Геннадий Михасенко - В союзе с Аристотелем Страница 13

Хоть и лихорадочно работала Юркина голова, хоть и вертелись мысли вокруг петуха и сектанта, однако при мысли о Галине Владимировне он моментально вспомнил и про записку. Вспомнил — и как-то сиротливо, неприятно стало на душе, точно в разгар купания скрылось вдруг солнце и дунул прохладный ветерок, а ты выскочил на берег, обхватил плечи, дрожишь и не знаешь, что делать… Юрка опасался, как бы отец не понял записку превратно и не посадил на «киловатты». Это было единственное наказание, которое Петр Иванович применял к сыну, — запрещал ему покидать дом, пока счетчик не наматывал определенное количество киловатт-часов, назначаемое в зависимости от характера и размеров провинности: от одного и выше. А разве мог Юрка допустить, чтобы в такое время, когда назревают неслыханные события, его посадили на «киловатты»? Это же почти харакири!

«Покажу-ка я записку Аркадию, — вдруг подумал он. — Аркадий хоть и не родитель, но какую-то власть надо мной имеет, поэтому такие штуки, как записки учителей, его тоже должны касаться». Приняв это решение, мальчишка облегченно вздохнул и, принимаясь за чай, вернулся к мыслям о бородаче и Мистере, но ни до каких конкретных выводов не додумался.

Проводив Валерку и договорившись с ним о завтрашнем продолжении расследований, Юрка прошел к Аркадию в комнату, достал сложенную вчетверо бумажку и протянул ее брату.

— Что это?

— Прочитай.

Аркадий прочитал.

— Что-нибудь вытворил?

— Нет, просто так. Даже у девчонок вызывают родителей.

— А, ну раз у девчонок тоже, то… — Аркадий на обратной стороне написал: «Родители будут», и расписался витиевато и броско.

Юрка долго рассматривал подпись, потом сказал:

— Она ничего не поймет.

— Поймет, — успокоил его брат. — Взрослые понимают такие крючки.

— Она не взрослая.

— А какая же?

— Она еще девушка, — простодушно разъяснил Юрка и спрятал записку.

— Девушка?

— Да. Она даже моложе тебя.

— Вот как! Это ей не понравилось слово «болотце»?

— Ей.

— Хм… Я думал, что это какая-то пожилая высокая женщина, вроде Шарлотты из «Вишневого сада», тоже в пенсне и тоже умеющая показывать фокусы. А выходит — это девушка… Что же ты раньше не сказал, я бы давно заинтересовался твоей учебой… Когда там написано явиться в школу?

— В понедельник.

— Отлично. Как звать учительницу?

— Галина Владимировна.

— Галина Владимировна. Запомню. Галина и Владимир… Ты с кем за партой сидишь? С Валеркой?

— Нет. С девчонкой.

— О, это хорошо. Нравится она тебе?

— Нет. Она сильно давит.

— Кого давит?

— Перо. Жирно пишет. Галина Владимировна говорит: не дави так сильно, а она давит.

— Это пройдет, — заметил Аркадий.

— И потом она еще ябеда, — добавил Юрка, вспомнив сегодняшний случай.

— Ябеда? Это хуже. Но и это пройдет.

Юрке с великим трудом удалось выучить уроки — история с похищением Мистера не выходила из головы. Но зато когда он лег в постель, когда сунул руки под затылок и уставился в потолок, вот тогда разыгралось мальчишеское воображение…

Если бы он, Юрка, не бросил эту проклятую галошу, если бы Галина Владимировна не оставила его после уроков, то он пришел бы домой вместе с Валеркой и наверняка бы, несмотря на размолвку, отправился вместе с ним к Поршенниковым. И уж, увидев зарубленного петуха, он бы не сбежал, не испугался — он бы ворвался в комнату и спросил бы у тех, кто там оказался, откуда они взяли этого петуха. Но нет, елки, не повезло. И даже сектанта не увидел. Сектант!.. Юрка вспомнил про девушку, от которой сектанты потребовали жертвы и которая бросилась под поезд. Вот фашисты! Может, и сейчас они собрались где-нибудь тут, неподалеку, у кого-нибудь в доме поют свои жуткие песни или еще у кого-то с угрозами вымаливают жертву…

Встать бы сейчас, да пройтись по ночной Перевалке, да прислушаться у каждого окна, живо бы раскрылась тайна, которой… может быть, и нет. Может быть, все это вроде миража пустынного? Но нет, обезглавленный Мистер не мираж, а Вера Сергеевна с Валеркой не какие-нибудь лунатики, да и Василиса Андреевна не призрака выгоняла. Хорошо все же, что Аркадий убрал икону, а божницу прибил пониже — для графина с кипяченой водой, а то бы этот тип подумал, что тут живут верующие… И все же в глубине души затаилось маленькое сомнение в реальности всего этого происшествия. И как Юрка ни подавлял его, оно чувствовалось этаким холодком, и мальчишка понимал, что это не от действительного недоверия, а оттого, что сам он не был очевидцем.

