Лидия Арабей - Лариса Страница 13

— Уж очень это неожиданно… Я просто и не знаю, — растерянная, сквозь слезы бормотала мать. Она словно бы стала сдаваться.

Тетка, заметив это, оживилась:

— Подумай, Марусенька, не отказывайся сразу, подумай о ребенке, о его жизни, — все крепче прижимала она к себе Ирочку.

— Да разве что подумать, — всхлипывала мать.

— И думать нечего! — вдруг резко и даже зло сказала Лариса.

Все повернулись к ней.

— И думать нечего, — повторила она.

Лариса подошла к тетке и решительно забрала девочку.

— Не отдадим Ирочку! — сердито сказала она, подошла с сестренкой на руках к матери, села рядом.

С минуту все растерянно молчали. Первой опомнилась тетя Зина, задыхаясь от злости, проговорила:

— Это уж совсем не твое дело! Нечего тебе вмешиваться!.. Ты и сама еще ребенок! На такие дела отец с матерью есть!

— А вот и мое дело! — отрезала Лариса. — И мама тоже не отдаст, потому что я пойду работать. Вот только экзамены сдам…

Мать удивленно на нее смотрела. Ну да, конечно, она же еще ничего не знает и понятия не имеет о Ларисином решении — та все не отваживалась сказать…

Но мать не только удивилась, она как будто вдруг набралась силы, осмелела. И следа не осталось от недавней растерянности, нерешительности. Кинулась к Ларисе, забрала у нее Ирочку, крепко прижала малышку к себе.

— Что вы, дорогие мои, — сквозь радостные слезы говорила она. — Разве я смогу… Разве отдам… Куда ее, такую крошку, девочку мою…

Отец внезапно поднялся с места, совершенно трезвыми глазами посмотрел на Ирочку, на Ларису. Казалось, он собирался что-то сказать, но не сказал ничего, махнул рукой и быстрым шагом вышел из комнаты.

5

Матери хотелось, чтоб Лариса научилась шить, и порою она доверяла ей не слишком сложную работу из той, что брала в артели. Вечерами они часто сидели под лампой вдвоем и работали.

Вот и теперь они заняты делом. Лариса сметывает два куска розового ситца, она шьет, а из головы у нее не выходит тот день, когда тетя Зина и дядя Коля явились за Ирочкой.

У Ларисы с того дня словно глаза открылись шире — на мир, на людей.

Теперь она знает, за что не любит тетку с дядькой. За то, что они думают только о себе. Им не жаль было мамы — забрать у нее Ирочку. Не жаль было и Ирочки — забрать ее у мамы. А еще говорят, что хотят им добра. Небось тогда и ночевать не пригласили — такие они добрые…

И еще Лариса поняла в тот день, что ненавидит отчима. Из-за него страдает мама. И он запросто мог отдать Ирочку. А уж этого она ему никогда в жизни не простит. Хотя в последнее время он как будто и переменился, сам на себя не похож. Ходит притихший, никого не ругает, какими-то странными глазами смотрит на нее, пытается заговорить. Но она все равно его ненавидит. Ненавидит она и водку, зачем только продают ее в магазинах? Если бы только ей позволили, она взяла бы палку и переколотила бы все до одной бутылки с водкой. Во всех магазинах во всем мире!

А маму она жалеет, ох как жалеет! Ну, да ничего. Скоро маме станет легче, вот пойдет работать Лариса — и все у них наладится.

У матери — свои думы. Она вдруг отведет глаза от работы, глянет на темноволосую дочкину головку, склонившуюся над шитьем, — вздохнет.

Странное сейчас у матери чувство к старшей дочери. К обычной материнской любви прибавилось уважение. И ей как будто стыдно перед дочкой. Может быть, оттого, что не сразу решилась: как поступить с маленькой?

Нет, она и сама ни за что не отдала бы Ирочку, мало ли что скажешь в иную минуту…

Но Лариса… Лариса… Так оборвала тетку. И гордость за дочь заливает материнское сердце. Даже отца, такого истукана, и то вроде проняло. Ходит, как побитая собака. Может, совесть наконец проснулась. Но только она ему больше не верит, уродился теленок с лысинкой, с лысинкой и помрет. «Сама детей выращу, — думает мать. — Вон Лариску вырастила, и кто про нее худое слово скажет. И работящая, и учится хорошо».

Мысли о Ларисе приводят и к другим заботам. Мать чувствует свою вину перед старшей дочерью — разве может она дать ей то, что положено иметь девочке ее возраста? У Ларисы нет приличного платья и туфель нет, бегает в заштопанных прорезинках. И всю зиму проходила в курточке из старого пальто. А она уже большая, почти взрослая девушка, работать собралась…

Но как только подумает мать про эту работу, — сердце сжимается. Куда же ей… дитя еще. Ученицей токаря надумала, как будто легкий это хлеб — на заводе… Учиться ей надо, подружки вон об институтах мечтают.

