Александр Волков - Путешественники в третье тысячелетие Страница 12

Только вдали, километрах в трех-четырех, виднелся землемерный знак, высокая решетчатая пирамида. Эти знаки называются тригонометрическими вышками (с их помощью составляются географические карты).

Почему Вася припустился к вышке, он и сам не смог бы объяснить. Видно, ему казалось, что около этого творения человеческих рук он не будет чувствовать себя таким беспомощным и одиноким.

Вокруг становилось все тревожнее. Ветер пригибал к земле высокие стебли типчака и серо-голубоватой полыни, а небо покрылось тучами, сквозь которые еще тускло проглядывало багровое солнце. Особенно жутко было глядеть на северо-запад: там поднималась черно-сизая туча, вся в белых клочьях.

«Градовая туча», — подумал Вася и побежал во весь дух к вышке со щенком на руках.

До вышки оставалось не более сотни метров, когда налетел вихрь. Густая пыль крутилась и залепляла глаза.

Упали первые крупные капли дождя и серебряными шариками покатились по рыжей пыли дороги.

Вася мчался под косыми струями дождя и, наконец, с облегчением нырнул за нижнюю опору вышки. Толстое бревно, почти вертикально вкопанное в землю, дало хорошую защиту.

Вася положил сумку с провизией у ног и, все еще держа перепуганного Кубрю на руках, огляделся.

Картина была не из веселых. Над головой — уходящий далеко вверх переплет балок, потемневших от степных ветров и дождей, а выше — низкие лохматые тучи, гонимые ветром. Кругом ни одного живого существа: ни зверька, ни птицы — все попряталось в страхе перед грозой. Только от присутствия Кубри, в испуге прижимавшегося к нему тепленьким дрожащим тельцем, Васе становилось легче, и он в первый раз порадовался, что щенок увязался за ним.

Скоро по деревянным брусьям застучал град. Казалось, сотни барабанщиков выбивали беспорядочную частую дробь.

Градины становились крупнее; к Васиным ногам подкатилось несколько штук величиной с грецкий орех. Вышка спасла Васю от ушибов.

Град пронесся довольно быстро, покрыв землю белой пеленой. Невдалеке извилисто сверкнула молния, и почти мгновенно раздался сухой, не очень сильный удар грома. Что было дальше, Вася не помнил. Смутно показалось ему, что неодолимая сила подняла его, швырнула прочь от столба…

Очнулся он, когда день склонялся к вечеру. Небо очистилось от туч, и только вдали, на восточном краю, спускалась за горизонт гряда облаков, золотившаяся от солнечных лучей. Воздух был свеж и прохладен.

Вася лежал на примятых стеблях полыни в десяти шагах от балки, за которой прятался, и ощущал во рту полынную горечь. Его рубашка оказалась разодранной пополам от ворота до пояса. Вася ощупал себя — нигде ни ран, ни ожогов. Он пошевелил ногами, приподнялся, встал — все было в порядке.

Вася обошел вокруг вышки: она вдвойне оказалась его спасительницей — от града и от молнии. По брусьям спускался сверху и уходил в землю медный стержень громоотвода.

Тут он понял, что случилось: молния ударила в вышку, пронеслась в почву по громоотводу, а его задела лишь слегка.

Вася опять зашагал по дороге к родной станице. К закату рубаха и штаны высохли, но хуже дело обстояло с хлебом: он совершенно размок.

И как же пустынна была степь! Вася отмахал от вышки километров семь, и нигде ни хуторка, ни полевого стана — дикие нетронутые места.

Ночевать пришлось в овраге, близ дороги. К счастью, коробок спичек, хранившийся в кожаной Васиной фуражке, не подмок, и ему удалось развести костер. А папиросы обратились в кашу, их пришлось выскребать из кармана. Вася обогрелся, поужинал консервами и мокрым хлебом, покормил щенка. Посидев возле угасавшего костра, Вася натаскал травы на кучу глины и стал устраиваться спать. Вдруг он почувствовал под боком что-то твердое и острое. Это оказался огромный, твердый и тяжелый рог. Таратуте пришла в голову мысль, что, наверное, это ископаемый рог, и он сунул его в сумку — показать знающим людям.

После грозы ночь была прохладная, Вася ворочался с боку на бок на своем неудобном ложе. Потом он заснул крепче, но под утро проснулся, будто от толчка. Кубри рядом не было. Вася вскочил, огляделся, увидел на мокрой почве следы щенка и пошел по ним. Вскоре он заметил, что к следам щенка примешались другие, в которых он узнал следы волчонка. Ярый охотник, Кубря гнался за добычей прямо к логову волчицы.

Вернувшись к лагерю, Вася схватил острый рог и помчался в конец оврага.