Засыпая, Юрка услышал явственный шепот: «Вот оно, болото, показывает себя…» Из последних, уходящих сил мальчишка открыл глаза — никого, только свет из кухни. И в тот момент, когда веки вновь сомкнулись, он уже спал. Спал и не слышал, как подошла к нему мать, сотворила над ним крестное знамение и поцеловала в лоб.

Глава девятая

ВИЗИТ К ПОРШЕННИКОВЫМ

Еще до начала занятий, перехватив Галину Владимировну у дверей учительской, ребята рассказали ей все, что вчера случилось, а также все, до чего они сами додумались. Они ожидали, что Галина Владимировна, по крайней мере, удивится, если не ужаснется, но она только спросила, пристально глянув на ребят:

— Значит, про Катю ничего узнать не удалось?

— Мы и говорим, что когда Валерка вошел в сени Поршенниковых и когда увидел зарубленного Мистера…

— Юра, я все отлично поняла. Сегодня я сама схожу к Поршенниковым, сразу после уроков.

— Сами?

— Да. Пойдемте в класс… Юра, принес записку?

— Принес. — Юрка вытянул из кармана бумажку и отдал учительнице. — Только не родители будут, а брат.

— Брат? Почему?

— Да так… А что, нельзя?

— Да нет, отчего же. Пусть приходит брат.

Юрка уловил некоторую растерянность в тоне Галины Владимировны и понял, что ей не желателен приход брата, так как он может напомнить слово «болотце» и может прочесть по этому поводу целую лекцию, такую же, какую прочитал ему, Юрке, а все это Галине Владимировне, как учительнице, неудобно будет выслушивать. Это какое-то время занимало Юркин ум. Затем, уже когда начался урок, он вспомнил, что учительница собирается идти к Поршенниковым, и тотчас зашевелился, заегозил беспокойно, поднял вдруг руку, тотчас опустил. И, когда учительница проходила мимо парты, он прошептал:

— Галина Владимировна, а мы пойдем с вами?

— Куда?

— К Поршенниковым.

— Ну, если ты во время урока будешь шептаться и мешать занятиям, то…

— Нет, — перебил Юрка хрипло, — я буду хорошо сидеть.

— Тогда сиди.

И действительно, до конца занятий Юрка был образцом внимания и послушания. Главное, что он не пересиливал себя, не заставлял себя быть таким, а просто сама собой явилась откуда-то внутренняя собранность. Правда, мысли иногда увиливали в сторону от урока то к жуланам, которые должны скоро прилететь, то к клеткам, которые предстояло ремонтировать к осенне-зимнему лову, то ко дню рождения, который близился и о котором следовало напомнить дома, а то, чего доброго, забудут о подарках. И еще что-то кружило в мыслях, но в этом был уже виноват не столько сам Юрка, сколько его беспокойное воображение…

— Основное — узнать, почему Катя не ходит в школу, — говорила Галина Владимировна, когда они втроем шли по слякотной улице. — Ох, боюсь я, что она может отстать, она ведь слабая. Вы понимаете?

— Если она попадет в чужой класс, она совсем это… — Валерка махнул рукой, — пропадет…

— Вот именно.

— Разузнаем, — заявил Юрка. — Но мы и про сектанта спросим, и про Мистера.

— А вы тут, ребята, ничего не напутали?

— Чего тут путать? Все говорят, что мы путаем. Валерка же своими глазами видел.

— Ну хорошо, спросим… Смотрите — дым.

Над трубой Поршенниковых вился дымок. Юрка как-то злорадно гоготнул, мол, ага, попались, и первым вошел во двор. По-вчерашнему валялись поленья, рубленные крупно, без щепы, по-мужски, и по-вчерашнему были сдвинуты шторы на окне.

Юрка толкнул дверь плечом, но чрезмерно — дверь распахнулась и сильно ударилась о стенку, так что загудела висевшая рядом ванна.

— Кто это так шарашится? — раздалось из комнаты сквозь, очевидно, слабо притворенную дверь, и тотчас выглянула в сени широколицая женщина — сама Поршенникова. Выглянула, присмотрелась исподлобья и как-то не удивленно, а вроде успокоенно протянула: — А-а… Вон кто. Заходите.

В комнате было темновато и пахло, как и в сенях, не то квашеной, не то гнилой капустой.

— Здравствуйте, — сказала Галина Владимировна.

Мальчишки молчали.

— Здравствуйте, — ответила Поршенникова, подставляя стул. — Садитесь. Гостями будете. — Она, видимо, обедала — стол был уставлен едой.