Федор Камалов - Здравствуй, Артем! Страница 15

Приняв решение ехать, мы мешкать не стали. Только оружия у нас не было достаточно: «воздушна» — стартовый пистолет Сережкиного брата — и тяжелый охотничий нож моего отца. А денег совсем не было.

— Продадим велосипеды, — предложил Отшельник. — На такое дело не жалко!

В одно воскресенье мы отправились за город и в первой же деревеньке лихо продали три велосипеда прижимистому старику. На велосипедные деньги купили двенадцать буханок хлеба и шесть килограммов конфет. Путь предстоял сложный — поездом до Одессы, оттуда в трюме попутного теплохода — через океан — в Америку.

В тот же вечер попрощались со своим городом. Знайте все — мы уехали не грибы собирать, не сады обворовывать, не с Волохом с соседней улицы разбираться, а помогать народу освобождаться от тирана!

Мы подобрались близко к сортировочной горке. Вдоль длинного товарного состава ходил усатый железнодорожник. Я его спросил:

— Этот состав, случайно, не в Одессу направляют?

Он хмуро сказал:

— Как это ты угадал!..

В углу одного из полуоткрытых вагонов — знаете, такие без крыши — лежали огромные рогожи. Мы зарыли в них тяжелый рюкзак и счастливо притаились сами. Скоро состав с лязганьем стал вытягиваться на главный путь.

И пош-ш-шли, пош-шли, пошли, поехали, помчались, понеслись мы стальной дорогой к своему героизму. К героизму, из которого могло и не быть возврата назад. Про-ща-а-йте!

Вслед за нами спешило тяжелое вечернее облако, притворялось быстрым, летучим. Но за нами ему было не удаться. В грохоте колес пришла первая железнодорожная ночь, облако растворилось в небе, словно медуза в море.

Над вагоном зажглась яркая голубая звезда, и мы сказали себе, что это наша звезда, и устроились спать на рогожах, переглядываясь со своей путеводной звездой.

Ночью мы просыпались, подталкивали друг друга кулаками, переговаривались шепотом. Поезд иногда подолгу стоял на станциях, дергался. Его, кажется, постоянно растаскивали и обновляли. Но наша звезда неугасимо сверкала над железной дорогой, над всем миром — наш вагон не трогали.

Утро и весь следующий день поезд то стоял, то подпрыгивал на хорошем ходу. Мы торопливо «глотали» километры и терпеливо грызли черствеющий хлеб, заедали им конфеты.

В нас тогда все перемешалось. Вроде игра, и в то же время витало рядом приключенческое слово «вдруг». Вдруг мы и в самом деле доберемся до Чили…

— Оружия у нас нет, — сказал я. — Отшельник, тебе нужно приготовить хорошую речь!

Отшельник вытащил из рюкзака блокнот и карандаш, отсел от нас и забубнил:

— Слушай нас, измученный народ Чили!

А колеса все стучали, стучали — на юг, на юг! У нас от конфет внутри все слиплось, и страшно хотелось пить, но мы этого друг другу не говорили, а терпели до вечера, пока поезд не встал на перегоне у мостика через речку. Мы напились студеной воды до того, что с трудом влезли обратно в вагон.

Под ворохом рогож мы пережили несколько коротких гроз.

К вечеру второго дня, по нашим расчетам, мы должны были подъезжать к Черному морю. Здесь уже и сердца застучали сильнее, и говорить мы стали вполголоса.

— Уже и небо другое! — шепотом восторгался Сережка. — Немного бледнее и немного синее, чем в Москве!

— Здесь морского кислорода больше! — авторитетно объяснил Отшельник.

Мы ехали, мчались, вдыхали южный воздух.

— Чш-ш, граница рядом!

На одной вечерней станции состав долго перекатывали по путям, он весь издергался, и вдруг наш вагон неожиданно легко покатился под горку.

Потом со скрипом отъехала дверь, и показалась черная железнодорожная фуражка.

— Те-те-те! — сказала фуражка. — Транзиты-паразиты! Вылезай, приехали!

Мы вылезли, прихватив рюкзак.

Над большим вокзалом пылало громадное слово — «Москва».

Куда же мы мчались три дня? Что, все эхо время катались вокруг Москвы?

— Пошли! — сказал нам железнодорожник.

— Куда?

— На кудыкину гору.

И мы, точно, полезли на гору, где оказалось здание железнодорожной милиции. Железнодорожник сдал нас здоровенному кудрявому лейтенанту.

— Куда, мальчики, навострились? — спросил лейтенант.

Сережка брякнул:

— В Чили.

— Что, что?

Терять уже было нечего, я подтвердил:

— В Чили.

— А что, в России вам тесно? — спросил лейтенант.

— Да нет, знаете, мы не просто так собрались, мы едем на вооруженную борьбу, — солидно сказал Отшельник, делая свой вклад в наше саморазоблачение.

