Андрей Жвалевский - Шекспиру и не снилось! Страница 15

Милка затушила свою сигарету и обвела присутствующих внимательным взглядом.

— Ну что? Кто следующий? Давайте быстро, нам еще нужно будет кухню проветрить.

Девочки потянулись к пачке, с опасением глядя на надрывно кашлящую Ксюху.

— Не, не бросать! — прикрикнула на Ксюшу Милка. — Первую нужно до конца скурить! А то пацаны не будут внимания обращать!

— Что за дурь? — вырвалось у Тани.

На нее зашикали.

— А ты не знаешь, так молчи, — отрезала Милка, — кто следующий?

По очереди девочки затягивались, кашляли и учились красиво тушить сигарету. Только Полине удалось закурить красиво. Она не покраснела, не захрипела, а выпустила изо рта красивую струйку дыма. Милка аж рот раскрыла от неожиданности.

— Ты что, раньше курила?

— Нет, — пожала плечами Полина, — как-то само получилось.

— Ну ты прям молодец, — похвалила ее Милка, — способная…

Тане, вдруг, стало так завидно, ей так захотелось, чтобы Милка и ее похвалила, что она цапнула со стола сигарету.

Она была тонкая и мягкая. Пахла ментолом. С ней в руках Таня сразу почувствовала себя очень взрослой…

Но тут рядом опять надрывно закашлялась Ксюша, Таня позорно испугалась и сунула сигарету в карман.

— Да что ж ты дохлая такая? — не удержалась Мила.

— Может, у меня аллергия? — прохрипела Ксюха.

— Да скажешь тоже — аллергия! На сигареты аллергии не бывает, это ж тебе не апельсины какие-нибудь!

Девочки покурили еще несколько минут. Потом настежь открыли окно и стали заветривать следы преступления.

— Окурки в мусоропровод! — командовала Милка. — В ведре мама их может найти. И не трепитесь кому попало. Пацанам особенно. А то будут у меня сигареты стрелять, а мне самой мало… Это ж так затягивает… Раньше я даже не каждый день курила, а теперь прям еле в школе высиживаю…

Настя начала сочувствовать Милке, Ксюша продолжала кашлять.

— Да иди ты уже домой! — не выдержала Мила. — Невозможно же! Уши от твоего кашля болят!

На глазах у Ксюши блеснули слезы, и она выбежала из кухни.

— Ты чего? — удивилась Таня.

— А чего она? — огрызнулась Кислицина. — Дохлятина…

Таня выскочила вслед за Ксюшей и догнала ее возле лифта. Они молча спустились вниз, молча дошли до школы и разошлись каждый к своему дому. На свежем воздухе Ксюхе стало полегче, кашель из надрывного перешел в обыкновенный.

— А чего это от тебя табаком так несет, а? — встретила Таню в коридоре мама. — Ты где была?

Таня совершенно не ожидала наезда и беспомощно захлопала глазами.

— В подъезде было накурено, — выдавила она из себя после приличной паузы.

— Я тебе дам по подъездам шляться! — тут же завелась мама. — Узнаю, что куришь — руки оторву!

— Да я не курю! — взвилась Таня.

Она была единственной из всей сегодняшней компании, кто так и не рискнул закурить.

— Я тебе покажу врать! — не останавливалась мама. — Я буду жаловаться классной! Меня не слушаешь, так в школе тебя выведут на чистую воду!

У Тани от обиды и несправедливости даже руки затряслись. И она, чтоб мама этого не заметила, сунула их в карман. А там… Сигарета…

Выслушав пятнадцатиминутную мораль, Таня дозрела:

— Я в магазин схожу, — перебила она маму и отправляясь к двери.

— Хлеба, молока и муку, — сказала мама. — И быстро. А то опять будешь по подъездам торчать…

Таня выскочила из квартиры, захлопнув за собой дверь.

В беседке за школой было противно. Воняло бычками, гнилыми листьями и туалетом. Но Таня приняла решение, и отступать уже не собиралась.

Достала из кармана сигарету. Зажгла спичку. Затянулась. Дым противно защекотал горло, но Таня держалась. Не кашляла. Неожиданно из глаз ливанули слезы, а их даже нечем было вытереть. В одной руки — пакет из магазина, который противно поставить на заплеванную землю, во второй сигарета…

— Не веришь мне… Не веришь? Ну так получи! — шептала Таня и хлюпала носом. — Назло теперь буду курить. И по подъездам шляться! И вообще…

А Танина мама стояла, прижавшись лбом к оконном стеклу, и думала о том, что это такой стресс — воспитание подростка…

Сочинение

Авторы благодарят Артемия за предоставленное изложение.

Настоящее, между прочим!

