Сергей Иванов - Бывший Булка и его дочь Страница 13

Лида спрятала руки под одеяло, закрыла глаза… Так хорошо было лежать в тишине и вспоминать…

Они пошли вниз по лестнице. Через этаж вдруг оказалось, что на месте обычного окна большая стеклянная дверь, какие ведут на балкон. Сева открыл её. За нею ничего не было, только пустота и густые ветвистые зелёные деревья. Вдали синела огромная река, не то просто небо.

Да это же мне снится, подумала Лида.

Стоять над пропастью, не держась даже за стеклянную дверь, было совсем не страшно. И она не стала просыпаться.

Она шагнула в синюю пропасть и сразу оказалась среди спутанных веток, словно среди водорослей, проплыла сквозь них, вылетела на чистую синеву. Невидимая гора упругого ветра держала её снизу. Она обернулась. Сева ещё стоял на отвесной стене у распахнутой стеклянной двери. Она позвала: "Сева!" И он полетел за ней.

Он тихо открыл дверь, пропустил Маринку и вошёл сам. В квартире было темно и тихо. Только в ванной горел забытый Лидочкой свет.

Настроение было у него не блестящее. Суббота с воскресеньем кончились, однако он не чувствовал себя отдохнувшим. Опять не давала ему покоя утренняя тревога. И, не нравился этот вечер, убитый в пустых разговорах. ("А что там делать будем?" – спросил он у Маринки. "Ну, поболтаем", – ответила она). И не нравилось кислое вино, которым его угощали, – ни голове, ни сердцу, только в животе мяучит…

Словом, поводов было предостаточно. Однако он твёрдо решил не подавать виду. Что ж, Маринке теперь из-за его хандры ни к кому в гости не показаться?

Он только был молчаливей обычного. Вернее, просто не произнёс ни одного слова, пока они ждали на кухне чайника и потом выпили по чашечке крепкого на сон грядущий – такой уж был у них ритуал возвращения из гостей: там хорошо, а дома всё же лучше! И они любили его оба.

Зазвонил телефон. Бегом на цыпочках он бросился в прихожую: кого там ещё угораздило на ночь глядя! Успел поймать конец второго звонка – выхватил трубку, как из огня…

– Извините за поздний звонок. Попросите, пожалуйста, Лиду.

– Спит она…

– Извините… А вы не можете передать, что ей звонила Надя? Хорошо? Только обязательно передайте: звонила Надя!

– Хорошо, хорошо, передам, – сказал он совершенно уверенным взрослым голосом. Ему вдруг припомнилось Азовское – там у Лидки была какая-то Надя.

Он пошёл допивать свой чай. Маринка заговорила о чём-то завтрашнем. Неурочный звонок скоро вылетел из головы. И Лида так никогда и не узнала, что поздно вечером в день их ссоры Надя очень хотела поговорить с ней!

Глава 4

Когда мы познакомились с ними, было начало января, а теперь конец февраля. И конечно, с тех пор много… снегов улетело.

Много… И курьерских метелей, что проносятся мимо окон, и медленных снегопадов, что рождают тишину. И простоватой снежной крупы, что сыплется на мокрый асфальт, сыплется и тает. И тех легчайших морозных пушинок, что танцуют в синем воздухе, танцуют и никак не могут упасть.

Много снегов. И много зимы… А что было за это время с героями повести?

Николай Петрович Филиппов, который сам себя втихомолку любил называть немного странным для современного уха прозвищем Бывший Булка, так вот он эти месяцы собирал новый станок. А схема попалась не дай господи: сложная, капризная. Но ведь на то она и есть экспериментальная сборка. А не нравится, не можешь – иди на конвейер, крути одни и те же гайки!

Последние недели он частенько задерживался после смены. Возвращался домой по вечернему морозу, по скрипучему, визгливому снегу и думал про себя, что он устал как собака и голоден как чёрт. Однако он не злился на такую свою жизнь и не был раздражён, потому что станок всё же начинал клеиться мало-помалу. А за те вечерние часы, что он оставался в цеху, ему платили сверхурочные – вполне хорошие деньги. И когда Бывший Булка думал о сверхурочных, он всегда вспоминал свою Лиду, как он купит ей что-то или как они поедут снова на юг.

Лишь в свободные минуты, по воскресным дням, его одолевала уже знакомая ему тревога. Она подходила сзади и останавливалась за спиной. Бывший Булка сидел не оглядываясь, но знал, что когда-то должен будет оглянуться…

Лида провела эти два месяца… В школе довольно-таки беспечно. Третья четверть, как известно, огромна! Ну, а в день расплаты… Где-то у любимых учителей получить четвертную четвёрку, а где-то отделаться лёгкой тройкой. А где-то – о боже! – будешь дрожать и подкарауливать особенно сердитую на тебя биологиню, чтобы спастись от двойки.

