Наталья Долинина - Мы с Серёжкой близнецы Страница 13

— Скажи про лимонад.

Потому что мы очень лимонад любим. И если уж в столовой обедаем, то, может, мама купит лимонаду?

А она и сама купила. Вот уселись мы за столик, а рядом тоже семья сидит: папа у них военный, мама и девчонка. Побольше нас немножко. И у них лимонад.

Только нам принесли такие специальные щи — солянка называются, — и приходит пьяный. Это уже сразу видно, что пьяный. Сердитый такой! И требует у официантки портвейна! А официантка не даёт. Вы, говорит, гражданин, уже вполне достаточно выпили. Вам больше ничего не полагается. Вот лимонаду — пожалуйста. А он не хочет лимонаду. Он портвейну хочет. Стал посреди столовой и кричит, что на свои пьёт, на трудовые. И очень сильно ругается. Официантка говорит:

— Идите, гражданин, домой. Не нужно вам ничего.

А пьяный как пошёл разные слова кричать — одно за другим! Тётя Надя всегда говорит, что у неё от таких слов уши вянут. И у меня, я чувствую, скоро начнут вянуть. Военный за соседним столиком и говорит своей жене:

— А ещё Ленинград называется. Смотри, какое безобразие!

И мне так обидно за наш Ленинград стало! Серёжке тоже, наверное. А маме — точно обидно, потому что она как покраснеет, да и говорит военному:

— Вот вы бы чем Ленинград ругать, вывели этого пьяного.

Но военный молчит. А пьяный ещё хуже выражается. Официантка ничего с ним поделать не может. В конце концов такой шум поднялся! И тут наша мама как вскочит! Да как подступит к пьяному!

— Сию, — говорит, — минуту отправляйся отсюда, понятно? Чтобы я, — говорит, — ни одного слова твоего больше не слышала. Ещё чего выдумал — при детях своим языком болтать. Ты оглядись вокруг — ведь у самого небось дети дома сидят!

Пьяный-то и правда огляделся. И ко мне сразу:

— Ишь, какая кудрявенькая.

А я испугалась и молчу. Серёжка ко мне свой стул придвинул. Но пока мама с пьяным разговаривала, официантка милиционера привела. Мы его знаем, этого милиционера: он не разрешает на велосипеде по панели ездить. И по мостовой тоже не разрешает. Он и говорит пьяному:

— Пройдёмте, гражданин.

А пьяный ему вежливо так:

— Да я что, товарищ сержант. Я ведь ничего!

Хорошее дело — ничего! Вот до чего допился — милиционера обманывает! Но милиционер его всё равно увёл. А официантка военному говорит:

— Стыдно, товарищ. Вы тут единственный мужчина и не вступились. Вот через таких и получаются у нас безобразные случаи.

И принесла нам котлеты. А военный ей:

— Вы меня не стыдите. Я сам знаю, что делаю. Вам за это деньги платят, чтобы пьяных выводить, а я при чём?

Мама что-то ему хотела сказать:

— Ну, знаете, товарищ…

А он:

— Вы тоже, гражданка, своих детей лучше воспитывайте. Вон они у вас в солонку руками полезли. А я уже воспитанный. Думаете, это ваше выступление чему-нибудь помогло? Пришёл милиционер — и справился. А если бы не пришёл, ничего бы мы с вами не поделали.

Мама замолчала. Она, вижу, и правда думает: без милиционера бы не справились. Только военный врёт. Он потому так говорит, что сам пьяного испугался. Это, конечно, правильно официантка сказала, что он единственный мужчина и не вступился.

Вот я обо всём этом думаю, а про Серёжку и забыла. Забыла, какой у нашего Серёжки характер. Он этого совсем не любит, чтобы с мамой невежливо разговаривали. Только я посмотрела на Серёжку — и чувствую, сейчас что-то будет. Потому что он уже весь красный сидит. Наверное, придумывает, что бы такое получше сказать. И говорит громко так:

— Мама, а этот дяденька называется защитник Родины?

Мама на него так хитро посмотрела и отвечает спокойным голосом:

— Ты же видишь, что дяденька военный. Значит, защитник Родины.

А военный с женой даже шеи вытянули и смотрят на Серёжку. Девчонка тоже шею вытянула. Бант у неё розовый, капроновый. Серёжка тоже на них посмотрел и говорит:

— Как же он будет Родину защищать, если свою дочку не мог от пьяного защитить?

Всё-таки Серёжка молодец, хоть и дерёт меня! Я бы никогда не придумала так сказать! Официантка как засмеётся! И даже мама улыбнулась. А военный ужасно разозлился.

— Теперь, — говорит, — я не удивляюсь, что в Ленинграде так много хулиганов и пьяниц. Я вижу, кого здесь некоторые чересчур культурные родители воспитывают. Подайте мне сию минуту счёт.

