Лидия Чарская - На всю жизнь Страница 14

Один Бен спокоен и, как и прежде, занят своим самоваром.

Вдруг Джорж говорит с улыбкой:

— Это все выдумки. Русская барышня трусит напрасно. Мне, по крайней мере, никакие ссыльные не страшны. И если будет нападение, я, как истый джентльмен, буду защищать вас до последней капли крови.

Последнюю фразу он цедит по-английски и величественно ударяет себя в грудь.

Но я отлично поняла слова: «выдумка» и «трусит», относившиеся ко мне. И татарская кровь моих предков бурно заклокотала в моих жилах.

Я выдумщица?! Я трусиха?! Ну погоди же! Увидим, какой ты джентльмен!

Взволнованная, я стою на краю дороги, прижимая малютку Нину к себе. Левка подле меня; глаза его смеются. Мы научились с одного взгляда понимать друг друга, и он, как в открытой книге, читает в моей голове.

Мимо нас снова тянется великолепное шествие: Джорж с бутылью, семь барышень с провизией и толстенький Бен с самоваром.

Проходя мимо меня, все они величественно кивают мне головами. Бен смеется и шепчет лукаво, поравнявшись со мною:

— Как жаль, что вы не с нами. Было бы во сто раз веселее. Честное слово!

— Хорошо! Вы еще услышите обо мне! — успеваю я ответить ему чуть слышно.

— Ну, Левка, за мной!

Ниночку мы передали с рук на руки Эльзе.

Маленький револьвер-бульдог, заряженный холостыми зарядами, в моем кармане, однако из него трудно бить ворону. Это подарок Большого Джона. Левка, с игрушечным монтекристо моего старшего братишки в руках, пробирается кустами в самую чащу, где уже делают костер и откуда несется веселая трескотня на английском языке. То-то будет потеха!

План действий давно созрел в моей голове. Напугать надменных англичанок, выставить «джентльмена» Джоржа в самом непривлекательном свете — новый замысел Лиды Воронской.

Мы пробираемся сквозь кусты, беззвучно смеемся, и оба преисполнены задора.

— Стоп! Мы у цели. Стоп!

Я командую шепотом и останавливаюсь. Левка берет ружье на прицел: дулом на воздух.

— Ну, штука! — говорит он шепотом, захлебываясь от восторга. — Ах, чтоб тебя, придумаешь!

И тот же восторг отражается в его черных глазах.

Перед нами поляна. Посреди пылает костер. Вокруг костра, важно рассевшись на пестрых пледах, все семь барышень и два молодых человека с аппетитом уничтожают тартинки, изредка перебрасываясь короткими английскими фразами. Джорж Манкольд важно оделяет всех молоком из огромной бутыли.

— А ну-ка, Левка, свистни. Пора! — шепчу я моему спутнику, загораясь необузданной жаждой шаловливой проделки.

Левка знает уже, что должна означать моя фраза.

У ссыльных есть свой особый посвист, которого так боятся мирные горожане Ш. За этим посвистом следует обыкновенно какая-нибудь проделка. И, разумеется, такой посвист должен произвести потрясающее впечатление здесь, в лесу.

Все участники пикника веселы и беспечны. Молли кокетливо улыбается и кушает тартинки, едва раскрывая рот, как бы для того, чтобы убедить всех, как он у нее мал и изящен. Алиса гордо поводит глазами и что-то оживленно говорит о «мисс Лиде», то есть обо мне. Все остальные англичаночки пожимают плечиками.

Все это по моему адресу, я отлично понимаю. Ага! Так-то! Отлично!

— Мисс Лида, — говорит Джорж и прибавляет что-то очень остроумное, должно быть, по моему адресу, и взрыв смеха оглашает поляну.

Но, увы! Ему не суждено длиться долго… Левка, приложив палец ко рту, издает ужаснейший свист.

— А-а-а-а! — вопят барышни, вскакивают с травы и начинают метаться по поляне, собирая остатки провизии в корзины.

— Пли! — снова шепчу я Левке, и в тот же миг щелканье монтекристо и выстрел моего бульдога, а за ним другой, третий и четвертый оглашают лес.

Дружный визг проносится вслед за этим по лесной чаще.

Я выглядываю из кустов и вижу: Мэли и Лиза бегут, взявшись за руки, прямо в кусты и визжат, как поросята. Елена от страха опустилась траву. Алиса схватила самовар и стала в оборонительную позу. Бен, отчаянно жестикулируя, уговаривает Кетти и Луизу не волноваться. А те мечутся по поляне, не находя места, куда скрыться.

— Ссыльные! Разбойники! — вопят они по-французски, обе бледные, как смерть.

Молли, с подкосившимися от страха ногами, сидит на траве и лопочет что-то, а храбрец Джорж, забыв все на свете, трясущимися руками льет молоко из своей огромной бутыли прямо на великолепную прическу Молли и на ее воздушное батистовое платье.

