Ирина Пивоварова - Тройка с минусом Страница 15

Да, если бы пятый «А» не был так возбуждён, Алик Спичкин давно погрузил бы его в тяжкое дремотное состояние.

– Суффиксы бывают… э-э-э… бывают… – тянул Алик Спичкин.

Слушать это было невыносимо.

– Садись, Спичкин, – произнесла Нина Петровна. – Ставлю тебе три с минусом.

Спичкин оживился и пошёл на место. По дороге к своему столу он всё более распрямлялся и, наконец, стал важным и гордым. Спичкин не знал урока и был доволен, что Нина Петровна поставила ему не двойку, как он заслужил, а три с минусом. Ему было приятно, что только что все своими глазами увидели и своими ушами услышали, как Нина Петровна к нему хорошо относится.

Но пятому «А» сегодня было не до этого. Скрытая полемика по поводу классного журнала всё не утихала. И не принимали участия в этой полемике всего только три человека во всём классе: председатель совета отряда Ира Сыркина, человек серьёзный и дисциплинированный, её сосед Сергей Агафонов, которого всё это мало интересовало, и Аня Залетаева, которая была сегодня очень бледная и, видимо, плохо себя чувствовала.

Нина Петровна написала в тетрадке фамилию «Спичкин» и вывела напротив неё три с минусом. До звонка оставалось две минуты.

Нина Петровна закрыла тетрадку и встала.

Её любимые ученики сидели перед ней. Вот они все перед ней как на ладони. Лица у них славные и открытые. Кажется, что никто из них никогда не может сделать ничего плохого. Но это, видно, только кажется. Потому что кто-то из них, кто-то из этих славных ребят украл классный журнал. Совершил такую странную, дикую и ничем не объяснимую выходку. Да, видно, плохо она ещё знает своих учеников…

В классе было тихо. Все, как по команде, подняли головы и уставились на Нину Петровну. Все как будто чего-то ждали.

– Ребята, – сказала Нина Петровна, – я должна сказать вам одну неприятную вещь… В нашем классе произошло… произошло… произошла… – И Нина Петровна замялась, не в силах выговорить слово, которое жгло ей язык, страшное слово «кража».

Пятый «А» не сводил с неё глаз. И тогда Нина Петровна собралась с духом и сказала:

– Вчера, ребята, в нашем классе произошла очень неприятная вещь. После уроков я оставила на окне классный журнал, а когда вернулась, его уже не было. Он исчез.

При этих словах Алик Спичкин подскочил на месте, Тося Одуванчикова схватилась за голову, Гвоздева и Собакина, как по команде, охнули, Фёдоров со свистом втянул в себя воздух и выпучил глаза, Ира Сыркина, наоборот, закрыла глаза и беззвучно открыла рот, Рудик Антонченко схватил себя за нос и изо всех сил его дёрнул, что происходило с ним только в минуты наивысшего волнения, а Витя Синицын сказал: «Вот это да!» – и почесал макушку.

После этого наступила полная тишина.

Пятый «А» безмолвствовал.

Но в безмолвии этом чуткая Нина Петровна почувствовала тревожные нотки, ибо это безмолвие напомнило Нине Петровне безмолвие леса перед надвигающейся бурей.

Нина Петровна взглянула на сидящих перед ней Гвоздеву и Собакину. Они как будто оцепенели. Их спины вытянулись. Их лица подались вперёд. Они жадно ловили каждое её слово. Они хотели знать, что же дальше… Дальше-то что?!

– Ребята, – сказала Нина Петровна, – я думаю, что это недоразумение. Я в вас верю, ребята. И я даю вам два дня. Я надеюсь, что не позже чем через два дня журнал вернётся на своё прежнее место… До свиданья, ребята.

И Нина Петровна вышла из класса.

Классное собрание

И тогда с пятым «А» произошло что-то страшное.

Пятый «А» взорвался.

Грохот и звон ударили в светло-салатные стены, задрожал от грохота учительский стол, стёкла задребезжали во всех четырёх окнах, закачалась над классом электрическая лампочка, со стены свалился гербарий.

Менделеев на портрете высоко поднял брови и осуждающе взглянул в пространство между полом и потолком, сотрясаемое одновременно тридцатью семью пронзительными голосами, грохотом тридцати семи отодвигаемых стульев и взмахами тридцати семи пар рук.

Чёрт знает что творилось в пятом «А»!

Ни один самый догадливый человек не смог бы понять, что тут происходит. О чём кричат во всё горло эти восемнадцать мальчишек и девятнадцать девочек и чего они хотят?

И только два человека во всём классе хранили молчание. И это были круглая отличница и гордость класса Аня Залетаева и круглый двоечник и мелкий хулиган Сергей Агафонов.

В общем невообразимом шуме Аня Залетаева сидела тихо-тихо. Она пристально глядела на жёлтую полированную крышку стола, и ни кровинки не было в её лице.