— Елки зеленые! — лейтенант взлохматил кудри. — Может, у вас и оружие есть?

— Есть, но мало! — сказал я. — Если бы вы нам еще два пистолета дали! — Теперь-то, два года спустя, я могу заявить, что сказал так нарочно…

На хохот лейтенанта из другой комнаты вышел еще милиционер, длинный и сутулый. Он мрачно посмотрел на нас.

— Откуда чижики?

— Это не чижики, это вооруженный отряд! — смахивал слезы, сказал лейтенант. — У тебя случайно не завалялась пара лишних пистолетов? Нужны им для одного дела!

Потом шутки кончились. Сутулый милиционер повел нас узким коридором в глубь милиции. В маленькой комнате уточнил интересующие его подробности и заключил:

— Я бы вам такое Чили прописал…

— Железная дорога сейчас подсчитывает убытки! Два дня вагон занимали, знаете, сколько стоит?! Всю жизнь платить будете!

Да, не хотелось бы оказаться его сыном. У такого отца попробуй получи двойку или пролей за обедом компот — отхватишь пятнадцать суток.

— А как же поезд? — вспомнил Сережка. — Дядька же говорил, что к Черному морю!

И вот примчались за нами наши матери. Сережкина мать взяла сына обеими руками за голову, посмотрела в глаза и расплакалась. Моя мама молча взяла меня за руку и вздохнула. Зато с Отшельником что было: мать сначала хотела ухватить его за ухо, но постеснялась. Досталось философу!

Отшельник говорит: «Река начинается с родника, а жизнь с вопроса».

Ленка спросила:

— Артем, почему нет человека, который ответил бы на все «почему»?

Однажды Отшельник получил странную телеграмму: «Встречайте чукотского друга». Кроссворд. У них с матерью все друзья жили не дальше нашей улицы.

— Может, ты пошутил? — допытывалась у Отшельника мать.

— С чего бы мне над собой шутить! — ответил Отшельник.

— Значит, ошибка, — решила мать.

Но скоро пришла вторая телеграмма: «Приезжаю такого-то». Мать заволновалась. Мать с Отшельником притащили с базара арбуз, а из леса ведро грибов. Мать состряпала душистый грибной пирог, напекла всяких рогулек и застелила стол праздничной скатертью.

А никакого друга не было. Мы напрасно прождали весь день, а вечером сами сели за стол и принялись есть заготовленные сладости. И только разохотились, только по зеленой шкуре арбуза побежала трещина, открывающая алое, сочное нутро, в дверь поскреблись.

— Можно?

Мы все вскочили.

Дверь открылась и пропустила какое-то существо. Мы сразу даже не поняли: мужчина это или женщина? Длинные светлые волосы спускались ниже плеч, обрамляя широкоскулое лицо с нежной желтоватой кожей. На ногах мягкие, красивые сапожки. И вот эта человечина сказала с порога интересное слово:

— Дирастуйте!

Первой опомнилась мать Отшельника: она больше нас видела в жизни.

— Здравствуйте, проходите! Вот сюда, рядом со мной. Ребята, режьте арбуз, что вы!

Какой там арбуз! Мы уставились на это чудо среднего рода. Наступило неловкое молчание. Потом Сережка ляпнул:

— А вы парень или девушка?

Мать Отшельника замахала руками, но оказалось, что как раз такого вопроса не хватает для начала беседы. Существо засмеялось и заговорило на тарабарском языке, и понемногу выяснилось, что оно парень, действительно с Чукотки, с самого мыса Уэлен. Зовут парня Ульяном. Он разносит на Уэлене почту. Разносить ее на Уэлене иногда ой как худо. В сильный шторм ветер забрасывает красную рыбу на крыши домов. В такие дни он сидит на почте и читает все газеты подряд.

— Я пьёнерской газьете тивой расисказ видел, Мишья, адриес тоже видел, думаю, отупуск тибе ехать надо! — закончил он, широко и светло улыбаясь всем.

Нас эта история потрясла и восхитила.

— Да вы угощайтесь, арбуз вот берите! Ребята, человек с дороги, а вы насели!..

— Я подарики привез…

Ульян втащил оставленный в сенях огромный белый чемодан, в котором могли бы уместиться и медвежья шкура, и соболя, и рыба всякая, и вообще половина мыса Уэлен. А Ульян вытащил из чемодана:

костяную фигурку,

несколько костей,

серый грязный камень.

— Вот эта мой диед был! — Костяная фигурка изображала старика, сидящего на корточках у костра. Это я так подумал, что у костра, потому что по бубну плясали крошечные красные блики. — Это медвединый, как это, на ногах… йе, когть. Это китова зуб, кит есть злой, большой голова. Это волка тири зуба!