорошо жила,Хорошо жила, не состарилась…

А молодая отвечает ему:

…Я дочь твоя, дочь сиротская.А жена твоя, вот уж пятый год,Во сырой земле под берёзкою…

Колхозники не пели — выговаривали слова. С вилами да граблями во всю грудь не распоёшься. Они как бы впервые кому-то рассказывали про горе горькое старого солдата.

Володя, бросив повод на шею Бурана, слушал песню. Жалел этого солдата, его жену. И в то же время ему было хорошо от солнечного утра, далёких голубых сопок и печальной песни.

На мыске дубовой релки бригада колхозников начинала большой зарод. Уже несколько копён стояли тесно — одна к другой.

Володю встретил отец. Он взял за узду Бурана и повёл густым папоротником на бугор, к копнам.