Сидят они так, мать с дочерью, и у каждой свои мысли. То ложатся они ровной строчкой на шитье, то вдруг запутаются в узел, и — распутывай их, развязывай…

6

Лариса сдает экзамены. Мать старается теперь всюду поспеть сама, чтоб не отрывать дочку от книги. Экзамены Лариса сдает очень хорошо, пока на одни «отлично». За заботами и волнениями и о работе говорить забыла. «Может, передумала», — надеется мать. И сама старается ничем не напоминать Ларисе о заводе. Пускай им тяжело живется, очень тяжело, а Ларисе все-таки лучше учиться.

Но однажды вечером, когда у Ларисы оставался всего один экзамен — геометрия, к ним пришла классная руководительница Екатерина Ивановна. Она приходила и раньше, мать была знакома с ней, но все же почему-то очень растерялась и разволновалась, когда увидела учительницу в дверях. На ходу вытирая полотенцем руки (стирала белье на кухне), мать заметалась по дому, отыскивая куда бы получше усадить гостью.

— Извините, — говорила она, — у меня тут такой беспорядок.

— Ничего, ничего, — успокаивала ее Екатерина Ивановна. — Домашние дела не переделаешь, кому это неизвестно?

Мать села напротив учительницы, сложила на коленях еще влажные, распаренные в горячей воде руки.

Екатерина Ивановна положила на стол портфель, провела ладонями по темным, гладко причесанным волосам.

— А где Лариса? — спросила она.

— В магазин пошла, — ответила мать. — Скоро придет.

— Ну, это и к лучшему. Поговорим сразу о деле. Знаете ли вы, что Лариса собирается бросить школу?

— Знаю, Екатерина Ивановна, — вздохнула мать.

— И вы позволяете?

— И рада бы не позволить, но она так твердо решила…

— Поймите, Мария… простите, забыла ваше отчество…

— Семеновна, — подсказала мать.

— Поймите, Мария Семеновна… Лариса очень способная девочка, нам очень не хотелось бы, чтоб она оставила учебу.

— И я ей то же говорю — учись… Но она такая упрямая, — оправдывалась мать.

— Я знаю, что она упрямая. Сегодня явилась к директору и потребовала документы. Куда же она собралась?

— Да на завод хочет… А вон она и сама бежит. — Мать заметила в окне мелькнувшее платье Ларисы. — Поговорите вы с ней сами… Меня она не слушает.

Запыхавшись, вбежала Лариса. Увидела учительницу, растерялась, сложила на столе покупки, стала поправлять черный клеенчатый поясок на платье.

— Садись, Лариса, поговорим, — сказала Екатерина Ивановна.

Лариса села на диван рядом с Ирочкой, обложенной со всех сторон подушками, взяла пустую катушку от ниток, стала крутить ее в пальцах.

— Что же ты глаза опустила, — с укором сказала мать. — Положи катушку, видишь, учительница к тебе пришла.

Лариса отбросила катушку, подняла глаза на Екатерину Ивановну. В них больше не было смущения, они смотрели упорно и немного даже дерзко.

— Так ты всерьез решилась бросить школу? — спросила Екатерина Ивановна.

— Конечно, — коротко ответила Лариса.

— А почему б тебе не кончить десять классов? Екатерина Ивановна скажите ей… Хотя бы десять классов кончила…

— А какая разница, восемь или десять? — пожала плечами Лариса. — Все равно в институт пойти я не смогу.

Несколько минут все молчали.

— Я понимаю, — сказала Екатерина Ивановна. — Видимо, в семье у вас… Ларисе тяжело…

Громко хлопнула дверь и в комнату влетел Леня, а за ним Сережа. Сережа, увидев учительницу, замер на пороге, поздоровался.

— Вот она, моя гвардия, — улыбнулась мать, поднимаясь. — Где ж это ты так ударился? — спросила она, заметив на круглой и румяной Лениной щеке свежую царапину.

— Это мы в границу играли, — глотая слова, стал объяснять Леня. — Сережка был пограничником, а я… а я… шпионом, так он меня ловил…

Мать строго глянула на старшего.

— Он сам виноват, — стал оправдываться Сережа, — я не виноват…

— Ага, не виноват, — заныл Леня, — а чего ж ты не ловишь, а толкаешься…

Сережка снова стал было оправдываться, но мать перебила:

— Ладно, некогда мне вам суд чинить, возьмите по куску хлеба и марш на улицу, не мешайте нам.

Мать подошла к шкафчику, вынула буханку хлеба, отрезала два ломтя. Потом развернула один из принесенных Ларисой кульков, намазала хлеб жиром и дала мальчишкам.