Наталья Евдокимова - Боруэлла Страница 14

– Есть хочу! – закричал он с порога, даже не успев снять кроссовки.

– Я тоже! – закричала я ещё громче, подняв руки вверх. После чего спохватилась, вернула на лицо кислую мину и снова скрестила руки.

Подумать только – уже двенадцать часов, а ребёнок, то есть я, не кормлен! Это наблюдение помогло мне прийти ещё к одному выводу.

– Кстати, а чего это мы не в школе? – подозрительно спросила я.

– Потому что нас там нет! – выкрикнул Боря из-за дверцы холодильника. – Правда, Петька?

– Ага, – подтвердил Петька, продвигаясь на кухню. – Нас там нет, потому что мы здесь. А что у нас здесь?

И тоже заглянул в холодильник. Я заинтересовалась и тоже подошла к этому нехитрому устройству. Ничего интересного там не оказалось, потому что там всё было холодным.

– Это будешь? – спросил Борька Петьку, доставая из холодильника кабачковую икру.

Петька пожал плечами.

– А это? – снова спросил Борька.

Через полчаса, вывалив все продукты на стол, мы остановились на бутербродах с сыром. Жевали молча. Вдруг Петька поднял вверх вытянутую ладонь и согнул её крючком. Борька тут же поставил вытянутую ладонь параллельно столу. Я насторожилась и смотрела то на Петьку, то на Борьку. Игра это такая, что ли? В ответ на Борькин жест Петька растопырил пальцы, после чего собрал их вместе и снова согнул крючком. Борька же показал ладони, окрещённые буквой «икс». Петька поднял указательный палец вверх, Борька приподнял брови (а сама я их уже давно приподняла). Петька кивнул (я на всякий случай отчаянно замотала головой, но на меня не смотрели). Борька опять приподнял брови. После чего тоже согнул ладонь крючком. Петька растопырил пальцы и завертел ладонью возле виска. Борька постучал пальцами по макушке. Петька замотал головой. Борька поднял вверх большой палец. Тут я не выдержала и показала им кулак! Поднесла каждому под нос! Персонально! Они посмеялись и больше не жестикулировали. Только Петька как-то странно на меня смотрел…

Я, наверное, никогда бы не разгадала их разговора. Если бы не приснившийся через неделю сон. Снился мне такой же разговор, как будто прокручивали киноплёнку (я даже себя видела!), но ещё и шли субтитры. Вот такие:

Петька: Ну как уговоры?

Борька: Да никак!

Петька: Эльку превращал?

Борька: Не-а…

Петька: Я тут кое-что придумал.

Борька: (Приподнял брови=удивление, недоверие, лёгкое одобрение).

Петька: (Кивок=утверждение, подтверждение, тяжёлое одобрение).

Борька: (Приподнял брови=повторное удивление, повторное недоверие, повторное лёгкое одобрение).

Борька: И чего ты придумал?

Петька: Ну, я его перепревращу немного.

В этой… в мозговой области.

Борька: А это не опасно?

Петька: (Замотал головой=отрицание, порицание, запрет).

Борька: Здорово! Давай!

Мой кулак: (не переводится).

Но всё это я поняла, как я уже говорила, к сожалению, позже. А сейчас…

– Ну что, Элька, – радостно сказал Петька, подмигнув. – Прогуляемся по городу, совершим кучу полезных дел?

– Ага! – с энтузиазмом сказала я и побежала одеваться.

Поиски вдохновения

Братья (один почти троюродный, второй почти родной) перед прогулкой завязали мне множество косичек, и на конце каждой было по маленькому бантику. Я, правда, пыталась заставить расчёску забастовать, но эти расчёски такие воображалы, что… А сама сопротивляться Борьке с Петькой я не могла. Не знаю почему. Полюбила я их, что ли, как родных?

Борька с Петькой всё время задавали какие-то глупые вопросы:

– А волосы на человеке тоже говорят? – спрашивал Борька, заплетая косички.

– Нет, только состриженные…

– А мои кроссовки что говорят? – спросил Петька, обуваясь.

– Петька, лучше этого не слышать! Твоя мягкая детская психика может быть серьёзно травмирована!

– А всё-таки?

– Они только одно слово постоянно повторяют, – застенчиво сказала я.

– Какое? – хором спросили Петька с Борькой.

– «Двигай-двигай-двигай» – это говорят отечественные. А твои, Петенька, слово «move» повторяют.

Я подумала, стоит ли к этому списку добавить словарный запас резиновых сапог, но решила, что лучше не надо…

Таким образом, выяснив, что говорят ключ, замок, лифт (который наконец-то заработал!) и ещё много других вещей, мы выбрались на свежий воздух. Хорошо хоть они меня не спросили, как изъясняется воздух!