Заплатил он официантке, встал и пошёл к двери. Жена за ним идёт, а девчонка сзади. Я, конечно, ей язык показала. И она мне тоже. Так что и она не особенно прекрасно воспитанная. Ушли они, а Серёжка говорит:

— Я бы, например, такого не стал в армии держать.

А мама ему:

— Я бы тоже не стала. Но ты, друг, тоже учти: рано тебе со взрослыми спорить.

— И ничего не рано, — отвечает Серёжка. — Что ли, я должен спокойно смотреть, как человека обижают?

Мама ему ничего не смогла ответить. Поэтому мы тоже заплатили официантке за обед, попрощались с ней и пошли домой.

Велосипед

У меня вчера велосипед украли. Вот как! Поехала я к бетонке — где военные машины ездят. А за этой бетонкой — поле. И там цветов много. Ну, я пошла по полю, велосипед тащу и цветы собираю. Неудобно очень. И вдруг смотрю — горка. Конечно, мне с велосипедом на эту горку не влезть. А может, там самые лучшие цветы растут? Я велосипед положила в траву и пошла на горку. Ничего там особенного нет, но вижу — с другой стороны дяденька траву косит и мне чего-то головой качает. Я к нему.

— Ты что же свой велосипед бросила?

— А что с ним будет? Сейчас возьму.

— Смотри, как бы он не уехал.

Смешной какой дяденька: куда же велосипед без человека уедет?

Дяденька стал косить, а я за ним иду и скошенные цветы подбираю. Потому что вечером мама приедет, мы эти цветы в банку поставим, и она обрадуется. А дяденька говорит:

— Идём всё-таки посмотрим, что с твоим велосипедом. Неспокойное моё сердце.

Приходим — а его нету.

— Ну вот, — говорит дяденька. — Так я и знал. Свистнули.

— Кто свистнул? Никто и не свистел. Я не слышала.

— Ох ты, дурочка. Украли велосипед-то. Украли, и всё.

А я не верю.

— Как это украли? У нас же коммунизм.

А дяденька почему-то рассердился.

— Коммунизм, — говорит, — тогда будет, когда всех растяп выведем. Вроде тебя.

Искали мы, искали — нет велосипеда. Я иду домой и плачу. Что теперь маме-то сказать? Велосипед, конечно, нам уже мал. Серёжке уже «Орлёнка» купили. А мне рассчитывали этим летом не покупать. Думали, я на маленьком прокатаюсь. И вот — пожалуйста. Где он, маленький.

Прихожу домой: мама уже приехала. Её Серёжка на «Орлёнке» встречал. Добрая такая.

— Что, — говорит, — моя доченька невесёлая?

Пришлось сознаваться. Но мама не особенно ругалась. Только говорит:

— Люди вы, люди. Думаешь — вы большие, а вы ещё совсем у меня некудышные. Вот и выходит, что теперь всё лето будешь без велосипеда сидеть.

Это плохо — без велосипеда. Но что поделаешь — не надо быть растяпой. Только Серёжка будет кататься, а я что? Мне ведь «Орлёнок» велик. А маленького уж нет велосипеда. Нет. Ну, ничего. У нас рядом мальчишки живут — они, может, дадут покататься. Я-то им давала раньше. Когда ещё не украли. Ещё не свистнули когда.

Мама, наверное, потому добрая, что мы с утра пол вымыли. И всё в комнате убрали. Мама, конечно, сварила нам обед. Написала на бумажке, что когда есть. Выстирала любимый Серёжкин комбинезон. И говорит:

— Давайте спать ложиться. А то мне завтра вставать в шесть часов. Пока это от вас до города доберёшься. Завтра вечером папа приедет. Ничего, недолго осталось вам одним управляться. Вот сдам экзамены — и к вам перееду. А потом и папа в отпуск пойдёт.

Это правда, надоело нам тут одним сидеть. В городе мы скучали — и здесь уже соскучились. Сначала мама хотела нас в лагерь отправить, но пока она собиралась, у папы на заводе уже разобрали все путёвки. А в городе невозможно скучно стало. Бубнов в лагере, Галя в Крыму. Мы с Серёжкой только и делали, что дрались. Вот папа и отвёз нас сюда, в Токсово. Ему один товарищ с их завода предложил: пускай, говорит, твои дети поживут у меня на даче. Всё равно там сейчас пусто. Вот мы и живём. Каждый вечер кто-нибудь приезжает — или папа, или мама. А днём мы одни.

Сегодня утром мы проснулись — нет мамы. И папа только вечером приедет. День длинный-длинный. Купаться идти нельзя — одним не разрешают. Серёжка сел на «Орлёнка» и уехал. А я пошла к Анне Петровне — соседней старушке — в огород. Мы с ней морковку полем и песни поём. Хорошие пели песни — «Степь да степь кругом» и ещё «Подмосковные вечера». Весёлая старушка! У неё внучка такая, как я, в городе Витебске.

Вдруг слышу — Толька соседний меня кричит. И Валерка с ним. Я побежала. А Толька спрашивает: