Ирина Молчанова - Крылья для двоих Страница 14

– Да, – кивнул он. И безрадостно подтвердил: – Это ничего не меняет.

Лгать было не впервой, только сегодняшняя ложь почему-то не могла ужиться в нем, конфликтовала с сердцем. Оно дрожало, как осиновый лист на ветру, и жаждало воспарить туда, где слова обретут смысл, а строки – рифму.

– Вот и радуга, – с улыбкой сказала Оля и повторила пальчиком очертания радужной арки над деревьями.

А ему при виде ее улыбки на ум пришли строки:

Тебя не назову яНи радость, ни любовь.На дикую, чужуюМне подменили кровь.

Еще одно мгновенье,И я скажу тебе:Не радость, а мученьеЯ нахожу в тебе.[8]

«Хорошенькая, – тоскливо осознал он, провожая ее взглядом. – И какая же милая...» Пронеслась шальная мысль – броситься за ней прямо по лужам, догнать и заключить в объятия.

«А дальше?» – спросил он себя и с грустью остался на месте.

Не посмел за ней побежать.

Девушка прошла под радугой и вскоре скрылась из виду. Он остался один под багряным кленом – слушать редкое бульканье капель, что падали с листьев, и вдыхать свежий аромат яблок.

Глава 16

«До встречи в аду»

Подруги не позвонили ни на следующий день после ссоры, ни через день, ни через два. В школе все это время держались подальше, а на третий день примкнули к рыжей Соломкиной и ее новой «шайке». Лера решила для себя: «Плевать». И даже когда самый преданный из ее поклонников – прыщавый Дима – тоже сбежал, как крыса с тонущего корабля, решения своего не изменила.

Одиночества она уже давно не боялась, к тому же вовсе остаться без друзей и подруг ей не грозило. На школе и одноклассниках жизнь не заканчивалась, а, к счастью, только начиналась.

– Ты меня не слушаешь, – со вздохом сказал Филипп.

Лера попыталась встать с его колен, но он обнял ее крепче.

– Ну, что с тобой? Хочешь, закажу еще что-нибудь попить?

Девушка скучающе взглянула на него, а потом на столик с полупустыми бокалами.

– Все, что ты обычно мне заказываешь, я просто терпеть не могу!

Юноша изумленно моргнул.

– Могла бы сказать раньше.

Она пересела на диванчик напротив и посмотрела на часы.

Молодой человек снова вздохнул.

– Ты спешишь?

– У меня встреча в пять, – пояснила Лера.

– С кем?

Ее раздражал его скорбный взгляд, просящие интонации в голосе. Весь он с ног до головы, такой красивый и лощеный, нервировал, как никто другой.

– Тебе так важно знать?

– Важно, но если ты не хочешь говорить...

– Я не хочу.

Ее мобильник завибрировал по столу, на экране высветилась фотография черного мотоцикла.

Она ответила, недолго послушала, потом негромко сказала:

– Давай пораньше, Глеб, в полпятого.

Лера бросила сотовый в сумочку и посмотрела на хмурого Филиппа.

– Глеб? – переспросил он.

– А что, есть какая-то проблема? – делано удивилась девушка.

Юноша промолчал.

Тогда она поднялась, послала ему воздушный поцелуй и, бросив: «Я позвоню, жди», направилась к выходу из кафе.

На улице светило солнце, но холодный ветер не давал теплым лучам согреть землю, сдувая их отовсюду, как пыль с тротуаров, желтые листья с подоконников старинных малоэтажек, где расселись упитанные голуби. Он подхватывал волосы женщин, трепал легкие шарфики, полы плащей, гонял по асфальту окурки, стремился проникнуть в каждую трещинку, точно поставил перед собой цель – не позволить городу согреться ни на миг.

Лера прошла по переулку до арки и свернула во дворик. С Глебом она договорилась встретиться возле метро. Они уже виделись четыре раза – катались на мотоцикле, ездили за город на ее машине, пару раз сходили в кино, один раз болтали по телефону, но пока целомудренно держали дистанцию. Он нравился ей почти всем, кроме бесконечных дифирамбов некоему Арту и помешанности на машинах. Парень не мог пройти мимо красивой тачки, чтобы не назвать ее марку и не обмолвиться о движке. На первый взгляд эти два недостатка казались мелочью, но всякий раз, когда Глеб обрывал ее на полуслове, чтобы воскликнуть: «О! „Субару“, „Беха“, „триста девяносто лошадей“, „Хондочка, задница, что надо“, „Вот это красотка поехала“, она чувствовала себя уязвленной. И если учесть, сколько по городу разъезжало машин, проблема принимала уже совсем иные масштабы. А вчера, когда он в очередной раз завел разговор о своем лучшем друге, ей неожиданно захотелось познакомиться с человеком, о котором кто-то может говорить с таким удовольствием. Она сразу же сказала об этом Глебу. Парень неопределенно пообещал: „Как-нибудь“, и с того момента о друге не вспоминал.

