Александр Панов - Жизнь только начинается Страница 15

Костя щелчком отбрасывает папиросу, переворачивается на живот.

— Бежать надо, Юрка. И чего ты не видел здесь?

— Я согласен, я давно хочу…

— Уедем на Черное море! Не хочу я клапаны изучать.

— Лучше в горы! Там приключения всякие…

— Эх, ты! А на море нет приключений? Утонуть можно. Шторм как закатит на двадцать баллов…

— Сказанул! Самое большее бывает тайфун в тринадцать баллов.

— Не придирайся, я к примеру. Красивее моря ничего нет. А на лето поедем в горы. Ладно?

— Ладно, — быстро соглашается Юрка.

— Надо бежать сейчас, — соображает Костя, — потому что через час начнется групповое собрание. Опять жевать мою фамилию начнут. — Костя встает. — Решено — сделано!

— С ума ты сошел, что ли? Надо маршрут обдумать. — Юра вынимает из кармана сложенную вчетверо карту. — Изучим маршрут. Садись.

Костя смеется.

— Чего изучать-то? Поезд довезет.

— Думаешь, Миклухо-Маклай или Пржевальский глупее тебя были? Однако без карты и компаса они никуда не ездили.

— Дурак твой Маклай! Поезд куда хочешь довезет.

— Он в Новую Гвинею ездил.

— Где это Гвинея, зачем он туда убегал?

Юра безнадежно вздыхает. Плохо человеку, если он совсем не читает книг. И все-таки с Костей ехать веселее. Только не сегодня и не завтра. Надо поговорить с Олей. Почему она перестала заниматься с ним? Хочет, чтобы он учился самостоятельно? Оля не понимает, что ему с ней легко домашние задания выполнять и учиться… Надо было все сказать ей, когда были вдвоем в кино. Она ведь ни за что не догадается, что он ее любит. Если Оля не станет с ним готовить уроки, тогда прости-прощай… Узнает, какой он, Юрка.

— Ты смотри, не выступай против меня, без тебя найдутся, — перебивает Костя мысли Юрки.

Да, Юра совсем забыл про собрание. Юра вообще никого не любит обижать. Он может даже похвалить, если Костя захочет.

— Хвалить не надо, не поверят тебе. Не вмешивайся, сиди и молчи, как рыба. А с побегом, действительно, придется обождать, — решает Костя. Надо получше приготовиться, выждать удобный момент.

На собрание Ярков явился, когда все уже собрались. Вошел он с привычной независимой усмешечкой. Хотел сесть на заднюю парту, но Оля указала на первую.

— Поближе садись, — сказала она официальным тоном.

Иван Сергеевич несколько раз выглядывал в окно: не идет ли Галина Афанасьевна? Но вместо замполита пришла вдруг тетя Ксения. Она уселась на задней скамейке рядом с Полевым, сложила на парте свои морщинистые загорелые руки и сказала:

— Можно мне, товарищи, так сказать, вне очереди? Я коротко.

— Выступайте, тетя Ксения, — наперебой закричали воспитанники.

Тетя Ксения встала, прошла за учительский стол. Словно разыскивая кого-то, внимательно оглядела учащихся.

— Труд надо уважать, — строго начала она. — Будь то труд уборщицы или инженера, кастелянши или токаря. Это вы не раз слышали. Мне стыдно об этом вам напоминать, честное слово, стыдно! А приходится… Ведь рядом урна, ну брось папироску туда. Так нет же, закидывают окурки под кровать, под тумбочку или растопчут на полу. — Тетя Ксения шумно вздохнула и повернулась к Яркову. — Рядом стул, а он сидит или, еще хуже, лежит в одежде на кровати, да еще книжечку в руках держит. Книгу читает культурным хочет быть, а на постель одевши валится. Говорю ему, а он хоть бы шевельнулся, ровно стенке говорю. «Ты что, глухой? — кричу. — Ведь постель грязнишь!» «А чего ей сделается», — отвечает. Такой вредный — пока меня не рассердит, не уйдет с кровати.

Ярков слушает внимательно, нет-нет да усмехнется.

— Так вот, я надеюсь на вас, ребята, и прежде всего на комсомольцев. Возьмите его в руки. Он портит культурный вид комнаты.

Тетя Ксения, пытливо посмотрев на Костю, прошла на свое место.

— У тебя мать есть? — с места спросил Иван Сергеевич. — Помнишь, как она после стирки не могла спину разогнуть?

— У нас машина стирает, — вставил Саша.

— А снимать белье с постелей, относить, вынимать из машины, гладить кто должен? Не все машина делает. Я, например, на одни брюки полчаса ухлопаю… Кто-нибудь видел, хоть раз, чтобы я бухнулся в одежде на постель? — Иван Сергеевич выждал. Ребята молчали. — Не видели. Потому что, кроме всего прочего, я не хочу спать на грязной постели.

— Ну хватит, — замахал руками Костя. — Я ведь не нарочно. Сяду невзначай, а вставать неохота. — И, повернувшись к кастелянше, сказал: Не волнуйтесь, тетя Ксения, больше не буду. Слово даю.

