Элизабет Мид-Смит - Школьная королева Страница 13

– Она рассказала мне все с начала до конца, миссис Шервуд. Она была в полном отчаянии. Мне удалось разговорить ее, и она призналась мне в своем горе. Скажу вам, миссис Шервуд, что я посоветовала Китти.

– Да благословит тебя Бог, милая Елизавета! Ты, конечно, посоветовала бедняжке сказать мне правду – что она написала письмо и боялась сознаться в этом.

– Нет. Я посоветовала ей твердо стоять на своем. Она говорит, что не писала письма. Миссис Шервуд, я верю ей.

– Елизавета! И после этой телеграммы? Ведь мальчик получил письмо; он так и ответил в телеграмме. Вот она, взгляни сама, милая.

Елизавета взглянула и положила лист бумаги на стол.

– Надо сохранить телеграмму, – сказала Елизавета. – Нет сомнения, что Джек О’Донован получил какое-то другое письмо, не от своей кузины Китти; в этом я уверена так же, как в том, что стою здесь.

– Тогда в каком ужасном поступке ты обвиняешь Мэри Купп, милая Елизавета?

– Я никого не обвиняю. Я не вижу пока ни проблеска в этой темной истории. Но хочу основательно разобраться в ней. Хочу во что бы то ни стало добиться правды. Что бы ни выяснилось, я убеждена, что Китти О’Донован не виновата.

– Ты забываешь, Елизавета, что если Китти будет продолжать отрицать свою вину, то мне придется обо всем рассказать девочкам, и они станут ее судьями, в том числе и ты. Знаешь, что бывает, когда королеву мая приходится развенчивать вследствие ее проступка? Это делается публично. Не могу выразить, какое ужасное испытание предстоит этой несчастной девочке.

– Это верно, – согласилась Елизавета. – Но хуже всего в данном случае должно быть той девочке, которая написала Джеку письмо.

– Твои симпатии к Китти заставляют тебя несправедливо судить о других девочках, – сказала миссис Шервуд. – Однако, милая, дело очень простое: Китти была вне себя от гордости и восторга, вот и написала двоюродному брату. А когда ее обвинили, она испугалась и не созналась в своем проступке. Такое более вероятно, чем то, что какая-то девочка захотела сделать ей зло. Да и кто смог, если принять во внимание твою версию, так подражать почерку Китти, что у Джека письмо не вызвало никаких подозрений?

– Все это так, – сказала Елизавета, – и Китти могла бы поступить, как вы говорите. Но она не предложила бы вам телеграфировать ее двоюродному брату, если бы написала это письмо.

– Сознаюсь, что сильно поколебалась, когда она предложила мне послать телеграмму, – ответила миссис Шервуд. – Я была так рада за Китти и думала, что все объяснится. А теперь я подозреваю: она просила меня телеграфировать в расчете, что двоюродный брат поддержит ее и ответит, что не получал письма.

– О, Боже мой! – воскликнула Елизавета. – Даже если мне придется быть одной против многих, я не остановлюсь, пока не доберусь до истины в этом отвратительном деле.

– Если тебе удастся доказать невиновность Китти, то никто не будет рад этому более меня – заверила миссис Шервуд свою решительную ученицу.

– Миссис Шервуд, не можете ли вы отложить обсуждение этого дела на неделю, – попросила Елизавета. – Мне нужно время, чтобы узнать, виновна Китти или нет.

– Но это будет нехорошо в отношении других. Королева мая ответственна перед своими подданными. Что если Китти станет пользоваться своей королевской властью, тогда как она этого недостойна?

Елизавета молча вышла из директорского кабинета.

Миссис Шервуд сказала правду: в ее замечательной школе королева мая играла такую же роль, какую исполняет старшина в мужской общественной школе. Все празднества в году обычно устраивала именно королева. Она давала свое согласие на задуманные девочками развлечения. Да, она не носила корону, зато было другое – любовь подданных. И вот что удивительно: ни одна из королев мая не пользовалась в свое время такой популярностью, как теперь – Китти О’Донован. В ней было что-то особенное: свежее, яркое. Она была так весела, так добродушна, так остроумна, так проста в общении, что невозможно было не любить ее. Во всех людях Китти видела только хорошее. Став королевой мая, она нисколько не возгордилась, а напротив, относилась к своему избранию с трогательным смирением. Со стороны девочек, думала Китти, было так мило, что они выбрали ее. Сможет ли она когда-нибудь доказать им, как глубоко любит их за это?

Между тем Мэри Купп жила в постоянной тревоге. Положение ее было незавидное. В характере Мэри было столько же неприятных черт, сколько приятных содержалось в характере Китти. Мэри могла завидовать и, как оказалось, обманывать. Но душа ее тоже была полна любви – она обожала брата Поля. Чтобы спасти его, Мэри поступила очень дурно. Теперь она уже не должна отступать, иначе с позором будет изгнана из школы.