Девушка пересекла заставленный иномарками двор и тут только заметила, что за ней тащится Филипп.

«Дурак!» – раздраженно подумала она.

Его звонки давно перестали ее радовать. С каждым днем парень становился настырнее, его эсэмэски из нежно-застенчивых превратились в откровенно пошлые. Юноша быстро устал играть роль романтика и когда сообразил, что любовь у них не клеится, обратился к шантажу. Он пытался добиться внимания угрозами разрыва отношений, давил на ревность, потом на жалость. Чего только несчастный не перепробовал, но все оказалось впустую. Звонит он или не звонит, обижается или просит прощения – Лере было все равно. Еще с того самого дня, когда она напрасно прождала его в кафе. Но сказать ему об этом девушка не спешила.

«Вряд ли он достаточно наказан», – усмехнулась Лера, наблюдая в боковые зеркала машин, как юноша преданно идет за ней.

Сегодня он сдался окончательно и прислал утром эсэмэску, в которой признался в любви. Лишь поэтому она согласилась с ним встретиться – хотела убедиться, что любовь всамделишная, а не очередная его уловка.

Убедилась.

Любовь спустила этого самовлюбленного гордеца с небес, сделала-таки из него послушного мальчика, пусть и с обидой в красивых карих глазах. Другая бы на ее месте пожалела парня, но только не она. Единственное, чего ей было жаль, так это потраченного на него времени.

Глеб ждал ее возле тротуара, напротив магазина с женским бельем. За спиной он неумело прятал красную розу на длинном толстом стебле и выглядел необыкновенно трогательным. Волосы после шлема, как всегда, торчали в разные стороны, но это вовсе его не портило.

При виде Леры он разулыбался, каким-то девичьим жестом поправил воротник черного свитера и пригладил светлые волосы. Лера дождалась, когда из-за дома выйдет Филипп, подошла к Глебу, присела рядом с ним на мотоцикл и подставила губы для поцелуя.

Других намеков не понадобилось. Парень кинулся к ней так, словно они уже с год встречались, а розу случайно выронил. Цветок шлепнулся на пыльный асфальт, один бархатистый лепесток оторвался и, подхваченный ветром, кровавым сердечком покатился по дороге, пока не попал под колесо машины. От нежного сердечка на асфальте остался лишь поблескивающий на солнце след.

– Я тебе другую куплю, – с нескрываемым обожанием глядя на нее, пробормотал Глеб.

«Другое, – мысленно поправила она, – другое сердце не купишь».

Девушка кивнула и наконец взглянула туда, где стоял Филипп. Он смотрел себе под ноги, но сомневаться не приходилось – все, что она хотела ему показать, увидеть успел. И еще один номер можно было без сожалений удалять из телефона – этот абонент больше никогда ей не позвонит.

– Твой знакомый? – ревниво перехватил ее взгляд Глеб.

– Нет, – солгала она. – Поехали?

Катались они недолго, ветер испортил все удовольствие. Зашли в бильярдную, выпили чаю, покатали шары, поговорили о всякой ерунде – ей было скучно. Парень порывался поцеловать, но она без всяких объяснений уклонялась. Глеб огорчился, хоть и старался мужественно не показывать виду. К двум недостаткам прибавился еще один – симпатичный мотоциклист плохо целовался. Поцелуи отправленного «в сад» Филиппа и то заставляли ее сердце биться сильнее.

Вечером перед воротами ее дома они долго стояли, перекидываясь ничего не значащими фразами, оттягивая тот миг, когда будут произнесены главные слова.

Глеб долго молчал, потом все-таки без особой надежды спросил:

– Как насчет завтра?

– Не думаю, – хмурясь от яркого света фонаря, сказала Лера.

– А послезавтра?

Она не успела ответить, как он прибавил:

– А через неделю, месяц или, может, год?

– Позвони.

– Понятно! – в сердцах бросил парень. – Все понятно.

Глеб сел на мотоцикл и с яростным рокотом укатил.

Когда звуки мотора стихли, Лера подошла к воротам, за которыми возвышался огромный трехэтажный дом, где свет горел лишь в одном окошке на втором этаже – в комнате Антона.

Иногда ей становилось жаль этого глупого, неотесанного мальчишку. У сводного брата не было ни друзей, ни врагов, только деньги папаши и Всемирная сеть Интернет. Все попытки затесаться в компанию, стать хоть где-нибудь своим, заканчивались одинаково: мальчика разводили на деньги, или он становился «шестеркой».