Это что касается школы. А что касается её души, дружбы… С Надей получалось всё отдалённей и суше. Они разлетались, будто две ракеты в космосе: огонёк ещё виден на чёрном телеэкране, а сигналы доходят долго, а слов уж почти совсем не разобрать.

Лида и сама не знала, отчего это и почему. Вернее, знала, конечно! Только признаваться неохота, что из-за Севки, из-за мальчишки они разошлись. Кому рассказать – позор!

"Надя, добрый день, это звонит Лида Филиппова (фамилию нарочно, хотя известно, что у Нади никакой другой Лиды нет). Как твои дела?" – "Спасибо, Лида, у меня всё в порядке. А у тебя как?" – "Нормально! А ты такое-то кино смотрела?.." И так минут десять про кино или ещё про что-нибудь поговорят – ну ладно, до свидания! И непонятно, зачем они звонят. И как-то тоскливо становится. Хотя бы Севка быстрей позвонил.

Севка…

Что же он всё-таки за человек, Лида понять не могла. Но вот как она к нему относится – это знала точно. И всегда ждала, чтоб он позвонил. И никому про него не говорила. Это было её личное дело! И не разрешала другим мальчишкам ни провожать себя после школы (появилась такая мода после нескольких фильмов – носить за девчонками портфели!), ни приглашать в кино. Хотя Севка бы никогда в жизни этого не узнал, ведь он учился за тридевять земель, совсем в другой школе.

Да, много с тех пор снегов улетело. А теперь они, кажется, улетали совсем, навсегда. На Москву, на Московскую область, на огромную территорию надвигалась первая в году большая оттепель!

…Это всё было как бы вступление. А теперь начинается сама четвёртая глава.

Из передней, в щель полуоткрытой двери, через всю комнату, через двойные стёкла рам Лида видела звезду – такую яркую и так весело подмигивающую, что от хорошего настроения удержаться было просто невозможно.

Однако ей приходилось быть строгой.

– Сев, ну ты что, с ума?! – говорила она, вплотную придвинув трубку к губам, чтобы он хоть знал, как она к нему относится.

– Лид, ну ты можешь меня послушаться хоть один раз в жизни? Никто даже ничего не спросит. Я сто раз так делал!

– Не ври.

– Ну несколько раз делал…

– А зачем среди недели-то? Как будто в воскресенье нельзя.

– Ну в воскресенье, в воскресенье… – протянул он. – В воскресенье все могут. А среди недели им слабо… И тебе, значит, слабо?

– На слабо дурак попался.

– Да знаю! – сказал он уныло. – Ну, Лидочка, ну пожалуйста! Ну согласись один раз!

– Не могу!

Так они препирались ещё некоторое время. И тут Лида опасливо посмотрела на часики. Буквально с минуты на минуту должны были прийти родители.

Значит, надо срочно одно из двух: или окончательно отказывать, или соглашаться.

– Слышишь грохот? Это я на колени встал, Лид!

– Холодно же там будет, и потом…

– Холодно? – закричал он. – Плюс три, понятно? Солнце! Антициклон прёт, как я не знаю…

Она молчала.

– Лид… Ну, Ли-доч-ка! За это, Лид, я… буквально что хочешь.

Он дышал в самую трубку и Лида тоже – странное занятие, о котором никому и никогда нельзя рассказывать.

– Лид, ты согласна, Лид?

Она посмотрела на смеющуюся звезду и кивнула. А Сева будто увидел это:

– Лидочка! Я тебя за это очень крепко…

– Сева, если так будешь говорить, вообще не поеду! -Она дышала тяжело, но на этот раз крепко зажала трубку, чтоб он ничего не слышал.

Ужас!.. И счастье!

Они завтра встречаются на Ярославском вокзале в восемь тридцать утра. "А портфель куда?" – "Да придумай что-нибудь!" – крикнул он беззаботно.

Но до чего же прекрасен месяц март! До чего ж глубоки, ослепительны его небеса, выметенные бесконечными ветрами. До чего же глубоки его лужи! Если подойти к ним тихо, чтоб ничего не вспугнуть, можно увидеть небо, изрубленное ветками на сотни синих окошек, можно увидеть облако и солнце.

До чего же прекрасен месяц март! Особенно для тех, кто только что пережил холодную и длинную зиму!

Конечно, март не так уж надёжен. И снег может нагрянуть, и холода завернуть. Да только не в надёжности дело. А в том, что именно с марта как раз и начинается весна.

Между прочим, такие вот деньки, как сегодняшний, встречаются и в феврале. И даже в январе, когда вдруг пройдёт по тылам зимы солнечная конница – и теплынь, и капель… оттепель!