Миссис Шервуд провела без сна почти всю ночь. Елизавета Решлей переговорила с мисс Хонебен и мисс Хиз. Милая, добрая мисс Хонебен расплакалась, но не могла не признать факта: без сомнения, Китти написала письмо.

– Не во сне ли она написала? – вдруг проговорила она. – Я слышала, что это бывает. Вот тогда и разгадка.

– Да нет же, – сказала мисс Хиз. – Все совершенно ясно. Китти написала письмо наяву, но под влиянием временного возбуждения. Она была очень взволнована выпавшими на ее долю почестями. Действительно, Китти несколько молода для королевы мая. Когда девочки обсуждали этот вопрос, я пожалела, что они не выбрали Клотильду Фокстил или Генриетту Вермонт. А кандидатуру Китти перенесли бы на будущий год. Однако она была избрана единогласно. Девочка была очень рада; она встала рано, написала письмо и отправила его, а теперь боится сознаться. Вот и все.

Елизавета еле сдерживалась, чтобы не сказать что-то резкое.

– Боже мой! Мне жаль, что вы так смотрите на это дело, мисс Хиз.

– Это единственно верный взгляд, моя милая.

– Да, я разделяю этот взгляд, хотя сердце у меня разрывается, – призналась мисс Хонебен.

– А каково мнение других учительниц? – спросила Елизавета.

– У нас состоялось собрание сегодня вечером после чая. Мисс Уэринг была поражена, но согласилась с нами. Бедная мадемуазель де Курси плакала. Так было жаль ее. Она сказала в своей милой французской манере: “Не наказывайте ее. Только простите. Сжальтесь над ней!” И фрейлейн Крумп также согласилась, что Китти виновата. Итак, завтра утром это дело будет разбираться перед всеми, если не случится чего-нибудь нового.

Елизавета сидела неподвижно, погруженная в раздумье. Было около семи часов. Старшие воспитанницы ложились спать в девять. У нее было еще немало времени для размышлений. Она подозревала Генриетту Вермонт и Мэри Купп. Пока Китти не вступила в свои права королевы, Елизавета была главой школы, и никто не имел такого влияния в Мертон-Геблсе, как она.

От напряжения у Елизаветы разболелась голова. Она вышла в сад. Там показались две девочки, шедшие под руку. Они разговаривали шепотом. И вдруг одна из них заплакала. Тогда Елизавета подошла к ним. Это были Джен и Матильда Купп.

– Что у вас случилось? – спросила Елизавета. – Не могу ли я чем-нибудь помочь?

– Никто не может помочь нам, – ответила Матильда. – Мэри в страшном горе, и мы тоже. Ведь Поль так дорог нам!

Джен продолжала всхлипывать, а Матильда, с трудом сдерживая душившие ее рыдания, принялась рассказывать:

– От мамы пришло письмо, оно было к Мэри. Поля возили в Лондон к доктору – знаменитому доктору, и доктор сказал, что Поль очень, очень болен и… я, право, не знаю, что это значит, но Мэри просто сходит с ума.

Елизавета постаралась быть как можно нежнее с опечаленными сестрами Купп.

– Ну не нужно так расстраиваться. Господь милостив, и ваш брат, я думаю, скоро поправится.

– Ах, дорогая Бетти, – сквозь слезы улыбнулась малютка Джени, – ты так добра к нам! Знаешь, Бетти, у нас в семье много девочек, и никто особенно не восхищается нами. Я случайно слышала, как соседки говорили, что мы «обыкновенные создания».

Матильду немного смутила непосредственность, с какой откровенничала сестренка. Наблюдательная Елизавета не могла не заметить этого. «Они обе славные», – подумала она. А Джен понемногу успокаивалась и, приободренная тем, что сама Елизавета Решлей уделила им внимание, продолжала щебетать:

– Бетти, милая, ведь совсем иначе обстоит с нашим братом Полем! Папа и мама любят его. Он же не похож на нас, Бетти. Он так красив! А мы не такие, и ничего тут не поделать. Бог создал Поля красивым. И мы обожаем его. И все соседи тоже. Бетти, душечка, ты бы видела, как хорош наш любимый Поль! У него есть что-то общее с Китти. Вот почему я так люблю Китти. Конечно, она напоминает мне Поля.

Расчувствовавшись, Елизавета обняла маленькую Джен.

– Я поговорю о вас с миссис Шервуд, – пообещала она. – Кажется, наша дорогая начальница собирается в Лондон, чтобы встретиться с вашей мамой. Попрошу ее взять вас с собой. Миссис Купп, несомненно, будет рада увидеть трех своих дочерей, а у вас появится возможность повидаться с Полем. Вы согласны?