Едва сдерживая смех, я стреляю еще раз в воздух и выхожу на поляну.

Мимо меня метнулось что-то длинное, высокое, рыжее и худое, и фалдочки Джоржа скрылись в кустах.

Храбрый джентльмен, вместо обещанной защиты барышень, предпочел дать тягу.

Не владея собою, я заливаюсь смехом. Бен, сразу поняв, в чем дело, вторит мне с самым добродушным видом. Барышни успокаиваются, и суета на поляне понемногу прекращается.

— Прошу прощения! — говорю я вежливо. — Мы с Левкой пробовали оружие, а то негодный ястреб повадился воровать цыплят у нас на мызе; надо же найти на него в конце концов суд и управу. Но что с вами, m-lle Молли? — прибавляю я совсем уже невинно.

Голова Молли, ее пышный шиньон прически белы и мокры, точно от снега.

— Боже мой! Молоко! О-о! Джорж не очень-то храбр, по-видимому. Но где же он, однако? — говорю я, едва удерживаясь от смеха, в то время как Левка просто катается по траве.

Молли, злая и надутая, как индюшка, приводит себя в порядок при помощи сестричек.

— Глупая шутка! — ворчит она сквозь зубы. — Можно было напугать до смерти.

— Слава Богу, однако, никто не умер! — подхватываю я весело, но мгновенно замолкаю при виде вылезшего из кустов Джоржа.

Его шляпа потеряна. Рыжие волосы в беспорядке. Он смотрит испуганно и смущенно лепечет что-то о разбойниках — ссыльных, стрелявших в лесу. Он поистине жалок, и я могу быть удовлетворена вполне. Сестрички и Бен всячески успокаивают его.

Мы с Левкой молча раскланиваемся и исчезаем.

А лето подвигается все дальше и дальше, на редкость жаркое лето. Знойно дышит большое озеро, накаленным воздухом несет от леса. Даже близость реки не помогает.

У Вари головные боли повторяются теперь ежедневно, приводя ее в отчаяние.

— Вся надежда на Царицу Небесную! — говорит она мне часто. — Захочет исцелить Владычица Казанская. Помнишь, ты мне давала книгу, в которой рассказано, как исцелилась девушка по милости Божией Матери от хронической болезни ног? Вот скорее бы Казанская пришла.

А праздник Казанской иконы Божией Матери приближается. Это видно по всему: множество духовенства съезжается в маленький город; огромное число молящихся едет и идет сюда; церкви украшаются по-праздничному; на городской площади идут приготовления к ярмарке и гулянью.

Нашим прислали почетные билеты на места У окон городской управы, мимо которой пройдет крестный ход. Но мы с Варей упросили отпустить нас «в народ», чтобы видеть чудотворную икону близко-близко, чтобы получить возможность очутиться под нею хоть на минуту, когда ее понесут в процессии, высоко поднятой над головой.

Этого хотела Варя.

— Я чувствую. Я чувствую. Лишь только Владычица очутится надо мною, мои головные боли пройдут, исчезнут навеки, — шептала она мне в религиозном экстазе. — Исцелюсь я, Лидочка; только ты попросись у твоих отпустить нас в толпу.

И я просила, молила об этом и папу-«Солнышко» и маму-Нэлли. После предостережений держаться в стороне, не лезть в «самое пекло» разрешение это нам было дано.

Наступил наконец давно ожидаемый день. С утра в безоблачном небе палило солнце. В двенадцать часов мы вышли из дома: «Солнышко», мама-Нэлли, дети, Варя, Эльза и я. Два заранее приготовленных городских извозчика повезли наших с Эльзой по направлению к улице, где помещалась городская управа. Я и Варя, в простых ситцевых платьях, с легкими шарфами вместо шляпок на головах, как настоящие богомолки, пустились пешком навстречу крестному ходу.

«Солнышко» перед тем, как сесть в наемную коляску, долго и тревожно убеждал меня присоединиться к ним, отменив решение идти в толпу. Но я взглянула на замкнутое лицо Вари, на ее бледные сжатые губы, на решительные глаза, говорившие: «Все равно я пойду одна, если ты откажешься. Пойду непременно. Потому что там исцеление и счастье для меня».

— Ну разумеется, их не переупрямить обеих! — пожимая плечами, произнес раздосадованный отец. — Держитесь в стороне, по крайней мере. А то ведь задавят вас. Ради всего святого, прошу вас, подальше от толпы.

— Ну конечно, «Солнышко», ну конечно! Будь спокоен!

Я вижу в его глазах тревожные огни. Лицо мамы-Нэлли тоже неспокойно.

Ах, я не могу отступить, родные мои. Не сердитесь на меня.

Когда извозчик отъезжает, отец оборачивается еще раз и кричит:

— Помните. В два часа ждем вас в управе. А то беспокоиться будем! Возвращайтесь скорей.