Оля, сидевшая за учительским столом, нетерпеливо поглядывала в окно. Увидев Петра Александровича, она обрадованно застучала карандашом по столу.

— Начнем. Вопрос один: о возмутительном поведении Яркова.

В класс вошел мастер, сел на свободную парту.

— Товарищи воспитанники, мы собрались, чтобы обсудить поведение Яркова… — чересчур громко начала Оля. Она прижала ладони к столу. — Все мы приехали в школу для того, чтобы выучиться и стать хорошими трактористами. А некоторые товарищи мешают нам учиться, как например Костя. — Оля указала на Яркова карандашом. — Он хочет быть героем, а не понимает, в чем заключается геройство. На уроках он хулиганит. Разве это геройство? В комнате он курит. Разве это геройство? В «орлянку» он играет, обижает товарищей, которые послабее. Ну какое же это геройство!? Я сейчас читаю книгу о Ким Ир Сене. В наши годы он уже командовал армией. Вот это герой!

Ребята ахнули и недоверчиво переглянулись.

— Ему было семнадцать? — не поверил Вася.

— После собрания вместе почитаем, — предложила Оля.

— А может, командовать армией легче, чем учиться? — осторожно заметил Митя.

— Не говори чепухи, — возмутился Иван Сергеевич.

Вытянув под партой ноги, Костя сидел в непринужденной позе. Только на Васю он украдкой бросал тревожные взгляды и старался догадаться: «Скажет про Федьку или нет?»

И когда Вася поднялся с места. Костя чуть побледнел, прикусил нижнюю губу и заерзал.

— Сколько мы еще будем о ним канителиться? — мрачно спросил Вася. Мы ему и то и се, а он хоть бы хны. Смотри, Костя, выгоним тебя из школы, тогда будешь знать…

— Ну и уйду, подумаешь, запугал, хоть сейчас уйду! — Ярков заморгал и вскочил.

— Сядь, Ярков, — Петр Александрович подошел к Косте и положил ему руку на плечо. — Сядь.

Ребята взволнованно перешептывались. Мастер обождал, пока вновь наступила тишина.

— Так-то тебе училище дорого? А куда ты пойдешь? Люди у нас везде одинаковые — советские, везде от тебя потребуют дисциплины. Мы вот стареем. Не вечно же мы будем управлять государством. Вам управление передадим. Но как можно доверить советскую власть таким, как Ярков?

Ребята переглянулись.

— Может ли Ярков стать хорошим трактористом? Может. Потом, если захочет, закончит институт, замечательно будет работать — и, пожалуйста, назначат его министром, скажем, сельского хозяйства.

Ребята рассмеялись: «Какой же из него министр?» Но Ярков не смеялся. Опустив голову, он задумался.

— Это, конечно, мечта, — продолжал мастер, — и хорошо было бы, если бы за Костю не я мечтал, а он сам. Но я уверен, что он никогда об этом не мечтает.

— И что вы на меня все набросились? — вдруг закричал Костя. — Как будто я хуже всех. У меня отец и братья на войне погибли. Я, может быть, больше вас натерпелся всякого. Уйду я, уйду из вашей школы! Не могу больше!

Закрыв ладонями лицо, Костя вдруг всхлипнул. Потом выпрямился, зло оглядел изумленных товарищей и выбежал из класса.

Глава двадцать первая

СВОИХ СЛОВ НЕ НАШЕЛ

«Голубой комбайн! Почему ребята не восхищаются? Это же голубой комбайн! На нем Панька прославился». Вася сердито оглядывает воспитанников, внимательно слушающих мастера, не выдерживает и взбирается на машину, крепко обхватывает пальцами руль. Петр Александрович прерывает объяснение, хмурится.

— Он первый раз видит эту машину, он из России приехал, — торопливо говорит Оля. В блестящих больших глазах Васи такое удовольствие, что ребята улыбаются и просят мастера:

— Пусть посидит.

— И я тоже хочу, я тоже из России, — кричит Юра и неловко карабкается к товарищу. — Дай подержаться за руль, — толкает он в плечо друга.

Если бы Панька не работал на голубом комбайне, Вася, пожалуй, разочаровался бы в этом агрегате. Не таким его представлял себе Вася. Комбайн должен быть огромным, как дом. А этот совсем маленький! Оказывается, инженеры добиваются того, чтобы машина была не громоздкой, а компактной. Чтобы как можно меньше было в ней узлов, деталей, поменьше затрачивалось на нее металла, а главное, чтобы машина хорошо, безотказно работала.

— Голубой комбайн — машина сложная, — объясняет Петр Александрович. На долю голубого комбайна выпала нелегкая задача. Изо всех культур труднее всего собирать хлопок. У пшеницы, например, комбайн срезает колосья, а хлопчатник срезать нельзя, у него коробочки на кустах, на кусте их много и вверху, и у самого корня. Сложность не только в том, чтобы аппаратом охватить весь куст, но и в том, чтобы выбирать из коробочек все волокна до единого. Мы скоро поедем на завод сельскохозяйственных машин, посмотрим, как создается голубой комбайн.