Мария Грипе - ...И белые тени в лесу Страница 13

– Юные леди начинают трудовую жизнь?

Каролина вскинула брови и не ответила. Я видела, что игра начинает ее утомлять. Но молодой человек не сдавался.

– Что же умеет делать такая юная особа?

О моем существовании он, выходит, уже и вовсе забыл. Каролина заметила это, и разговор перестал забавлять ее. С ее стороны беседа была окончена.

– Мне кажется, если у вас нет другого предмета для размышлений, то вам не стоит дольше отнимать у нас время. Как я уже говорила, нам с сестрой нужно многое обсудить, и мы будем очень признательны, если вы оставите нас одних. К тому же вы обещали…

Каролина говорила как настоящая гордячка, но молодой человек не обиделся: он тут же поднялся на ноги и, улыбнувшись без тени досады, надел фуражку и отдал честь.

– Разумеется. Благодарю за приятную беседу и желаю удачи!

С этими словами он вышел.

Его уход меня не расстроил, но – как бы сказала моя мама – в молодом человеке бесспорно чувствовался «стиль».

– Ну что, кусочек бисквита?

Точный бросок – и у меня в руках оказалась четвертинка бисквитного торта. Сама Каролина уже успела набить рот битком и, разговаривая, осыпала сиденье крошками.

– Хорошо, что мы от него отделались! Снова можно быть собой! Мне он показался тщеславным. А тебе?

Я, конечно же, согласилась. Настроение снова улучшилось.

На всякий случай мы разбросали вокруг еще немного вещей и, вытянув ноги на сиденьях, принялись за торт.

В эту минуту дверь открылась и вошел кондуктор. Видимо, он не узнал нас и недовольно уставился на беспорядок.

– Вам придется здесь убрать! Сиденья предназначены для пассажиров, а не для хлама!

Каролина взглянула на него с укоризной.

– Это багаж вы называете хламом? Вообще-то это наше имущество.

Кондуктор сразу присмирел.

– Я имел в виду только кульки и бумажки… Тут словно целая компания отобедала…

– Так и есть, мы ехали не одни.

– Вот как… эээ… ну… Следующая «Суинебода»!

Он собрался уходить, но Каролина его окликнула:

– Разве для нас проезд бесплатный?

– Нет, почему же? – кондуктор смотрел на нее, не понимая.

– Наши билеты.

Каролина протянула их кондуктору, он густо покраснел.

– Спасибо.

Кондуктор ушел, а мы откинулись на сиденьях, погрузившись каждая в свои мысли. Каролина начала напевать мелодию, которая показалась мне знакомой, но вспомнить ее я не могла.

– Что это ты ноешь?

– А ты разве не слышишь?

– Это Эльвира Мадиган?

Каролина не ответила и продолжала петь.

– Эй! Это не Эльвира Мадиган?

Сначала я не разбирала слов, Каролина просто мурлыкала себе под нос, но тут она запела громче и с большим чувством:

Замок Роз, даю вам слово,

Тот, что высоко в горах,

Наполняют плач и стоны,

Нагоняя жуть и страх.

Последние слова захлебнулись в хихиканье.

– Где ты ее откопала? – спросила я.

Но Каролина только мотнула головой и повторила куплет с начала.

– Ну, ответь же, Каролина! Ты сама это сочинила?

– Ее пела Флора, разве ты забыла?

Флора действительно любила петь, но этой песни я не помнила. Флора – та самая старуха, которая помогала по хозяйству в нашем доме, жилось ей плохо, и мы часто носили ей в корзинках еду. Когда ей случалось выпить лишнего, она часто пела старые песни, какие поют на рынках, вполне вероятно, что среди них была и эта, хотя я ее не помнила.

– А как дальше? – спросила я.

Но Каролина знала только первый куплет. Видимо, Флора тоже не знала продолжения, потому что Каролина слышала от нее только начало. Так жаль, мне очень хотелось узнать, что за «жуть и страх» нагоняет замок на посетителей. Во всяком случае, стало ясно, почему Каролина стремилась именно туда. Она ожидала найти там нечто драматическое.

– Вот ты себя и выдала! – сказала я.

Но Каролина стала отпираться. Ей хотелось в Замок Роз вовсе не поэтому. Да и кто поручится, что в песне речь идет именно об этом замке. Песни такого рода встретишь где угодно, только имена и названия меняются от местности к местности.

Но ведь бабушка тоже говорила, что с замком связаны трагические события.

– Она могла слышать эту песню, – возразила Каролина, и мне пришлось с ней согласиться.