А Сергей Агафонов, сложив руки на груди, с таким невозмутимым и бесстрастным видом глядел перед собой, как будто он находился в тихом скверике, где клевали крошки стайки воробьёв, а на лавках дремали старички и старушки.

За дверью оглушительно заливался звонок, но его не было слышно в пятом «А». Только было слышно, как из раздражающего уши шума вылетали пронзительные крики: «Мусорное ведро!!! Журнал!!! Форточка!!! Воры!!!»

И вот когда этот страшный гвалт дошёл до последней степени и когда у любого из вошедших могла бы уже просто лопнуть голова, – в этот момент вышла вперёд председатель совета отряда Ира Сыркина и подняла руку. И странное дело, шум, как по команде, стих.

Все с пылающими щеками и блестящими глазами глядели на Иру Сыркину.

– Никто не выходит из класса, – скомандовала Ира Сыркина.

Но никто и не думал выходить. Даже Агафонов.

– Садитесь по местам, – скомандовала Ира Сыркина. – Высказываться будем по очереди…

Пятый «А» подчинился. Авторитет Иры Сыркиной действовал безукоризненно.

За дверью гулкой радостной толпой проносились отдыхающие от умственной нагрузки пятый «Б» и пятый «В», а весь пятый «А» в полном составе сидел в классе.

– Кто первый хочет высказаться? – сурово спросила Ира Сыркина.

– Я! – в один голос выкрикнули двенадцать человек и встали.

Остальные двадцать четыре тоже закричали: «Я! Я! Я!» – и вытянули вперёд руки.

– Тише! – приказала Ира Сыркина. – Не все сразу! Синицын, высказывайся!

– Его воры стащили! – не успев встать, закричал Витя Синицын. – Я знаю! Я точно знаю! Сейчас бандитская банда в Москве орудует, классные журналы похищает!

– Чепуха! – отрезала Ира Сыркина. – Гвоздева, говори!

– Его нянечка в мусорное ведро кинула, – волнуясь, заговорила Гвоздева. – Вот помереть мне на этом месте, нянечка! Она, наверно, подумала, что это просто так, какая-нибудь книжка ненужная…

– Тётя Вася в отличие от тебя книжки на помойку не выкидывает, – не дослушав её, сказала Ира Сыркина.

– Это я книжки выкидываю?! – возмутилась Гвоздева, но её перебил Сеня Мордюков, который вдруг выкрикнул прямо с места и без очереди:

– Да нет, он в окно улетел! Был сквозняк, и он – фьють! – и в окно…

– Правильно, – подхватила Кадушкина. – Запросто в окно! Да какие там воры! Кому он нужен? Да мне сто рублей заплати, я бы его не взяла!

– А мне – тысячу! – заявил Сеня Мордюков.

– А мне – миллион!.. А мне – секстильон!.. А мне – сто миллиардов! – раздалось в разных углах класса, и снова, снова поднялся шум.

Ира Сыркина недовольно поморщилась.

– Ребята, давайте ближе к делу! – сказала она. – Ну что вы все чепуху какую-то говорите! Ну при чём тут деньги? Как вам только не стыдно! Мы же выясняем, куда делся журнал!

И тут с места поднялся Алик Спичкин. Щёки его горели. Глаза его… О! Глаза его были сейчас какие-то странные!.. В них что-то было такое… Какая-то тайна, что ли. Да, да, мы не побоимся этого слова! Именно тайна светилась сейчас в глазах Алика Спичкина. И встал он так важно и так торжественно… Все взоры невольно обратились к Алику. А Алик встал и секунду помолчал – видимо, для пущей важности. И вот он сказал:

– Я знаю, куда делся журнал. Вот тут некоторые заявляют, что его не стащили… А его стащили! (Слово «стащили» Алик произнёс чрезвычайно отчётливо, медленно и громко.) Да-да, его стащили. И я это докажу.

Пум! И Алик как подкошенный плюхнулся на свой стул. Это твёрдая нога сидящего сзади Агафонова пнула Алика под колени.

– Ага! – закричал Алик. – Вот видите? Мне не дают сказать! Но пусть все слышат! Меня не запугаешь! Я разоблачу это подлое преступление! Преступник будет наказан!

И, обернувшись, он с бесстрашным видом поглядел прямо в невозмутимые жёлтые глаза Сергея Агафонова.

Пятый «А» с немым изумлением взирал на эту сцену…

В лице Агафонова не дрогнул ни один мускул.

– И-эх! – сказал Агафонов. Он глядел на Алика так, как глядят на таракана или на какую-нибудь летучую мышь, и всему классу было видно, что по каким-то причинам Сергей Агафонов не слишком любит Алика Спичкина. Не слишком, не слишком его любит. Даже, наверно, и вовсе терпеть не может…

– Моль бесхвостая! – сказал Агафонов и плюнул.