– Вот, Элька, смотри туда внимательно, – сказал Борька. – Видишь, мальчик скачет? Это Сивка. Он всегда скачет. Ну-ка, крикни голосом его мамы что-то подозрительно-обвинительное!

– Я не знаю голоса его мамы, – развела я руками. – Могу твоим голосом крикнуть, если хочешь.

– Не, моим не надо… – Борька сразу поскучнел.

– Ну, блин, – нелитературно сказал Петька. – У нас в руках такое… такая Элька, а мы не можем придумать чего-то сногсшибательного! Чтобы страх в глазах и волосы дыбом!

– Элька, а ты сама подобным образом развлекалась? – поинтересовался Борька. – Не могла же ты не применять свои таланты!

– Применяла, было дело, – немного уклончиво сказала я. – Шипела, как сбегающее молоко, например. Всем нравилось, вызывали на «бис».

– И всё? – удивился Борька.

Я попробовала почесать затылок, но сильно мешали косички. Пришлось дёрнуть себя за косичку, да к тому же сделать вид, что мне это понравилось.

Честно говоря, поразвлечься я и сама была не против, но учитывала также, что из каждой ситуации нужно пытаться извлечь выгоду! Кстати, раньше за собой я таких размышлений не замечала. Вернее, если они и были, то их не к чему было применить…

– Для выдумок необходимо вдохновение, – начала терпеливо разъяснять я. – Для вдохновения необходимо особое состояние. Для особого состояния необходима причина. Для причины…

– Мороженое будешь? – спросил практичный Петька, перебив меня в самом начале лекции.

Мне оставалось только кивнуть.

Уже через минуту я держала в руках сливочный рожок. Прежде чем наброситься на него с уничтожительной целью, я прислушалась. Мороженое ничего не говорило. Вернее, это мне сначала так показалось. Потом я услышала мелодию – тихую-тихую и очень приятную. Я до сих пор ещё не встречала более музыкальных продуктов! Даже есть жалко было. Но себя-то ещё жальче! Я же ни разу не пробовала мороженого!

Через три минуты по моей просьбе (а орала я громко) Борька с Петькой купили мне ведёрко с той же холодной смесью. Правда, они говорили, что целое ведёрко мне одной не съесть, но я лишь отобрала у них две лишние ложки, села на бордюр и принялся за вторую серию музыкального произведения под названием «Мороженое и я».

Второе такое же ведёрко получить было сложнее. Жадные они всё-таки, эти мои братья! Не могут выполнить такой простой просьбы!

– Тебе не кажется, что ты чего-то не доработал? – шёпотом спросил Борька у Петьки.

Петька пожал плечами. Я в это время устраивала голодную забастовку и лежала перед прилавком.

Но есть в мире этом замечательные люди! Со словами «На, только уйди отсюда!» продавщица дала мне ещё одно славное, холодное ведёрко с мороженым!

Так я нашла самого доброго человека в мире! Второго после меня, конечно же. Гордо прошествовав мимо Борьки с Петькой и показав им язык, я снова уселась на бордюр и ела мороженое уже не спеша, съедая всего по одной ложке в десять секунд. Боря с Петькой встали за спиной и вовсю обсуждали моё якобы ужасное поведение. На своё бы посмотрели, жадины!

Когда мороженое всё-таки закончилось, я всё никак не могла в это поверить, и поэтому сосредоточенно грызла пластмассовую ложку и с грустью смотрела на пустое ведёрко.

– Ну? – немного насмешливо спросил Борька. – Пришло твоё вдохновение, обжора ты мелкая?

– Да. Я готова, – сказала я и икнула.

Великие свершения

Вообще-то я соврала. Это самое вдохновение не прощупывалось ни в одной из бродящих мыслей.

– Сейчас, – сказала я после того, как Петька с Борькой наконец-то перестали смеяться.

В это время мы шли мимо проезжей части, где машины с пешеходами выясняли свои нелёгкие отношения. Разговора машин было не разобрать. Ещё бы, каждая бурчала что-то себе под нос! То есть под фары.

– О! – обрадовался я. – Могу поработать полицейским свистком! Просто и недорого!

– Уши надерут… – уныло сказал Борька. – Ты бы ещё полицейской дубинкой поработать предложила.

– Думай, голова, думай! – сказал Петька и легонько постучал кулаком по моей голове.

– Честно говоря, у меня туда желудок временно переместился, – призналась я. – Очень сложно одновременно переваривать и мысли, и еду. Никак не привыкну к этим унизительным особенностям человеческого организма.