Валерий Воскобойников - Утренние прогулки Страница 13

- Это такой розовощекий крепыш, у него всегда не хватает на пальто пуговиц?

- Он, - сказала Света.

Эту тетю я видел в Ленинграде всего только раз, и пуговицу я тогда сам оторвал, чтобы она не висела на одной нитке и не болталась. Я ее положил в карман, а мама вечером пришила.

- Почему же к нему никто не приехал? - спросила студентка-тетя.

Я слушал весь их разговор, потому что сидел на скамейке в кустах недалеко от них. И вставать теперь было нельзя, они бы сразу меня заметили и подумали бы, что я специально сидел, подслушивал:

- Говорят, у него мама с папой поссорились? - спросила тетя-студентка.

Света что-то ответила, я это не расслышал, потому что вздрогнул, когда тетя сказала про моих родителей. Мне даже хотелось выйти и объяснить, что ничего они не ссорились, а просто папа в Москве, в командировке, а мама - в альпинистском лагере. И нечего распускать всякие слухи.

Но тут Света сказала:

- Он сегодня на верх мачты залез, мы с девочками так переживали, я чуть не заплакала.

- Кто ему разрешил туда лазать? - удивилась тетя-студентка.

- Начальник лагеря. Там застрял флаг, и Коля полез. А я так волновалась, у меня даже сердце замирало.

Тут уж мне стало совсем невозможно подслушивать. Потому что такие разговоры подслушивать нельзя. И я полез между кустами, выполз на дорожку и побежал к нашей даче.

Всех пионеров стали отпускать под расписку с родителями до обеда.

Около дачи ко мне подошел Корнилов.

- Купаться иду с родственниками. Пошли с нами?

- Не пустят. Это ведь твои родственники.

- А мы под расписку. Держи конфету.

Конфету я взял, но с родственниками Корнилова не пошел. Я все-таки надеялся: вдруг ко мне папа из Москвы приедет. Приедет, а меня на территории нет. Он поищет-поищет, да и назад в Москву. Поэтому я решил сидеть около дачи и никуда не отходить.

Ко мне подошла Света. Она угостила ватрушкой и конфетами. Но с ее тетей я бы ни за что и не пошел.

Скоро в лагере стало пусто и тихо.

Я сидел у крыльца дачи, читал книжку. Эта книжка про школьника, который очень хотел поехать на зимние каникулы к другу в Сиверскую. И старался все делать так, как лучше, чтобы его наверняка пустили. Но ему постоянно не везло, потому что его поступки не понимали: и дома, и в школе. Он думал, что делает все, как лучше, а получалось, как хуже. Мне казалось, что эта книжка написана про меня, хоть героя зовут не так, и учится он в другой школе и на класс старше, а все равно мне казалось, что автор подсмотрел мою жизнь и изобразил.

Мне так уже несколько раз казалось, когда я читал разные книжки. И всегда хотелось такую книжку перечитать снова.

Книжка была грустная, и мне стало совсем грустно. Я уже не читал, а просто думал про свою жизнь и жалел самого себя.

Мама уехала в альпинистский лагерь. Папа в Москве. А я - один. И наверно, не очень-то я нужен им. Сам по себе.

По лесу ехал грузовик. Я смотрел на него, как он переваливается на неровной дороге, медленно движется к нашему лагерю. Вот он остановился у ворот. Из кабины вышел человек и прошел в калитку. А грузовик так и остался стоять там.

Я снова взялся читать книжку.

Потом я услышал сзади тихие шаги, но не подумал о них. Просто услышал - и все.

Вдруг кто-то закрыл мне глаза ладонями.

- Корнилов, пусти! - сказал я. - Видишь, книжку читаю.

Но человек не отпускал. Он громко дышал мне в затылок и крепко держал мою голову.

«Вдруг папа!» - подумал я и сразу обрадовался. Но тут же подумал, что папа такие шутки не делает.

- А вот и не Корнилов, - сказал человек. - Не Корнилов, а Федор Матвеевич.

И я сразу его узнал.

Он меня отпустил и спросил:

- Ну, что ты тут делаешь? Дежуришь по даче?

- Читаю.

- Читаешь? Грустно тебе одному.

- Да нет, - сказал я, - мама в альпинистский лагерь…

И тут я вдруг подумал о Федоре Матвеевиче: как он здесь оказался?

- А я приехал к тебе. Мы ездили с другом, вон его машина стоит. Дай, думаю, к тебе на пять минут загляну. Нельзя ведь, чтобы к человеку никто не приезжал. Вот тебе передача. Мама твоя сказала, что ты любишь «Золотой ключик», ириски. Верно?

- Люблю.

- Ну вот. Полкило хватит? С ребятами поделишься. Купаться почему не пошел?

- Не хочется, я тут читаю.

- Ребята не обижают?

- Нет. Я сегодня достал флаг с середины мачты.

