Лейла Берг - Приключения Ломтика Страница 12

Но было куда хуже, если он проделывал то же самое с такси. Водители, конечно, очень сердились — ведь проезд в такси стоит гораздо дороже, чем в автобусе. Иногда, наездив на целый шиллинг, а то и больше, водитель вдруг замечал, что на заднем сиденье расположилась овчарка. В этих случаях Раф — он был очень вежливым, ласковым псом и не позволял себе грубостей — становился на задние лапы, клал передние на плечи водителя и чуть наклонялся вперёд, будто хотел его поцеловать. Водитель сразу терял равновесие. К тому времени, как ему удавалось снова выпрямиться, Раф успевал убежать.

— Он, очевидно, пересаживался в автобус, — вставил Майк.

— Очень возможно, — сказала миссис Спригз. — Это как раз похоже на Рафа. Да, он был очень ласковым псом и не позволял себе грубости.

Миссис Спригз поставила коробку с ежом на пол, налила в кастрюльку молока с водой и накрошила туда хлеба. Почуяв запах молока — свой любимый запах, — ёж проснулся. Он вылез из коробки и стал принюхиваться. Потом он хорошо закусил, а после еды опять полез в коробку и вылез из неё только поздно ночью, когда свет был погашен и тараканы начали выползать из щелей в полу.

Ёж прожил у миссис Спригз восемь месяцев. Зимой он спал не круглые сутки, как ежи, зимующие на открытом воздухе, а спал только днём. Каждую ночь ёж просыпался и охотился за тараканами. Строго говоря, он за первые же три ночи съел всех тараканов, но всё-таки, по привычке, просыпался по ночам и рыскал по дому. Миссис Спригз всегда оставляла ему что-нибудь съестное в уголочке: она понимала, как это неприятно проснуться посреди ночи оттого, что у тебя сосёт под ложечкой.

Миссис Спригз всегда знала, когда ёж просыпался: своим длинным носом он начинал переворачивать блюдце, будто это было не блюдце, а большой камень в саду и под ним прятались тараканы или слизняки. Иногда ёж возил блюдце по всей кухне и шумел ещё больше.

Перед тем как влезть обратно в коробку, ёж всегда охотился за чистой газетной бумагой. Он тащил её к себе для защиты от сквозняков. Бывало, кот миссис Спригз сидел как раз на том куске газеты, который ежу хотелось взять. Тогда ёж обрывал газету вокруг кота, оставлял под ним только клочок.

Кот охотно мирился с этим. Он очень полюбил ежа. Каждое утро, перед тем как лечь спать, они бегали вместе по двору. Ёж обычно бежал во всю прыть — ежи умеют бегать очень быстро, иначе они не могли бы ловить тараканов, — а кот всё старался перепрыгнуть через него. Такая игра им очень нравилась.

Забери ёж последний кусок бумаги из-под кота, тот, наверное, очень рассердился бы. Этот кот страшно любил сидеть на бумаге. По правде говоря, он ничего на свете так не любил. Стоило ему увидеть где-нибудь кусок бумаги, пусть даже величиной с почтовую марку, он сейчас же усаживался на нём.

Ломтик всегда говорил, что он это вполне понимает. Сам он очень любил сидеть на чём-нибудь деревянном. А миссис Спригз очень любила сидеть на чём-нибудь синем.

Она знала одну лошадь, которая всегда садилась на картофель, а иногда и на морковь. По мнению миссис Спригз, сидеть на газете гораздо разумнее. Особенно если бумага высшего качества и сделана из тряпок: тогда сидеть тепло и, уж во всяком случае, не чувствуешь шишек, как сидя на овощах.

Вы, вероятно, хотите знать, что произошло с родителями Ломтика и шестью кошками? Вы, конечно, догадались, что кот миссис Спригз вернулся домой. Иначе он не мог бы играть с ежом.

Все кошки вернулись как миленькие. Одна — через неделю, другая — через шесть дней, третья — через четыре дня, четвёртая — через два с половиной дня, пятая — через два дня, а кот миссис Спригз — через полтора дня. Так что он очень скоро познакомился с ежом.

Миссис Спригз была так рада коту, что отдала ему целую селёдку, а себе оставила только хлеб с маслом.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ С НЕПУТЁВЫМ ФЕРМЕРОМ

Зима выдалась снежная, давно такой не было. Отец Майка взял ящик из-под апельсинов и соорудил санки. Майк и Ломтик усаживались в санки и пулей слетали с горы. Полозья визжат, ветер свистит в ушах! Здорово!

Однажды они слетели с горы так стремительно, что Майку показалось, будто он потерял по дороге уши. Он даже предложил вернуться и поискать их. Но Ломтик отказался: разве найдёшь что-нибудь в таком снегу!

— Да и, потом, что зря время тратить, — добавил он: — уши-то у тебя под шапкой!

