Борис Антонов - Концерт для контрабаса с собакой Страница 14

— Понимаю, не верите! — обидчиво проговорил Вовка. — Только я ведь не хотел вас обманывать. Вот вычищу бочку — и добьюсь своего. Пусть отец попробует тогда от своих слов отказаться! Уговор есть уговор!

Мы с Алешкой переглянулись и, не сговариваясь, бросились к Вовке.

***

Бочка весело покатилась к реке, распространяя вокруг шум и звон. Мы бежали за ней вприпрыжку и громко обсуждали предстоящее знакомство с режиссером.

Только бы он не уехал из дома отдыха! А если уедет, потеряем Вовку. Потеряем союзника, и Дику уже никто не поможет.

На берегу мы нагребли сена и принялись за бочку. Мы залезали в нее по пояс и плоскими камешками и щепками, а потом сеном соскребали вазелин. Особенно туго пришлось со дном, откуда мазь хоть лопатой греби. Как мы ни осторожничали, но с ног до головы вымазались. Мы походили на индейцев. Наши плечи блестели на солнце. Не хватало только перьев на голове да татуировки на груди.

— Вот что! — таинственно проговорил Алешка. — Знаю я один способ. Верный способ! Через пять минут чистенькими будем, как этот котелок!

— Не котелок, а бочка, — уточнил я.

— Не препирайся, — отмахнулся Алешка. — Лучше храбростью запаситесь. В общем, делай, как я!

Алешка не спеша направился к мосту, взобрался на перила, приосанился и ласточкой ринулся в воду.

Вовка ойкнул от восхищения.

Следующий прыжок за мной. Я стал на краешек бревна, резко оттолкнулся и сложил руки над головой. В воду вошел удачно. Коснувшись ладошками песчаного дна, я развернулся и всплыл рядом с Алешкой.

На мосту уже стоял Вовка. Он боялся прыгать. Это было видно по его растерянному лицу и дрожащим коленям.

— Прыгай! — торопил его Алешка. — От нас уже весь вазелин отстал. Прыгай, не бойся.

— А я и не боюсь, — дрожащим голосом пропел Вовка. — Вот только дыхание сбилось. Сейчас отработаю дыхание и прыгну.

Уж слишком долго он отрабатывает дыхание. Даже ждать надоело. Не то чтобы очень надоело, но ведь так и замерзнуть можно. Пождешь-пождешь и замерзнешь.

Правда, я заметил, что было на удивление тепло. И вода вроде бы холодная, а озноб не брал. Неужели из-за вазелина? Гм, не превратились ли мы в гусей? Они ведь тоже из-за жира холода не боятся. В другое время зубы чечетку выбивали бы, а тут хоть бы что!

Вовка медлил.

— Какой же ты артист, если воды боишься? — распалялся Алешка. — Фу! Все уважение к тебе теряется! Прыгай!

— Солдатиком прыгай! — посоветовал я.

— Солдатиком — это значит прямо, прижав руки к бокам. Так прыгают все, кто по-настоящему не умеет нырять. Но и тут нужно умение. Не рассчитаешь — в дно врежешься! Не успеешь руки к бокам прижать — отобьешь до синяков!

Вовка и в дно врезался и руки отбил.

Вид у него был жалкий.

Мы вытащили его на берег и положили под кустом. Вовка хныкал. Весь он покрылся мелкими капельками воды. Глянули на себя — то же самое. Сколько было на нас вазелину, столько и осталось. Алешкин способ не помог.

Я нарвал травы и стал энергично счищать с себя мазь. На руках и груди оставались бороздки, но вазелина становилось все меньше и меньше. То же самое делал Алешка. За Вовку мы принялись вместе. Плохо он себя чувствовал после прыжка. Очень плохо. Пришлось помогать. Вовка засобирался домой.

— Знаешь что: оставим бочку пока здесь.

— Зачем? — не понял Вовка.

— Нужно, Вовка. Очень нужно!

Алешка вопросительно посмотрел на меня. Я понял его. Он хотел включить в экипаж и Вовку.

Не рано ли? Доверим тайну, а он возьмет да и выдаст. Тогда вся наша подготовка пропадет. Хотя бы из Центра были бы какие-нибудь сообщения. Но Центр молчал. Нужно было соображать самим.

— В космос хочешь? — спросил я Вовку.

— Не-е… домой хочу! — ныл он, растирая живот.

Рано. Не готов еще человек для космоса. Не созрел.

— Хорошо, — сказал Вовка. — Про космос мы потом поговорим, а бочку вот здесь спрячем, — и он закатил ее в кусты.

— Отцу скажешь, не совсем вычистил.

— Ладно, — неожиданно согласился Вовка. — Только вы меня не подведите.

— Не подведем, — авторитетно заявил Алешка. — И с режиссером познакомим. И слово замолвим. Лады?

— Пуще всего Дика береги. Без Дика труба твоим испытаниям! Да и нашим тоже!

Последние слова предназначались для меня.

