Юрий Дьяконов - ...Для того, чтобы жить Страница 13

Посадят тебя на высокую скамейку у двери. Вот и сиди там. Болтай ногами и смотри, как другие строгают, пилят, режут… На тебя никто и внимания не обращает. Будто ты — пустое место. Уже минут через десять — пятнадцать проштрафившийся начинает клянчить: «Виктор Борисович… ну разрешите поработать… Я больше не буду…»

Порядку и дисциплине на уроках Виктора Борисовича завидовали многие преподаватели.

Раньше Виктор Борисович работал инженером на химическом заводе. Однажды во время аварии, спасая цех от взрыва, наглотался ядовитых газов и долго болел. Врачи категорически запретили ему возвращаться к старой профессии. А жить без людей, без работы он не мог. И стал учителем.

Мальчишки знали, что напрягать голос он не может, поэтому, едва раздавался звон колокольчика, грохот и шум стихали, все поворачивались и слушали, что скажет учитель.

В мастерских не только учились, но и делали нужные вещи: столики и стульчики для заводского детсада, всевозможные полочки, стойки, штативы для кабинетов физики и химии, железные совки, противни для столовой. Поручали это тем, кто уже хорошо научился владеть инструментом. Работать на заказ считалось у мальчишек большой честью. Каждый стремился как можно скорей добраться до настоящего дела.

Любимой поговоркой Виктора Борисовича была: «Труд есть отец богатства, а земля — его мать!». И он не уставал повторять ребятам:

— Раз вы хотите стать рабочими, нужно прежде всего научиться уважать труд. Неважно, что ты делаешь, иголку или паровоз — все должно быть сделано на совесть. В этом гордость рабочего человека…

Ни одна вещь, сделанная ребятами, не покинула мастерской без самой тщательной проверки Виктора Борисовича.

В прошлом учебном году с Олегом произошел случай, который он запомнил надолго. В слесарной мастерской у Олега получалось все, как надо. Он ловко орудовал молотком и зубилом, мог опилить заготовку по угольнику без просвета, отлично нарезать резьбу. Ему учитель поручал самые сложные и требующие точности работы. А вот в столярной у него не ладилось. Дерево — материал мягкий. Строганул лишний раз рубанком или чуть перекосил полотно ножовки — и брак. Заготовка испорчена.

Многие уже выполняли работы на заказ, а Олег с Феодалом и еще несколько мальчишек никак не могли одолеть столярных премудростей.

Наконец, по его просьбе, учитель дал Олегу, Тольке и еще трем мальчишкам контрольную работу — сделать по табуретке.

Две недели они пилили, строгали, долбили проушины. Наступило время сборки. Но шипы, как назло, не хотели влезать в заготовленные для них гнезда. А тут еще Феодал смеется:

— Слабак! У меня учись. Я сейчас уже клеить начну.

Олега задело за живое: «Что я, хуже Тольки?.. Поднажму!»

И поднажал так, что два шипа на полсантиметра прослабил, а стал забивать другие — лопнули проушины. Ну что тут делать! Хоть плачь.

— Дурак ты! — ухмыльнулся Толька. — Хочешь, чтоб все тютелька в тютельку было? Что на ней — графья сидеть будут?! Забей стружками щелку, замажь клеем да опилками притруси. Вовек не догадается!..

Олег так и сделал. Склеил табурет и поставил к готовым.

Перед началом следующего занятия учитель сказал:

— Ну вот. Значит, заказ завкома мы выполнили. Проверим последние пять табуретов, и можно отправлять их в цех. — Он осмотрел одну табуретку за другой и нахмурился: — Так это же брак! Они через неделю развалятся!

— Какой там брак?! Всё чин чинарём! — возмутился Феодал.

— Ах вот как?! — голос Виктора Борисовича упал почти до шепота. Но Олегу показалось, что он кричит. — Тогда мы испытаем их так, как испытывал мой учитель, старый столяр Иван Карпович…

Коротков поднял крайний табурет за ножку и… резко бросил на пол. Кр-р-я-х-х! Доски сиденья, ножки, брусья обвязки разлетелись в разные стороны…

— Еще один испытать?

— Не надо!.. Мы сами!.. Мы переделаем! — бросились к своим табуретам мальчишки.

После Олег делал и табуреты, и другие вещи из дерева, и ни разу Коротков не сказал о них: «Брак»!

А в мае Виктор Борисович даже назначил его бригадиром ученической бригады по ремонту школы. Уж тут Олег постарался. Даже всегда строгий и придирчивый заведующий Илья Андреевич похвалил их бригаду на школьном собрании.

КОНЕЦ ВЕЛИКОГО НЕМОГО

Еще в прошлом году Олег услышал потрясающую весть. В канцелярии молодой физик рассказывал, что где-то в Москве или в Ленинграде появилось звуковое кино!