Каролина продолжала мурлыкать себе под нос, а я углубилась в свои мысли. Внезапно я вспомнила, что Каролина до сих пор ни словом не обмолвилась о письме, которое обещала показать мне в поезде. Я надеялась, что она не забыла обещания. Напоминать самой мне не хотелось. Будет гораздо лучше, если Каролина вручит мне его без принуждения. Я утешала себя тем, что ехать нам еще долго. Время пока есть.

Поезд стал сбавлять ход, следующая стоянка была более продолжительной.

– Ну как, пополним запасы продовольствия? – спросила Каролина, вставая.

– А что если кто-то сюда войдет?

– Не войдет. Мы вернемся раньше, чем начнут садиться новые пассажиры.

В нескольких кварталах от станции находилась кондитерская, и многие люди с поезда устремились туда. Мы были на месте в числе первых. В лавке сильно пахло сдобой – удивительный, насыщенный аромат. От прилавка мы отошли с большой картонкой, наполненной всякого рода печевом.

Выйдя на улицу, мы столкнулись с молодым человеком в форме. Он словно вырос у нас на дороге. Козырнул.

– . Могу я угостить вас кофе?

– Благодарю, но мы только хотели купить кое-что в лавке.

Молодой человек улыбнулся, выразив на лице сожаление:

– Снова неудача! – и, вежливо посторонившись, дал нам пройти.

Мы купили еще несколько газет и поспешили к поезду. Наше купе никто не занял, до отправления оставалось еще порядочно времени.

Каролина тут же извлекла из картонки венское пирожное. Я больше есть не могла, но Каролина, очевидно, еще не насытилась – картонка переместилась на стол, Каролина быстро извлекла из нее еще одно пирожное со сливками, очень похожее на первое, и так же быстро отправила его в рот.

– У тебя сливки на подбородке, – сказала я. Каролина поднялась, чтобы достать из сумки зеркало. Она как раз рылась в своих вещах, как вдруг громко вскрикнула, схватилась за живот и жалобно застонала.

Боли, наверное, были ужасные, что неудивительно, если вспомнить, сколько всего она съела.

Я постаралась освободить одну из скамеек, чтобы Каролина могла лечь и вытянуть ноги: при болях это помогает. Сначала она отказывалась, но боли не проходили; в конце концов она легла и прикрыла веки.

– Может, выпьешь воды?

– Нет, я лучше полежу минуточку. Сейчас все пройдет.

Через некоторое время боль и вправду утихла, Каролина мужественно улыбнулась, встала и попросила меня помочь ей достать одну из сумок с багажной полки. Там лежало желудочное, которое она захватила на всякий случай. Каролина знала, что у нее слабый желудок и что, если она переест, может случиться приступ наподобие этого. В поезде почти всегда так и бывало.

Каролина взяла сумку и ковыляющей походкой вышла в коридор.

– Я вся такая липкая, пойду умоюсь холодной водой и почищу зубы.

– Тебе очень плохо?

– Как только умоюсь, станет лучше…

– Подожди, я возьму сумку!

– Не надо, она не тяжелая.

– Может, я все-таки схожу с тобой?

Каролина замотала головой.

– Но ведь припадок может повториться!

– Нет, лучше оставайся здесь и смотри, чтобы никто к нам не подсел. А я как-нибудь справлюсь.

Она заковыляла по коридору. Я с беспокойством смотрела ей вслед. Дойдя до туалета, Каролина обернулась и махнула рукой:

– Я скоро.

Стали появляться новые пассажиры, я ретировалась в купе и закрыла за собой дверь. Главное – никого сюда не пускать. Я села и принялась листать одну из газет, которые мы купили на станции, но поскольку я волновалась за Каролину, то никак не могла сосредоточиться. Что если болезнь окажется серьезной. Что если дело вовсе не в переедании. Вид у нее был и впрямь жалкий.

Поезд вот-вот должен был тронуться, я бросила взгляд на перрон.

В эту минуту дверь у меня за спиной открылась, и в купе решительно вошел незнакомый молодой человек. Он двинулся прямиком к месту Каролины. У меня даже не было времени его остановить. Усевшись, он тут же раскрыл книгу и углубился в чтение, не обращая на меня ни малейшего внимания. Собравшись с духом, я сказала вежливо, но твердо:

– Извините, но место занято.

– По виду этого не скажешь! – произнес он отрывисто и с нотой наставления. Как старый ворчливый учитель.

– Но здесь сидит моя сестра, и она просила, чтобы я последила за местом, пока ее нет.

Пожав плечами, он встал и переместился в дальний угол, к двери; поднял наш кулек из-под венских пирожных.

– Это чье?

Пришлось признать, что кулек наш. Молодой человек переложил его на другое место и сел.

– Я уверена, что в другом купе вы могли бы устроиться с большим комфортом, – снова заговорила я, но он, конечно, уже уткнул нос в книгу и не удостоил меня даже взглядом. Впрочем, он и раньше на меня не глядел.