Евгений Рысс - Приключения во дворе Страница 14

Они расстались. Анюта побежала в магазин, потом долго ехала на троллейбусе в больницу и всё думала о том, как она будет рассказывать перед микрофоном об их с Мишей жизни. И ей казалось, что она сумеет хорошо рассказать, как они вдвоём с Мишей ведут хозяйство, как Миша отдыхает в лагере и помогает ей; как пришлось стать главой семьи, как она боялась этого, боялась, что не справится с Мишей, и как все страхи оказались напрасными: Миша ничуть не испортился, наоборот, она им очень довольна.

Теперь она уже не боится за то время, которое им ещё придётся пробыть одним, пока выздоровеет мама и папа вернётся из экспедиции. Она не боится потому, что знает: она прекрасно справится с хозяйством, а Миша уже доказал, что на него можно положиться, как на каменную гору.

Глава десятая. Запутался

А на самом деле всё было не так. Миша давно уже скрывал от Анюты то, что его действительно волновало и мучило. Больше всего он боялся, что об этом узнает сестра. Потому, что — и это было действительно правда — Миша дружил с сестрой, любил её и очень боялся её осуждения. Даже нет, не осуждения. Просто, когда он представлял себе, в каком она будет горе и отчаянии, как она будет страдать и мучиться, у него становилось на душе так скверно, что даже и рассказать нельзя.

Он отдал Быку три рубля и сразу же проиграл ещё три. Опять просить у сестры денег он не решился. Наша Севчук подсказал ему выход. Надо было выбрать кинокартину, на которую раскупали билеты задолго до начала сеансов. Надо было купить как можно больше билетов и перед началом сеансов, когда в кассе билетов уже нет, продавать их дороже. На каждом билете можно было заработать двадцать или тридцать копеек. Но для этого нужны были деньги. И тут Паша Севчук помог ему. Он дал ему в долг три рубля, условившись, что, распродав билеты, Миша даст ему пятьдесят копеек лишних. Операция удалась. Миша заработал пять рублей и, отдав три с полтиной Паше, стал обладателем полутора рублей. Беда в том, что на дневные сеансы билетов было всегда сколько угодно, так что продавать их с выгодой можно было только вечером. Тогда Миша придумал, что лагерь идёт на экскурсию, и ухитрился за один вечер заработать ещё два рубля.

Он дал себе слово не играть больше в эту интересную игру с горошиной и, хотя очень трудно было сдержать это слово, всё-таки целых три дня отказывался от игры. И все эти три дня его мучила мысль, что он совершает очень большую ошибку. Не могло же Вове Быку везти без конца. Может быть, он, Миша, отказался от игры как раз в ту минуту, когда счастье готово было повернуться к нему. Может быть, он мог бы выиграть много денег, купить какой-нибудь подарок маме или Анюте или просто подложить незаметно, скажем, десять рублей в ящик, где Анюта хранила хозяйственные деньги. Правда, трудно было бы объяснить, откуда он эти десять рублей достал, но Мише казалось, что он обязательно придумает что-нибудь такое убедительное, что Анюте никакие подозрения даже в голову не придут.

Главное — надо было выиграть деньги.

И всё-таки он не играл целых три дня, и за эти дни у него скопилось пять рублей.

День у Миши складывался теперь так: утром он бежал в булочную, потом завтракал и шёл в лагерь. В лагере дела шли отлично. Он играл в волейбол, и уже поговаривали, что его примут и команду младших. С одним мальчиком, Петей Петушковым, они сыграли матч в шашки, настоящий серьёзный матч из пятнадцати партий, и хотя никто не выиграл, но никто и не проиграл. Три партии кончились вничью, каждый выиграл по шесть партий, и получилось у каждого семь с половиной очков.

Затевался шашечный чемпионат, и Миша мог рассчитывать не на последнее место.

И гимнастика ему удавалась. Говорили, что в конце лета будут проходить соревнования городских пионерских лагерей по лёгкой атлетике, и инструктор сказал Мише, что если он хорошенько потренируется, то наверное сможет принять в них участие.

Словом, всё шло хорошо, только на душе было плохо. Всё время перед Мишиными глазами стояла щель между сараями, и мрачный закоулок двора, и Вова Бык, перед которым Миша испытывал непреодолимый ужас.

Всё время приходилось думать о том, как сегодня солгать Анюте. Всё время представлялось ему, что придётся толкаться возле кино и предлагать незнакомым мужчинам и женщинам билеты, оглядываясь, нет ли поблизости милиционера. Паша Севчук предупредил его, что милиционера следует остерегаться. Он не объяснил, правда, почему, но возле кино перепродавали билеты ещё несколько мальчиков, и из разговоров с ними Миша узнал, что если кто попадётся, то будет очень нехорошо. Сообщат родителям и в школу, и вообще неприятностей не оберёшься. Пока Мише везло. Но мало ли что может случиться.