Олег помчался к друзьям.

— Брешут! — убежденно сказал Ванька. — Кто-то пустил баланду, а ты и уши развесил.

— Как это — звуковое?! — вытаращил глаза Толька. — Это значит, чтобы музыка играла?

— При чем тут музыка! — перебил Сенька. — Музыки хватает. Сидит эта тетка в углу зала и так на пианино наяривает, что аж в ушах звенит. Звуковое — это, наверно, совсем без пианино. Ну, например, даст Чарли полицейскому затрещину — и аж на весь зал слышно. А тот как затурчит и по ступенькам за ним — ду-ду-ду-ду! Аж пол задрожит… Только как же это сделают?!

— А может, как-нибудь радио присобачат? — сказал Олег.

— Куда? — насмешливо скривился Феодал. — Ну, Чарли раскрыл рот, а ему туда радио?.. А если побежит? И радио за ним скакать будет?..

Спорили азартно и в школе и дома, но так ни к чему и не пришли. Спокойным оставался только Алешка Немтырь. Ему звуковое кино никаких выгод не сулило.

Слухи о звуковом кино появлялись снова и снова. Говорили, что самый большой в городе кинотеатр «Рот-фронт» переоборудуется — ставят какую-то новую аппаратуру. Но шел месяц за месяцем, а кино все еще оставалось немым. За другими делами мальчишки постепенно стали об этом забывать.

Под выходной перед уроками они собрались дома у Сеньки, чтобы посмотреть картинки в книге «Три мушкетера», которую Олегу удалось выпросить на несколько дней.

— Ребята! — крикнул Сенька, глянув в окно. — Руль бежит!

В комнату влетел раскрасневшийся Ванька:

— Завтра в «Рот-фронте» кино звуковое! Про беспризорных!:

— Врешь ты! — вскочили ребята.

— Да чтоб я сдох! «Путевка в жизнь». Афиша вот такая!

— А ты говорил — баланда! — ехидно напомнил Феодал.

— Мало ли что я говорил… Откуда ж я знал!

— Ладно, Феодал. Нам бы попасть туда! — сказал Олег.

— Попадешь тут! Билетов, говорят, дешевле трояка нет!

— Тры карбованця! — ахнул Сенька, как всегда в минуты волнения переходя на родной украинский. — Очманиешь!..

Вывернули карманы. Денег не хватало и на два билета.

— Если б цветной металл был, — тихо сказал Сенька.

— Если б да кабы… А где его взять? — фыркнул Иван.

Цветной металл давно был их постоянной статьей дохода. Был да сплыл! Потому что на приемный пункт Цветмета они перетаскали его уже несметное количество. Теперь на свалке у трамвайного депо не отыщешь и куска медного провода. А что касается медных дверных ручек, так они давно уже открутили все, что поддавались отвертке, на три квартала вокруг.

— Может, все-таки свинец… — неуверенно начал Олег.

— Умник!.. С луны свалился?! Шарахнет так, что и костей не соберешь! — накинулись на него все трое.

Олег и сам знал, что за свинцом можно идти только в выходной. Но свинец нужен сегодня. И он повторил:

— Сходим?.. Если нельзя — вернемся и в школу успеем.

— А-а, ладно! Пошли! — согласился Иван.

Немтырь замычал и сунул им под нос хлебные карточки.

— Еще за хлебом не ходил?! — удивился Олег. — Тогда дуй в магазин, а то мать тебе голову оторвет!..

А остальные зашагали по Лермонтовской туда, где виднелась красная кирпичная стена Покровского кладбища.

Не было другого места в округе, где бы мальчишки так привольно себя чувствовали, как на Покровском кладбище. Часами играли они тут в разведчиков и в буденовцев. Совершали лихие атаки, рубились деревянными саблями, фехтовали на шпагах.

С весны до глубокой осени кладбище — как огромный зеленый сад. За кустами и деревьями, в зарослях трав почти не видно могил. Можно целыми днями бегать босиком по мягкой траве — и нигде не напорешься на стекляшку или гвоздь. Можно кричать и петь во все горло — и никто не прогонит. Можно, улегшись кружком, голова к голове, читать какие угодно книжки, рассказывать любые истории — и никто не потревожит, не позовет домой. Можно охотиться за воробьями и дикими голубями, а потом сварить на костре такой суп, что только пальчики оближешь!.. Чего только там нельзя делать!.. Но сейчас мальчишек интересовало совсем другое.

К южной стороне кладбища примыкают огромные владения двадцать седьмого стрелкового полка. Военные нарастили тут кладбищенскую стену вдвое, а по ту сторону ее вырыли широченный ров длиной метров триста. В этом рву с первого по пятый день шестидневки грохочут винтовочные выстрелы, гремят пулеметные очереди. Тут стрельбище.