Но вот зиме пришёл конец. Наступила весна. Лёд и снег растаяли, а водопроводные трубы полопались. Соседи Ломтика очень возмущались и сетовали на хорошую погоду.

Отец Ломтика объяснил, что они зря сердятся: хорошая погода тут ни при чём. Трубы лопнули гораздо раньше, во время холодов. Замёрзнув, вода превратилась в лёд, и ему стало тесно в трубах (лёд всегда занимает больше места, чем вода). Вот он и нажал на стенки, а те лопнули. Сперва люди этого не заметили, а весной солнце засияло, лёд в трубах растаял, и вода стала просачиваться сквозь трещины.

Папа прибавил, что ему надоели эти ежегодные фокусы с трубами. Вместе с мамой он собрался в Лондон, чтобы заказать совершенно особенные трубы: не круглые в разрезе, а овальные.

— Надо обязательно, чтобы трубы были овальные в разрезе, — сказал папа. — Когда вода замёрзнет и ей станет тесно, она нажмёт на стенки. А трубы, вместо того чтобы лопнуть, просто станут постепенно менять форму, пока не сделаются совсем круглыми в разрезе.

Чтобы Ломтику было понятнее, папа на двух чертежах изобразил:

«Трубы, которые лопаются»,

«Трубы, которые не лопаются».

— По-моему, ты прекрасно выдумал, — одобрил Ломтик. — В Лондон я с вами, пожалуй, не поеду: сегодня как раз подходящий день для ловли тритонов. Но, если бы вы привезли мне кусок мыльной резинки, вот бы я сказал спасибо! Понимаешь, я прошу не жевательную резинку, а мыльную, чтобы пускать пузыри.

Родители Ломтика не любили, когда он жевал резинку. Особенно они сердились, если Ломтик на время обеда вынимал резинку изо рта и приклеивал её к ножке стола или стула. Но как раз неделю назад мальчик обещал никогда больше этого не делать: ведь он прекрасно понимал, как трудно отдирать от мебели присохшую резинку. Родители обещали поискать в Лондоне мыльную резинку, но мама сказала:

— А вдруг нам не удастся её найти и мы привезём что-нибудь другое, ты очень огорчишься?

— Да ничуть! — воскликнул Ломтик.

На этом и порешили.

Часа через два Ломтик шагал по тропинке, ведущей к пруду. Для тритонов он приготовил банку из-под варенья, горло которой обвязал верёвочкой. Мальчик на ходу помахивал банкой и раздумывал, как бы ему набрать тритоньей икры.

Утро было чудесное, небо синее-синее и ясное. Ломтик во всё горло распевал песенку своего сочинения:

Тра-ля-ля!Тра-ля-ля!Где же вы, тритоны?Я обшарю заводи,Обойду затоны,Положу вас в чудныеБанки и бидоны.

Последнюю строчку песенки Ломтик старался петь всё ниже и ниже. Когда дошло до «бидоны», голос его стал похож на рычание. Он пропел эту строчку несколько раз подряд: хотел узнать, может ли он петь басом.

Ломтик, конечно, понимал, что настоящей низкой ноты ему не взять. Ведь он ещё мальчик. Надо стать совсем взрослым, только тогда голос зазвучит действительно низко. Можно быть и умным мальчиком, и любознательным, и трудолюбивым — бас от этого не прорежется. Надо быть взрослым. А Ломтику было всего-навсего девять лет.

Всё-таки песенку свою он пропел пять раз, и каждый раз всё ниже и ниже. От этих упражнений заболело горло, и Ломтик замолчал.

Подойдя к пруду, он нагнулся над водой и принялся высматривать большие, похожие на студень пласты, испещрённые чёрными точками, — так выглядела тритонья и лягушечья икра. Ломтику показалось, будто он заметил такой пласт. Но как раз в этот момент раздался страшнейший рёв. Так мог реветь только разъярённый лев, если бы ему влили в глотку рыбьего жира.

Ломтику уже приходилось слышать такой рёв. Однажды в парке он видел, как запускали в воздух авиамодели. Один человек пришёл в бешенство от того, что его модель летела слишком медленно. Человек сбросил самолёт на землю и принялся его топтать: он подпрыгнул на нём по крайней мере шесть раз — так он ненавидел несчастную машину. Он орал во всё горло, как лев, которого напоили рыбьим жиром.

Вот и теперь, услышав знакомый рёв, Ломтик сразу сообразил, что рычит взрослый человек и что человек этот в полном бешенстве.

Оказалось, кричал фермер Робинсон. Он был просто вне себя.

Судя по всему, фермер хотел подняться на дерево. Он с разгона бросался к стволу и пытался взбежать по нему как можно выше. Конечно, он тотчас же падал. Взбешённый фермер даже не мог встать и чинно отойти; он отползал на четвереньках, а потом снова бросался на дерево.