Он бежал, размахивая рогом, свистел и кричал во всю мочь:

— Ого-го! Ого-го! Кубря!.. Кубря!..

Наконец до него донесся едва слышный лай. Волчица, уже готовая кинуться на приближавшуюся добычу, услышав крики, бросилась прочь. Мальчик увидел, как она бесшумно мелькнула вдалеке, уводя с собой трех детенышей.

Вася догнал и схватил Кубрю. Но и на руках щенок рвался вперед и огрызался на своего спасителя — так велик был в нем азарт погони.

И опять Таратута зашагал по дороге, подгоняемый голодом: провизия кончилась. Километров через пять встретился хутор. Вася разыскал продовольственный ларек, но денег в кармане не оказалось. Очевидно, он потерял их на месте последнего ночлега. Он попросил в ларьке для Кубри несколько хлебных обрезков, а для себя просить было стыдно.

Третий день достался, очевидно, Васе, солоно, потому что он не стал о нем рассказывать Грише, а сразу перешел к тому, как его догнал грузовик. Это была машина Вертипороха. Рядом с ним сидел инженер Никишин.

Машина остановилась, и Никишин закричал:

— Э, да это наш путешественник! Все еще шагаешь?

— Шагаю, — мрачно ответил Вася.

Они посадили его в кабину, и через сорок минут путешественник оказался у стансовета.

Доро́гой Вася показал Никишину рог. Тот его долго рассматривал и улыбался, а потом сказал, что это вещь ценная — рог ископаемого носорога. Вася должен его сдать в районный музей. Там рог поместят в стеклянную витрину и внизу напишут крупными буквами: «Дар ученика 6-го класса Больше-Соленовской школы Василия Таратуты».

Эта перспектива так понравилась Васе, что, рассказывая об этом, он улыбался от удовольствия. Грише захотелось поглядеть ископаемый рог, но оказалось, Вася спрятал его в секретное место, чтобы не стащили Сережка с Наташкой.

Пока Вася рассказывал свою историю, мальчики пришли на поле, где работал трактор Кирилла Семеновича. Вася предстал перед отцом со страхом: он узнал от Гриши, что Кирилл Семенович обещал отодрать его. Но, к удивлению ребят, когда отец услышал короткий Васин рассказ (долго разговаривать было некогда) и узнал, что сын достойно вел себя в затруднительном положении, он даже похвалил его. Ребята пошли домой, и Кубря семенил за ними с видом победителя.

Гриша Челноков и Вася Таратута получили от деда Филимона подарок, о котором и мечтать не смели, — щенка Кубрю.

Щенок уже давно признал хозяевами Гришу и Васю.

Дед Филимон, видя, как обернулось дело, написал сыну-полковнику в Свердловск, и тот ответил так:

«Желая без хлопот и забот получить хорошую собаку, я нарушил охотничье правило: если хочешь иметь преданного четвероногого друга и помощника на охоте, воспитай его сам!

За это я и наказан: собака, еще не видя меня, привязалась к другим, и я не хочу надрывать ее сердце, разлучая с друзьями.

А потому, отец, отдай Кубрю Васе и Грише с единственным наказом: беречь и любить щенка и вырастить из него хорошего охотничьего пса…»

Получив это письмо, дед Филимон позвал ребят, и, когда они прочитали, очень обрадовались.

— Как же подарок делить будете? — рассмеялся дед Филимон.

— А зачем его делить! — удивился Вася. — Пусть Кубря пока будет общий, а потом сам выберет хозяина. Как он порешит, так и будет.

Гриша согласился, хотя и понял тайный смысл Васиных слов: Вася был уверен, что Кубря предпочтет его. Грише было немного обидно думать, что так может случиться: ведь щенка из буерака спасал он, Гриша, и при этом чуть не погиб.

А пока мальчишки были страшно довольны, получив Кубрю в свою собственность.

Глава вторая. Дедушка Скуратов (из дневника Гриши Челнокова)

13 июня. Вот так история вышла с ископаемым носорожьим рогом!

Сегодня утром в район отправлялся колхозный грузовик с огурцами. Мы с Васькой попросили шофера, дядю Романа, взять нас, потому что у нас важное дело. А дядя Роман наотрез отказал — подумал, что мы просто прокатиться захотели.

Пришлось открыть секрет, и Васька показал ему ископаемый рог.

— Если для науки, это другое дело! — сказал дядя Роман. — Науку я уважаю. Садись, ребята!

Доехали мы без всяких приключений, и дядя Роман велел нам возвращаться быстрее.

Когда мы пришли, районный музей был еще закрыт, но какой-то седенький старичок как раз открывал дверь.

Он и оказался заведующий, Никифор Антонович Скуратов.

— У вас ко мне дело? — спросил он. — Входите!