Практикантка попалась очень старательная. Чуть что — в крик, а у самой глаза испуганные-испуганные. И руки дрожат время от времени. Ее даже жалко было, поэтому мы все как-то перемигнулись и не стали доводить девчонку. Типа, она тут главная, а мы ее все такие слушаем и ловим каждое слово.

Зря мы с ней так. Не понимает человек хорошего отношения, на шею садиться начинает. Но мы все равно терпели, только время от времени ржать начинали. Ну как тут удержишься, когда это чудо в очках заявляет:

— Мой педагогический опыт говорит…

Конечно, Радомский за нее тут же заканчивает тоненьким противным голосом:

— …«Беги отсюда!»

Ну, и еще пару раз. Но в остальном вели себя по-человечески. Так она стала каждый урок то изложения, то сочинения задавать. И все на тупые какие-то темы. Например, прочитала занудный текст о пользе чтения и приказала:

— А теперь пишите изложение! Не меньше ста двадцати слов!

Ну, мы повздыхали и сели писать. Только Владик почему-то застыл и уставился в одну точку. Вообще странно. Он как раз читает много, даже на переменах в книжку утыкается.

— Рожко! — строго окликнула его училка. — До звонка десять минут!

Владик вздрогнул и растерянно осмотрелся. Все пыхтели над листочками. Тогда он вздохнул и тоже взялся за ручку. Успел, как ни странно, первым. Сразу после звонка сунул изложение практикантке и смылся домой — литра последней была.

А на следующем уроке началось!

Училка вызвала Рожко к доске и сначала его песочила: «Да как ты мог! Да что ты себе позволяешь!» А Владик стоит такой, как будто не его тут ругают. Нам прям интересно стало, чего он там написал, в своем изложении. Наоравшись, практикантка сунула листок Рожко и приказала:

— Читай! Пусть твои товарищи поймут, какую галиматью ты насочинял!

Рожко пожал плечами и принялся читать:

— «Чтение — это круто. Читать надо, чтобы быть умным. Собирайся всей семьей, читай книгу вслух. Во время такого чтения… что-то происходит, вот. Телек и комп — отстой, чтение вслух рулит. Ненавижу изложения. У меня дома сотни книг, и я могу распределить по разным полочкам. Но на особой полке — книги, которые мы так читали. Герои оживают, бла-бла-бла и т. д. Читайте дома вслух! Мы следим за вами. Приду — проверю!!!»

Владик молодцом держался, читал себе, как будто какого-нибудь Пушкина, даже голос ни разу не дрогнул. А мы все к концу «изложения» реально валялись. Радомский с Витькой на парте лежали и стонали от смеха. Практикантка поглядывала на класс с победным видом.

— Вот видишь, Рожко, — произнесла она, когда он опустил листик, — все твои друзья над тобой смеются!

— А вы уверены, — спросил Владик, — что это надо мной?

А у самого глаза такие честные-честные. Тут даже эту дурочку пробило. Она, наверное, что-то просекла, пошла пятнами, выхватила у Рожко его изложение и выбежала из класса. Пацаны к Владику подскочили, стали по плечам его стучать:

— Круто! Прикол! Ты ее сделал!

И девчонки тоже влюбленными глазами смотрят. Они после того случая с 8 марта вообще к Рожко неровно дышат. А Владик стоит и улыбается как-то криво.

Наверное, он предчувствовал, чем это все кончится. Практикантка завучу настучала, та родителей вызвала. Пришла Рожковская мама, полчаса там сидела в компании с классной и практиканткой. Что они там говорили, никто не слышал. Только один раз Кислицына не удержалась и заглянула — типа классную искала. Но она услышала только окончание фразы мамы Владика:

— …я в его возрасте свой протест резче высказывала…

И Милку тут же погнали из кабинета. А потом оттуда вышли практикантка и классная. Причем практикантка уже не в пятнах, а вся сплошняком красная. Классная ее в сторонку отвела, что-то шепчет, явно успокаивает. А та отвечает громко, чуть не на всю школу:

— Это изложение, а не сочинение… Причем тут современная литература?.. Он не имеет права!..

И так далее в том же духе. Но вдруг классная прямо к уху практикантки наклонилась и что-то прошептала. Практикантка заткнулась и задумалась. На этом разговор и закончился.

Прошло пару дней. Мы уж решили, что учителя решили все на тормозах спустить, но когда литра закончилась (она опять последней была), училка спокойно так говорит:

— Все свободны, Рожко, останься.

Понятно, что после таких заяв полкласса никуда не пошла. Интересно же. И вообще — как бы протестуем. Тогда она объяснила:

— Изложение Рожко я принять не могу. В нем… — тут практикантка паузу сделала для эффекта, — не сто двадцать слов, а шестьдесят пять. Так что, Владимир, придется переписать.