- Правильно сделал. Не болел? Руки-ноги здоровы?

- Здоровы.

- Кормят хорошо?

- Хорошо.

- Я тебя специально расспрашиваю, потому что твоя мама завтра мне позвонит и будет так же расспрашивать меня.

Внизу, у входа в лагерь, засигналил грузовик.

- Нервничает, видишь, торопит. Ну, ты прости, что я на минутку, - сказал Федор Матвеевич. - Я побегу. Я еще сегодня работаю в вечер. - И он сунул мне записку. - Это адрес альпинистского лагеря. Напиши туда письмо, хоть три слова - жив, здоров и веселюсь. Деньги на марку есть?

- Есть, - сказал я, - мне мама два рубля дала.

Грузовик снова засигналил.

- Ну, я побежал. Ты тут не грусти.

И он побежал мимо сосен под гору, напрямик к выходу.

Я видел, как он подбежал к грузовику, посмотрел на наш лагерь - наверно, меня искал, - вскочил в кабину, и грузовик поехал.

Около дачи малышей кто-то оборвал все цветы. Цветы только что распустились, а теперь клумбы снова стояли голые.

А воспитательница решила, что это Игорек оборвал. Она вышла из дачи и видит: Игорек несет два цветка.

Она схватила Игорька за руку и повела его к начальнику лагеря.

А я увидел, что Игорька куда-то ведут, и пошел следом. Игорек громко плакал.

- Это не я! Это не я! - кричал он.

Но воспитательница тащила его за руку к начальнику, будто не слышала.

Начальник стоял около главного здания.

- Вот, полюбуйтесь, - сказала воспитательница, - все цветы около дачи оборвал.

- Зачем же ты это сделал? - спросил удивленный начальник.

А Игорек даже хрипел от плача.

- Это не я! - продолжал кричать он.

- Кто же тогда, если не ты? У тебя ведь были цветки? - И воспитательница показала два мятых тюльпана.

- Я их на земле нашел, - плакал Игорек.

- Это правда не он, - сказал я, хоть и не знал - кто. - Цветы, наверно, украли - все клумбы оборваны, а на земле - несколько цветов.

- Заступник еще нашелся. Ты, пожалуйста, иди в свой отряд.

- Подождите, - сказал начальник лагеря, - этому мальчику можно верить. Ты точно знаешь, что не он оборвал цветы?

- Точно, - сказал я. - Зачем ему воровать?

Игорек посмотрел на меня и заплакал тише.

- Хорошо, - сказал начальник. - Ты, Игорь, не плачь и иди в свой отряд. Никто тебя зазря наказывать не будет… А кто оборвал, ты тоже знаешь? - спросил меня начальник.

- Не знаю, - ответил я.

- Они друг друга никогда не выдадут, - проговорила воспитательница малышей.

- Ну и молодцы, что не выдают. Если б он подсматривал в щелку, пока хулиганы рвали, а потом пошел бы ко мне докладывать, я бы его сам прогнал. А если б он собрал ребят и отогнал бы хулиганов, а потом доложил, - я б его очень похвалил. И сейчас тоже - хвалю, потому что заступился за справедливость, а не прошел равнодушно. Иди в свой отряд, - а мы с вами еще останемся, - сказал начальник лагеря воспитательнице.

И я побежал к своей даче.

Я никогда не знал, что могу быть таким знаменитым. Меня в лагере все теперь знали, особенно после подъема флага. И малыши тоже - после того, как я заступился за Игорька.

Все знали, как меня зовут, приглашали к себе играть. Даже из первого отряда со мной здоровались.

Я шел мимо первого отряда, а они играли в волейбол.

- Иди к нам в круг, - сказали они мне.

Они все были выше меня, наверно, в два раза, но я все-таки встал.

- Куда ему, еще голову оторвем мячом, - сказал тот, кто был рядом.

- Вставай, вставай, пусть учится. Это же Колька Кольцов.

- Колька Кольцов? - удивился тот, который был рядом. - Тогда пусть встает. Я не знал, я тогда был в изоляторе, когда он штурмовал мачту.

У нас в отряде была противная девчонка. Она всех передразнивала и целый день приставала к Свете. Ее звали Ленка.

Мы шли строем к соседнему лагерю играть в футбол и разговаривали со Светой про домашнюю жизнь. А сзади шла Ленка и влезала в наш разговор.

- А по Барри я как соскучилась! - сказала Света.

- Врешь ты все. И собаки у тебя нету этой… серебрена, - опять влезла Ленка.

- Не серебран, а сенбернар, - поправила Света.

- Все равно врешь, целый день с утра до вечера рассказываешь, рассказываешь.

- А я не тебе рассказываю.

- А ты не ври. Врунья ты, вот кто. Барри какого-то выдумала.

Я все хотел повернуться и сказать, что Барри есть и Света не выдумывает ничего, но молчал, потому что они спорили сзади меня и это был не мой разговор.