Так что даже те три дня, которые Миша ухитрился держать данное себе слово, на душе у него было тяжело и неспокойно. А на четвёртый день дела повернулись совсем плохо.

После обеда, перед тем как идти толкаться возле кино, Миша, сказав Анюте, что вечером он с лагерем уходит на стадион, пролез между сараями и оказался в мрачном закоулке, в царстве Вовы Быка, которое он ненавидел всеми силами души и которое всё же его неотразимо влекло.

Он не собирался играть, нет, он твёрдо решил до конца держать слово, а пять рублей были спрятаны в кармане его курточки для того только, чтобы было на что купить билеты. Но в этот день обстоятельства были против него.

Когда он пришёл, Бык играл в горошину с Пашей Севчуком. Это удивило Мишу. Он ещё раньше заметил, что Паша Севчук никогда не играет, а играют всё другие мальчики, те, которые смотрят на Быка с обожанием и не смеют возразить ни одному его слову. А на этот раз играл с Вовой Паша Севчук. И не только играл, но и выигрывал. Перед ним уже лежало несколько монет, и каждый раз после того, как деревянные формочки, промелькав в Вовиных руках положенное время, становились на места, Паша безошибочно указывал, под какой из них лежит горошина.

Мальчики смотрели на игру затаив дыхание. Происходило невероятное. Счастье отвернулось от Вовы Быка. Ещё и ещё раз проиграл Вова, с недовольным видом вытащил из кармана ещё две монеты, а потом вдруг сказал:

— Стоп. Больше не хочу играть.

— А, — сказал Паша Севчук, — как мне везёт, так ты и не хочешь? Не имеешь права.

— Нет, имею, — лениво сказал Вова. — Уговора на время не было. Если бы был уговор, скажем, на час или на сто игр, тогда бы не имел.

И мальчики, трепетавшие перед Вовой, согласно закивали и единодушно подтвердили:

— Да, уговора не было. Другое дело, если бы был уговор.

— Эх, сглупил я! — сказал Паша Севчук. — Как раз сегодня тебе не везёт, а я выиграл ерунду. Если бы уговорились на сто игр, я бы у тебя рублей десять выиграл.

— В другой раз не будь дураком, — сказал Вова.

Миша даже покраснел от волнения. Вот наконец та минута, которой он столько времени ждал. Ясно, что счастье отвернулось от Вовы. Очевидно, и все поняли, что надо ловить удачу.

— Сыграй со мной, со мной… — кричали мальчики наперебой.

— Да ну вас, в долг играть, — отмахнулся Вова. — Ведь у вас и денег-то нет.

— У меня есть, — задыхаясь, сказал Миша и вытащил пятёрку.

— Ну что ж, — Вова пожал плечами, — если разве на наличные…

— Только с уговором, — шепнул Паша Севчук Мише, — сто партий! И пока сто не сыграно, никто не имеет права выходить из игры.

Это был умный совет. В самом деле, вдруг Мише начнёт везти, а Вова скажет, что, мол, не хочу больше.

— Уговор на сто партий, — сказал Миша, — ладно?

Вова заколебался. Видно было, что он очень боится, но Миша припёр его к стене, и отвертеться ему было трудно.

— Ладно, — неохотно сказал он. — Уговор на сто партий. И никто выходить из игры не имеет права.

Миша только кивнул головой, он даже говорить не мог, так он волновался. Наконец-то ему привалило счастье! Надо быть дураком, чтобы упустить его, как упустил его Паша Севчук. Он почувствовал своё превосходство перед Пашей. Тот вот не догадался играть с уговором, а он, Миша, оказался себе на уме.

Миша как-то даже забыл, что именно Севчук посоветовал ему договориться на сто партий. Ему не показалось странным, что именно тогда, когда Миша пришёл, Паша Севчук, никогда не игравший раньше, играл, и не только играл, но и выигрывал. Ему не показалось странным, что как только он, Миша, пришёл, Бык прекратил игру с Севчуком и согласился играть только с ним, с Мишей.

И вот опять руки Быка стали с бешеной быстротой переставлять формочки, с такой быстротой, что у Миши рябило в глазах. Опять исчезала и появлялась горошина. Опять Бык неторопливо читал стихи про птичку, которая не знает ни заботы, ни труда.

Но то ли недостаточно быстро мелькали Вовины руки, то ли действительно на этот раз счастье изменило Быку, только Миша и раз, и второй, и третий угадал, где горошина. Вова с огорчённым и сердитым лицом отдал Мише проигранные деньги.