Рассказ тринадцатый

МЕТЕОРИТНЫЙ ДОЖДЬ

— Не кажется ли тебе, Нина, что наш Герман окреп? — сказал папа, укладывая бритву в футляр. — Смотри, как он чудесно выглядит.

— Сплюнь через плечо! — крикнула из кухни мама.

Она, конечно, не суеверна, но в некоторые приметы

верит. Особенно в те, про которые в журналах пишут.

— Не зря мы сюда приехали! Не зря! — кивнул головой папа, любуясь моими мускулами. — А какой загар! На юге так не загорают! Красота!

Мама вышла из кухни, довольно улыбаясь. Это она придумала насчет деревни. И насчет трав разных она придумала. Но больше всего моему развитию и папиному здоровью помогал чистый воздух. Даже маминым нервам он помог.

— Вот еще килограммчика по три прибавите, тогда совсем будет хорошо! — сказала мама, жестом приглашая нас к столу.

— Сегодня рано утром с Любовью Степановной встретилась. У колодца. Расстроена до ужаса. А ведь все из-за вас, из-за детей, — укоризненного покачала головой мама.

— Что-нибудь с Вольдемаром случилось? — поинтересовался папа.

— С ним.

— Так что же он сделал? Ногу сломал? Руку? Потерялся или еще что? — расспрашивал папа, но мама не торопилась с ответом.

— Любовь Степановна в полнейшей растерянности. Вольдемар заболел. И болезнь какая-то непонятная: глаза красные, тело в волдырях и говорит не поймешь что. Даже фельдшер не знает, от чего лечить. Я посоветовала настойку из полыни. Или зверобоя.

— Мудро, — не без улыбки сказал папа. — Настойка, особенно из полыни — средство универсальное! Из зверобоя — тоже!

Шутки шутками, а дело-то невеселое. Мы договорились встретиться на речке и — на тебе!

Может, обойдется? Выпьет таблетку-другую, хлебнет настойки и полный порядок! Выздоровел же я! И Вовка выздоровеет. Только бы его раньше времени в больницу не отвезли.

Алешку пришлось долго ждать. Я уже собрался уходить, но услышал его пронзительный свист с горы. В руках он держал какие-то веревки. Через плечо перекинуты вожжи. Значит, предстоят испытания! Не зря бочку на речке оставили.

Новость о Вовкиной болезни огорчила Алешку. Он не на шутку расстроился и пожалел Вовку.

— А как же с Диком теперь? — спросил он.

— Не знаю.

Алешка сбросил с себя веревки.

— Всегда так: только дело наладится и — на тебе, неувязка. Что с ним?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Воды он не успел наглотаться. Говорят, у него тело в волдырях.

— В волдырях, говоришь?

— Ну да. И красный.

— Яснее ясного! Знаю я такую болезнь. Сам страдал. Кожу придется сменить.

— Почему? — испуганно спросил я.

— Потому что пузырьки полопаются, и вся кожа как решето станет.

— Что же это за болезнь? — спросил я Алешку.

Тот нырнул в кусты и вскоре оттуда с грохотом выкатилась вчерашняя злополучная бочка. Алешка уселся на нее верхом и стукнул пятками в бока.

— Спрашиваешь, болезнь отчего? От крапивы!

— От какой крапивы? — удивился я, срывая широкие листья лопуха. — Вот этими самыми листьями оттирались, а ты говоришь от крапивы.

— Яснее ясного говорю: от крапивы. Вместе с лопухами крапива попалась. У меня тоже в одном месте до сих пор жжет. Так, жжет, что сидеть трудно. Это ты мне подсуропил.

Я стал клясться, что не рвал крапиву, но Алешка снисходительно улыбался:

— Я-то к крапиве привычный, а вот для Вовки она в новинку. Ну, ничего. Пройдет. Он еще сегодня сюда прибежит.

— Не прибежит.

— Прибежит.

— Я тебе говорю: не прибежит, потому что болеет.

— А я говорю: прибежит. Ему с режиссером познакомиться охота. Яснее ясного, прибежит.

Я согласился с Алешкой. В самом деле, Вовке так хотелось сниматься в кино, что он мог прибежать к нам с высокой температурой и дырявой кожей.

— Согласен, прибежит, — сказал я. — Только не сидеть же нам без дела.

Алешка спрыгнул с бочки, залез в нее, постучал по стенкам и, довольный, вылез.

— Не корабль, а орбитальная станция «Салют»!

Я ломал голову над тем, какие испытания придумал на сегодня Алешка. Но не стал спрашивать: какая разница! Начали готовиться в космос — надо доводить дело до конца. Хуже всего, когда люди на полпути останавливаются.

***

Алешка закатил бочку в воду и поставил «на попа». От любопытства лопнешь, пока от него разъяснений дождешься. Не торопясь он топтался вокруг бочки, раскачивал ее и подкладывал под дно камни.

— Залезай! — скомандовал Алешка, выходя из воды.

— Зачем? — спросил я.

— Ты что? Струсил?